– Фен в ванной, – сказала она и хотела принести, но я остановила.

– Лари, принеси его и включи в розетку! – Это я обратилась к своему собственному. Обиженный, он ушел, и я слышала, как, он шумел, открывая дверцы шкафчика. – Что мы будем делать, так это торговаться! Они хотят то, что у нас есть, а я – то, чем обладают они!

– Что же это босс? – загрохотал Мо, нахмурившись над непонятным выражением.

– Они обладают порталом! А у нас есть заложники! – я любезно улыбнулась другой Найле и другому Лари. – Думаю, они раскошелятся за одну только Боуквист! – пояснила я свою мысль. – Ведь дружок кинется выручать свою подружку! К несчастью, у него нет портала! Теперь очередь за вами, доктор Дуглас! Я сделала вывод, что кое-кто жаждет заполучить за вас еще больше…

– О нет! – закричал он. – Бога ради, послушайте! Не возвращайте меня к ним! У меня есть лучшая идея!

– Слушаю! – сказала я, все еще улыбаясь.

– Может быть, нам стоит позаимствовать портал, не знаю, каким образом. Затем мы вернемся в ваше время и я научу, как его делать, как в своем времени научил других. Вы же хотели этого. До самой смерти я буду работать на вас, клянусь!

Я подумала:

– Возможно, это в какой-то степени, просто! – признала я. – Как мы получим портал? Вот в чем вопрос! – Я повернулась к Боуквист. – Здесь можете пригодиться и вы! Как вы полагаете, если мы поговорим с вашим славным дружком, он сможет ненадолго устроить нам портал?

– Понятию не имею! – холодно и тихо ответила она.

Какие тонкие манеры! Я любовалась Найлой и хотела быть такой же. В какой-то мере моему подсознанию льстило то, что и я могла быть такой же в другом мире, ведь я, в конечном счете, была ей…

– Что?

– Я сказала, – повторила Боуквист, – что с вашим дружком, кажется, что-то произошло! – она посмотрела на дверь ванной.

Через секунду до меня дошло, и я поняла, что она права. Шум в ванной прекратился, но Лари не возвращался. Я распахнула дверь.

Здесь негде спрятаться – и под раковиной, и в отгороженном душе (я раздвинула шторы, чтобы убедиться).

Его здесь не оказалось. Хотя других выходов, через которые он мог ускользнуть, не существовало, в ванной было совершенно пусто.

На этот раз я очень перепугалась и обернулась к Мо. Хотела сказать, чтобы он заглянул под кровать или еще куда-нибудь… Выражение лица Мо было озадаченным.

Потом выражение исчезло, поскольку не стало самого лица.

Что-то подобное…

Вначале я смотрела на него, а затем сквозь него, так как его здесь уже не было. Я видела только окно и оружие, снятое с убитого солдата, которое лежало на подоконнике. Но от самого человека не осталось и следа.

Я вдруг ощутила себя голой и испуганной. Я не подразумеваю под этим просто обнаженное тело, как тогда, когда я вышла из душа, я имею в виду беспомощность и беззащитность. Чисто рефлексивно я прыгнула к автомату.

Но не успела схватить его.

Комнату тряхнуло… И меня тоже не стало…

Они пролетели над зелеными полями Ирландии и находились в двухстах милях от Атлантического океана, когда закончили проверку билетов. Это нельзя назвать смехотворным, пассажиры были взволнованны и раздражены. Они чувствовали, что что-то здесь не так. Была необъяснимая задержка, они миновали ворота Хитроу и уже находились в воздухе, но диспетчер просил каждого предъявить свой билет. Это и было выполнено. Принято шестьсот сорок обедов, в воротах отмечено шестьсот сорок билетов – но в самолете находилось шестьсот тридцать девять пассажиров. Кто-то когда-то вышел в ворота с одного конца и не появился в другом. Несмотря на то что по распечатке с компьютера было проверено каждое сиденье на обеих палубах и во всех шести купе, включая восемнадцать туалетов и девять багажных отделений… они по-прежнему не знали, что случилось, хотя стало известно имя. «Хорошо! – угрюмо сказал экономист. – По крайней мере, мы знаем, что не ошиблись в подсчете. Но что мы скажем семье этого Джона Гриббина?»

Быть майором – это значит не быть им, когда у тебя нет отряда и твои парни далеко. Там идет сражение. Оружие, протащенное через портал без четверти одиннадцать, уже стреляет. Бой был кровавым, и я знал это: ведь, наблюдая портал возвращения, установленный под мостом, нельзя не видеть возвращающихся. Но я не смотрел на них, а только стоял с зажженной сигаретой в руке и ждал, пока кто-нибудь скажет мне, куда идти и что делать.

В целом операция выглядела ужасно. Возможно даже все потеряно. Новые группы пехотинцев, уходившие сражаться, уже не были головорезами с гордо поднятыми головами и ясными глазами, ссутулившись, они угрюмо брели в большой черный прямоугольник и молчали. Обратно возвращались единицы…

Те, кто возвращался, лежали на носилках медиков.

Сквозь портал возвращения доносились звуки оружейной стрельбы, бабаханье мортир и гранат. Даже воздух был более горячим и влажным. Он пах гарью и разбитой штукатуркой, дизельным зловонием танков.

Он пах смертью!

При других обстоятельствах это была бы прекрасная ночь, я вообразил себе прогулку вдоль реки, как моя рука обнимает прелестную девушку… Конечно, жарковато, но чего же еще вы ожидали от августа? Этот вечер был знойным, хотя на небе ни одной звезды, раздавался постоянный «зап-зап» наших стробов (их дюжины). Я считаю, теперь они уже не могли обвести вокруг пальца русские спутники, но они замечательно смотрелись, освещая дырявые облака.

Тем не менее, обстоятельства складывались плохо. Я был очень далек от того, чтобы меня могли назвать героем. По крайней мере, мне дали другую одежду – брюки и рубашку из ближайшего супермаркета – и я больше не смотрелся таким болваном во взятом напрокат смокинге. Но это ощущение не проходило. Я более чем ничто. Я сделал шаг назад, уступая дорогу громыхающему полугусеничному транспортеру с грузом носилок, и столкнулся с другим безработным зевакой.

– Извините! – сказал я, затем увидел на воротнике генеральские звезды. – Боже мой! – вымолвил я.

– Нет, майор Де Сота, – грустно сказал генерал Магрудер. – Это всего лишь я!