– Простите, я должен идти!

Он осекся, нахмурившись.

– Думаю, мне тоже пора, – я услышала тревожные звуки. Почти неразличимый дальний орудийный огонь стал очень громким и исходил снизу. На улице грохотал бой.

На меня не смотрел никто. Всеобщее внимание было приковано к лестнице, уходившей в пентхауз президента. Вначале показались телохранители из спецслужб, следившие за каждым нашим движением. Они прошли через салон, приказав всем подойти к стенам, первый из них назвался:

– Дженнер, спецслужбы! Госпожа президент эвакуируется!

– Эвакуируется! – проворчал сенатор Кеннеди. – Какие-нибудь проблемы, Дженнер? Мы в опасности?

– Да, сэр! Если вы хотите уехать, то можете сделать это после эвакуации госпожи Рейган. Здесь есть проход через подземный гараж. Но подождите, пока не пройдут сопровождающие лица… пожалуйста! – добавил он и затем после раздумья сказал: – Сэр!..

Вниз по лестнице спустилась госпожа Рейган со своим окружением: много людей из спецслужб (три из них женщины), несколько полицейских из округа, во главе с генералом Гленном, полковник из женских вспомогательных войск (она несла коды для запуска ядерных ракет), трое или четверо из штаба, пытавшиеся поговорить с госпожой Рейган, когда она спускалась, держась рукой за перила. И она что-то отвечала. Я не поддерживала политику Нэнси, но даже при отступлении она смотрелась настоящим президентом!

Как только она вошла в лифт, остальные понеслись вниз по лестнице одним большим стадом. В конце я увидела Домов (трех Домов!) и двух русских ученых, еще каких-то бодрых типов.

Они остановились. Я замерла. В комнате внезапно загрохотало, люди затаили дыхание, издавая звуки удивления и беспокойства. Я не знаю, что это было… точно. Я увидела спускавшихся по лестнице людей, а потом все они вдруг испарились.

Стало холодно и… думаю, вы можете назвать это могильной тишиной (но с выстрелами!), как бывает в реактивном самолете, когда вы приспосабливаетесь к смене давления.

Затем прозвучало:

– Простите!

Сзади меня раздался хорошо знакомый голос.

– Неужели мы так никогда и не поговорим, Найла?

– Почему же? – я повернулась и взглянула в «свои» глаза. Они, улыбались.

В ее улыбке было что-то такое, что заставило меня посмотреть ниже. Она вытянула на уровне груди свои беспалые руки, и между ними выглядывало острое лезвие ножа, взятого с буфетного стола. Оно было направлено на меня.

Объектом считалась голова человека, вероятно, это следует назвать ее образом, так как она была размером с пляжный мяч и состояла из точек света. Со стороны представлялось, что так же могла выглядеть и Галактика, если бы была плотно упакована звездами. Большая часть из точек была бледно-голубого цвета, но внутри сферы показались зеленые, желтые, оранжевые и даже красные, подобно расходящимся линиям гангрены вокруг зараженной раны. Над сферой линии, которые могли бы быть зеркалами и которые отражали озабоченные лицо человека, но это были не зеркала. Волосы

– длинней или короче. Некоторые волосы имели желтовато-коричневый цвет, другие – бледный, какие-то жирные, некоторые – тонкие. «Теперь проводим синхронизацию! – дал команду сидящий. – Уверен, что мы можем проникнуть в этот мир. Я уже измерил гармоничность шестого порядка и по-прежнему распространяю… – Он остановился, чтобы взглянуть на несогласных, но таких не было. – Если это продолжается, – спокойно проговорил он, – я провожу проекции. Вероятность девять и девять, что в пределах стандартного года нарушения будут эффективно неограниченными и необратимыми!»

Никто не обратил внимания, когда я и Боуквист прошли в буфет. Если бы они внимательно посмотрели на ее лицо, то могли бы заметить неладное. Я приказала ей улыбнуться. За буфетом находилась ванная, а дальше дверь на лестницу.

Никто не увидел, как мы вошли туда.

– Подождем минутку, Боуквист! – сказала я, не спуская с нее глаз.

Она хорошенькая женщина. Не толстая, а лишь слегка круглей меня, по-другому пахла, а я редко пользуюсь духами. А почему бы и нет? Мужчинам это нравится, а мне нравится, чтобы мужчине нравилось во мне все, когда мы направляемся в постель. Но для Боуквист это было естественно, и она душилась постоянно. Кроме того, аромат испускали и ее волосы. Они были длинней моих на добрых четыре дюйма и падали мягкими локонами.

– Почему – Боуквист? – спросила я.

– Фердинанд Боуквист мой супруг! – ответила она, не подавая никаких признаков испуга (я бы так не смогла!).

– Так я и думала! Но мне кажется, вы слишком уж тесно прижимались к сенатору!

Найла промолчала. Хорошо, на ее месте, я поступила бы точно так же. Рада видеть, что эта красивая респектабельная женщина не была круглой дурочкой.

– Что вы собираетесь со мной сделать? – спросила она.

– Очень немногое, любовь моя! – ответила я. – Я узнала, что у вас где-то здесь комната… мы позаимствуем ее на время.

Как я и рассчитывала, двери распахнулись и вошел Мо, пригнавший двух Лари. Чужой был в унынии, а мой старый наложник кипел от ярости.

– Найла! Ты умом тронулась? – спросил он. – Я не знаю, что у тебя в голове, но ты не можешь…

– Заткнись, милок! – сказала я. – Мы только немножко пройдемся!

Это не было «немножко», и это трудно было назвать прогулкой, если быть точным. Мы опускались по лестнице: четырнадцать этажей, двадцать восемь пролетов. Даже внутри отеля были слышны звуки боев на улице и в залах.

Этого хватило, чтобы испугаться. Мой Лари занервничал.

– Найла, Бога ради! – запыхавшись, он плелся позади меня. – Что ты получишь от этого?.. Эти люди вначале стреляют, а потом спрашивают!

Я тоже истекала потом и была рада остановиться на минуту.

– Никто не сделает этого, глупец! – сказала я. – Они сначала спросят, с какой мы стороны. Мы можем оказаться с какой угодно!

«Вот только Найла Боуквист… – добавила я про себя. – Но кто решится в нее выстрелить? Во всяком случае, нам осталось только три этажа!»

Это правда, но что я не приняла во внимание, так это то, что в их времени Вашингтон мог оказаться зоной высокой преступности. Двери лестницы открывались только с одной стороны – хуже того, они были стальными и висели на таких петлях, которые не вышибешь плечом. Я с сомнением взглянула на Мо и спросила: