ПЕШКОВ И ГОРЬКИЙ

Выдвигается также весьма сомнительный тезис о том, что беллетрист-дебютант Пешков "поставил эксперимент по расщеплению личности, взяв себе псевдоним Горький". Далее дается ссылка на авторитет Евгения Замятина, хотя свидетельство друга Горького не только не подтверждает этот экстравагантный тезис, а скорее опровергает его. "Они жили вместе - Горький и Пешков, - пишет Замятин. - Судьба кровно, неразрывно связала их (ничего себе - расщепление! - В.Б.). Иногда случалось, что они спорили и ссорились друг с другом, потом снова мирились и шли рядом. Их пути разошлись только недавно: в июне 1936 года Алексей Пешков умер, Максим Горький остался жить". На самом деле эксперимент по расщеплению произвел В.Тополянский, с той лишь разницей, что, по его убеждению, умерли оба они - и Пешков, и Горький. Раз и навсегда.

Реальная общественно-творческая судьба писателя Горького нашего автора не интересует. Его интересует болезнь Пешкова. Отдадим ему должное - он прилежно поработал над сбором добытых, прежде всего другими, материалов (статья занимает в газете целую полосу). Нарисованную картину, впрочем, можно было бы еще расширить. Состоянием здоровья Горького была озабочена российская общественность еще в 1901 году, когда его заточили в Нижегородский острог за революционную деятельность. Но честный толкователь этого эпизода биографии писателя добавил бы, что свидетельства врачей (в частности, В.Золотницкого) рисовали ситуацию явно в пользу пострадавшего, с расчетом на его скорейшее освобождение. И приехавший в Нижний художник Нестеров в письме своему другу Турыгину с удовлетворением сообщал, что месячная отсидка в остроге не очень отразилась на здоровье А.М., но либеральный режим в тюрьме вооружил его многими любопытными впечатлениями они немедленно нашли выход в творчестве (пьеса "Мещане" - об этом я писал не раз в связи с находкой неизвестного письма сына начальника нижегородского острога Горькому по поводу угрозы притеснений в середине 30-х годов, которые отпали сразу после немедленного горьковского ответа).

С другой стороны, картина у Тополянского расширяется за счет материалов, явно отживших свой век (опровержение примитивной версии о коробке отравленных конфет, присланных будто бы Горькому Сталиным).

Но гораздо важнее, как трактуется последняя болезнь писателя (неплохо бы при этом автору вспомнить своих предшественников-союзников: еще в 1990 году была в "Вопросах литературы" опубликована обширная статья Владимира Баранова). А со страниц той же "Литературки" широкий читатель впервые узнал содержание ценных воспоминаний родных и близких, находившихся при писателе в самые последние его дни (публикация 1989 г.).

Я был вынужден опубликовать письмо в редакцию "Придуманная мистификация и реальная фальсификация" ("ЛГ" от 04.09.96), где называю и цитирую статьи из выходившего за рубежом "Социалистического вестника", которые, по категорическому заявлению В.Тополянского, никогда в нем не появлялись. И придумал-то я эти статьи, чтобы утверждать: вот причина для сталинской расправы над Горьким (хотя в своих работах я называю другие, гораздо более веские основания). По правде говоря, с такой дикой фальсификацией за десятилетия научной работы мне приходится сталкиваться впервые.

В том же номере последовал ответ, суть и тон которого, не говоря уже о заголовке "Шумим, братцы, шумим", нет нужды комментировать после сегодняшней статьи. Тем более что в октябре в издательстве "Аграф" выходит моя книга "М.Горький без грима. Тайна смерти".

Не совсем ясно, однако, вот что: кто автор ответа? "Полемические красоты" - совсем в духе Тополянского. Но подпись отсутствует. Следовательно, ответ редакционный. Это уже придает делу совершено новый оборот. Значит, все измышления дилетанта берутся под защиту - вопреки уже давно сформировавшемуся мнению международной научной общественности. Мне кажется, история со статьей В. Тополянского заслуживает серьезного обсуждения с приглашением специалистов-горьковедов и писателей.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ И РЕЗЮМЕ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

Свидетельства очевидцев существенно расходятся с заявлением В. Тополянского о том, что Горький "двое суток никого не узнавал и угас, не приходя в сознание". Не соответствует действительности и заявление о том, что "в последнюю ночь умирающего окружали близкие"... Кто именно? Неизвестно. Однако известно, что в ночь на 16-е Горькому стало лучше. Он сказал находившейся при нем Марии Будберг, что они на этот раз как будто выиграли битву. И как раз после этого М. Будберг вытолкала насильно из комнаты медсестру Олимпиаду Черткову, сопровождая свои действия болезненными щипками, чем довела ту до слез, и осталась с писателем наедине. Финал мы знаем.

Сила воли больного была так велика, что он мог бы продержаться и еще несколько дней. Как знать, мог бы и выздороветь и прожить еще какое-то время, что уж никак не входило в расчеты его "высокого друга". Еще 8 июня Хозяин понял, на что способен этот упрямый старик. Тогда во время прихода Сталина со свитой для последнего прощания Горький вдруг поднялся со смертного одра, сел и с полным сознанием заговорил о литературе, о своих творческих планах на ближайшее будущее. Все, включая и Сталина, были буквально поражены этим чудом. Очевидно, не случайно один из лечащих врачей, в полной мере осознавая, насколько организм писателя был подточен болезнями, называл его все же могучим. Нельзя же все эти (известные в общем-то) обстоятельства игнорировать!

Сталин не мог уповать на стихийный исход болезни. Мудрый вождь исповедовал четко сформулированную им же истину: есть человек - есть проблема; нет человека - нет проблемы. Что как не болезнь было наиболее благоприятным фоном для решения проблемы. А решать ее следовало без промедления, потому что на 18 июня давно была запланирована встреча Горького с Андре Жидом (кто бы мог подумать, что старик дотянет до этого числа? А вдруг да чудо совершится еще раз, и наговорит он французскому вольнодумцу Бог знает что!).

Я нарочно задержался с перечислением тех, кто убежденно провозглашает или с разной степенью аргументированности доказывает, что Горький был устранен по сталинскому приказу. Теперь пора напомнить их имена. На основании привлечения огромного фактического материала один из первых к идее "устранения" пришел Мишель Нике из Нормандии. Еще раньше с полной категоричностью заявлял об этом работающий ныне в США автор блестящей монографии о Борисе Пастернаке Лазарь Флейшман, глубоко анализирующий общественный фон его биографии: "Факт убийства Горького можно считать непреложно установленным". Из отечественных горьковедов я назвал бы Лидию Спиридонову из ИМЛИ, покойного Леонида Резникова. И, конечно же, одного из ведущих отечественных филологов, человека с мировым именем Вяч. Вс. Иванова, назвавшего свою статью с воистину обезоруживающей прямотой, исключающей всякие кривотолки: "Почему Сталин убил Горького". (Кстати, в недавней публикации об Александре Фадееве в "ЛГ" Вяч.Вс.Иванов подтвердил верность идее своей статьи.) Той же точки зрения придерживаются историки Антонов-Овсеенко, Роберт Конвист, автор всемирно известной книги "Большой террор": "Все свидетельства показывают, что Горький умер неестественной смертью". Это же убеждение исповедуют и писатели, причем относящиеся к Горькому совершенно различно: его сподвижник Шкапа и последовательный оппонент Солженицын. К такому же выводу склоняется бежавший на Запад и хорошо осведомленный в тайнах Кремля разведчик Вальтер Кривицкий, автор сенсационно разоблачительной книги "Я был агентом Сталина".