Когда его ввели, он не смотрел на меня. Думаю, он знал, что, подняв глаза, взглянет в свои собственные. Или мои… Наши.

Он имел мое лицо, такой же цвет волос, даже маленькую родинку вверху. Но были и небольшие отличия: он был легче меня фунтов на шесть или на восемь и носил другую одежду. Это был комбинезон из цельного куска блестящей зеленой материи, с карманами на груди.

Я сказал сам «себе»:

– Доминик! Взгляни на меня!

Молчание. Второй Доминик не ответил.

Я попробовал снова:

– Доминик! Ради Бога, скажи, что случилось!

Тогда он поднял глаза (но не на меня), он взглянул на настенные часы, что-то подсчитал в уме. Затем повернулся ко мне и сказал:

– Доминик! Ради Бога, я не могу!

И пропал…

Когда прозвучал звонок, я держал одну руку на баранке руля, готовый рвануть, а другую высунул в окно, показывая левый поворот. Мое внимание было приковано к уличному регулировщику, который раздражающе много болтал, забыв о дорожном движении на Мичем-Роуд. Моя голова распухла от закладных, условий и приемлемых заемов армии так или иначе, я еще должен искупаться после ужина со своей подружкой. Был вторник – а значит, самое время для купания. Ведь иногда в будни после наступления темноты водные спасатели смотрят на купающихся без одежды сквозь пальцы.

Звонок разнес все вдребезги.

Я не переносил трезвонящий телефон – и рискнул. Убрал руку с руля и поднял трубку: «Говорит Доминик Де Сота! Я вас слушаю!» Только это сказал, как полицейский вспомнил про дорожное движение и властно махнул рукой.

Это произошло слишком неожиданно.

Водитель междугородного трамвая видел, что я медлил, и поехал через перекресток как раз в тот момент, когда я дал газу. Телефонистка на другом конце линии сказала что-то похожее на китайский или язык индейцев чокто. Это не было ни одним из этих языков – просто связь была неточно настроена. Вы же знаете, как они работают к концу смены! Устало и немного небрежно, они без всякого сожаления врезаются в ваши частоты. Я не понял ни одного слова. Мне было наплевать на это, потому что двадцатитонная масса вагона преградила мне дорогу. Водитель не мог развернуть трамвай, и оставался только один путь, где я мог избежать столкновения. К несчастью, в центре этого пути стоял полицейский…

Я не сшиб его, но в этом была только его заслуга. Он сумел отскочить в сторону. Всего-навсего в сторону. Так что я чуть-чуть подпортил его ботинки, но не млел пальцев.

Я не сержусь на него за вручение повестки. На его месте я поступил бы так же и даже хуже. Я не имел бы к нему претензий, если бы он дал сдачи – но полицейский не сделал этого. А просто задержал меня на три четверти часа, приказав остановиться на обочине у лесопарка вместе с другими штрафниками. Он был совершенно спокоен: попросил лицензию и внимательно изучил ее. Потом ушел распутывать дорожный беспорядок. Вернулся и спросил о другом: чем я занимаюсь, долго ли живу около Чикаго и знаю ли я, что автомобиль должен уступать дорогу трамваю…

В промежутках между вопросами я пытался возвращаться к звонку. В моем бизнесе мы живем телефоном: кто-нибудь звонит вам и просит закладную, а если вы не окажете эту услугу, он обращается к конкурентам. Кроме того, отдельные звонки вызывали тревогу. Это было отчаянием. Без сомнения, вы никогда не держали в своем автомобиле сразу два телефона. Единственное, что мне приносило удовлетворение от этих причудливых вещичек, – это то, что они прекращали звонить, как только я был связан с абонентом.

Когда я отозвался, на другом конце были шокированы:

– Вы не представляете себе, мистер Доминик, – сказал женский голос, – сколько мне пришлось звонить, чтобы найти вас!

– Наверное, очень долго, – предположил я, – пока не наткнулись на другого. Это не мистер Доминик, а мистер Де Сота. Доминик Де Сота.

Выпад не дал никакого отпора. Вместо этого она возмущенно сказала:

– Вы ошибаетесь – частота правильная!

Обманув ее ожидания, я подключился на ее частоту.

– Вызов мог быть совсем для другого! Однако, полагаю, с моим именем!

– предположил я, но в этот момент вернулся полицейский и спросил, были ли мои родители иностранными подданными и не болен ли я заразными болезнями.

Он раздраженно ушел, увидев, что я болтаю по телефону вместо того, чтобы раскаиваться в грехах.

– Не принимайте это близко к сердцу! – сказал я телефонистке.

Взял повестку в суд. Битые полицейские ботинки. (Метафора!) Обещание, что это никогда не повторится. (Пылкое!) Поехав со скоростью тридцать две мили в час, я желал, чтобы остаток дня прошел более удачно. Этого не случилось, хотя в дороге не было никаких намеков на плохое. Грета не ответила на звонок – наверно, ушла в супермаркет за покупками или еще куда-нибудь. Она должна прийти на пляж лесопарка Мехтаб-ибн-Баузи ближе к ночи. А я еще не договорился насчет некоторых закладных и даже не попросил вернуть рекламные проспекты.

И я поразился, поистине поразился, когда совершенно скрипуче и пронзительно в прерванном звонке услышал – я почти был уверен в этом – слово «ФБР».

Я начинал как торговец… Истинная правда! До окончания колледжа я занимался настоящей торговлей. Затем перешел в кредиторы.

Если я говорю кому-либо, что маклеры живут более интересной жизнью, чем агенты по продаже недвижимости, то на меня изумленно пялятся. Тем не менее, это на самом деле так! У кредиторов масса хлопот. Выделаете явью людские грезы. Вы видите, что нет более занимательного народа, чем мечтатели. Временами меня совсем не трогают их мечты, потому что лишь немногие из фантазеров – трогательные молодожены. Я не знаю, понимают ли они, что приходят с выгодным тарифом – пять с половиной (иногда пять или пять – восемь процентов), но они получают нужную сумму. Занимают тысячи долларов, платят года два или три, получив увитый виноградной лозой коттедж своих снов. И я один из тех, кто помогает им осуществить свою мечту. Думаю, это более подходящий выход, чем занимать где-нибудь в большом банке у чиновника. Около Чикаго этого не происходит, если только вы не родственник какой-нибудь шишки, и этот магнат, разумеется, не итальянец. В банковском деле это арабы. Необычно не это: много ли банков в Америке, которые не субсидируются арабами? Конечно, не очень много из них процветает и расширяется. В банковском деле у меня нет будущего – но арабы не беспокоятся об обслуживании так, как маклеры-кредиторы.