– Нам нужно раскачать остальных, Найла. Может быть, вы исполните нам что-то вроде Берга?

Сенатор пошевелился: очевидно, его снова беспокоила спина.

– Берг? Это такое пронзительно писклявое? Вам это и в самом деле нравится, Найла?

Хорошо, концерт Берга не нравится никому. Это все равно что любить слона. Нравится вам или нет, вы вынуждены за ним ухаживать. Ко я хотела исполнить лучшую его часть. Дома я не могла это сделать, ведь чикагский Оркестр-Холл не подходит для такой вещи. Он хорош, скажем, для Бетховена или Брюса – они так ритмичны и мелодичны, что оркестр даже не слушает себя. Ко для произведений, подобных Бергу, акустика оркестрового зала не годилась.

Когда я объясняла это Джеку Кеннеди, я отметила, что он не слушает: глаза смотрели в упор, но пронизывали меня насквозь, и он рассеянно помешивал вилкой рис. Я решила, что это из-за спины. Как и Лави…

– Ах, сенатор! – вмешался он с добрым юмором русского медведя. – Почему вы не едете в Москву показаться нашим врачам? Наш медицинский институт имени Джугашвили – в честь деда, а не меня – имеет лучших в мире хирургов!

– А что, разве они могут поставить мне новую спину? – проворчал Кеннеди.

– Пересадить спину? А почему бы и нет? Доктор Азимов – лучший трансплантатор в мире! Он пересадил триста восемьдесят пять сердец, не говоря уже о печенках и яйцах. Я не знаю всего точно, поговорим в Москве, когда пройдет первая в мире успешная пересадка геморроя… Ицек сделает это!

Засмеялась я, улыбнулась и Джекки. За столом смеялись все, кроме сенатора. Он едва улыбнулся, – но улыбка тотчас потухла на его губах.

– Сожалею, Лави! – сказал он. – Но боюсь, что сегодня мое чувство юмора работает не очень хорошо! – Он положил вилку и повернулся. – Гэри? Вы сказали, что привезли Джерри Брауна? Я имею в виду нашего…

– Да, сенатор! Его нашли в штате Мэн, но полет задерживается из-за плохой погоды.

Сенатор состроил на лице гримасу, потирая свою спину.

– Из-за погоды, говорите? – сказал он и махнул дворецкому для смены тарелок. – Господь знает, что сделает Браун! Я думаю, наш Джерри хотя бы подскажет о своем коллеге-двойнике.

К разговору присоединился Харт:

– Я хочу лучше понять действия этих ребят. Может быть, нам стоит набрать их двойников и нанести ответный удар?

На меня никто не взглянул, кроме Джекки.

– Найла! – сказала она. – Вы, конечно же, знакомы с Домом Де Сота?

И я поняла, зачем пригласили именно меня: не говоря открыто, Джекки дала мне почетный статус его жены… или невесты. Лучше она и не могла ко мне обратиться, ведь репутация Дома стала абсолютно туманной.

Она продолжила:

– Я считаю, вы разговаривали с Де Сота, прежде чем он уехал в Мехико.

Тактична! Конечно же, проболтался помощник Дома!

Интересно, он что-нибудь говорил о причинах?

Я заколебалась:

– Не знаю, слышали ли вы о том, что произошло в Сандии.

Лаврентий сказал:

– Полагаю, да, милая миссис Боуквист! Даже я что-то слышал!

– Вы можете говорить открыто! – подбодрил сенатор. – Даже если это и было секретом, то не теперь!

– Хорошо, сенатор говорил что-то о собственном двойнике… Точно… кажется, у него были те же отпечатки. Они хотели устроить очную ставку.

– Все сходится! – торжествующе сказал Гэри Харт. – Так мы и думали, сенатор! Человек по телевидению не был настоящим Домом Де Сота!

Сенатор кивнул и сделал дворецкому знак:

– Мы будем пить кофе в моем кабинете, Альберт! – И всем нам: – Давайте взглянем еще разок на того парня!

Мне было необходимо время, чтобы осмыслить сказанное. Мы находились в громадном кабинете (больше моей комнаты в Чикаго), достаточно большом для военных совещаний и секретных встреч. Здесь находилось четыре телемонитора и огромный экран, имелся видеомагнитофон. Джек Кеннеди сидел в углу рядом с кондиционером и дымил сигарой, наблюдая ретрансляцию лица Дома, которое говорило его голосом невозможные для Дома слова. Я в это не верила.

Как и Джек.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил он у собравшихся.

Никто не ответил, и я увидела, что Харты повернулись ко мне.

Я удивилась, разве они считают меня виновной за неслыханное перерождение Дома? Морально, в конце концов… Я задумалась на секунду.

– Вы можете прокрутить запись снова? – спросила я дрожащим голосом и достала из сумочки очки, которые никогда не носила на публике. Я внимательно всматривалась в любимое лицо, вслушивалась в интонации и наблюдала за каждым жестом.

Еще сомневаясь, я ответила:

– Он выглядит более худым, может быть, это не он? Хотя, если изображение немного искажено… иначе…

– Иначе, – сказал Харт, – мы правы, сенатор! Это их Дом Де Сота!

– Я так и думала! – шепнула Джекки, протягивая руку к моему креслу.

Я почувствовала, как она по-матерински ласкает мое плечо. Мне хотелось поцеловать ее, я не знала, что творилось в моей груди. Ах, Дом! По крайней мере, ты мог быть неверным жене, но ты не был предателем!..

– Я думаю, Гэри, – сказал сенатор, – самое время просмотреть сводку новостей ЦРУ.

Он взял у помощника пачку листов, надел очки и стал читать верхнюю страницу.

Я не слушала и чувствовала огромное облегчение. Хотя меня по-прежнему беспокоили Ферди и Мэрилин, одна потрясающая боль притупилась. Еще оставалось время, и я могла успеть позвонить Ферди, может быть, на этот раз я решусь сказать ему то, чего боялась… Конечно, еще оставалась Мэрилин…

Что я думаю! Как я могу раскрыть тайну без согласия Дома? И даже не предупредив его.

Снова растворяясь в сомнениях, я смогла сосредоточиться на словах Джека Кеннеди.

– …два человека, – говорил он. – Первым был шустрый полицейский из Альбукерка. После него ловкая агентка ФБР, которая укатила на оккупированную телестанцию на велосипеде. Оба они беспрепятственно общались со вражескими солдатами.

– Вшивая у них охрана! – сказал Харт.

– Тем лучше для нас! – сказал Джек. – Во всяком случае, те не очень-то распространялись о военных делах. Но полицейскому и агентке ФБР удалось узнать различия между нашими мирами. Полагаю, теперь мы имеем довольно ясную картину.