Оборачиваюсь. Подготовленный вездеход с опущенным тентом похож на пресс-папье.

Талип возится около машины. Укладывает охотничью справу, рыбные снасти.

- Куда ты тащишь эти бочки? - поворачивается и бежит Славка к Талипу.

- Как куда? Под рыбу, мешки под дичь.

- Да ты что, спятил, люди едут свободой подышать, а не на заготовки. - Славка запрыгивает в кузов и сбрасывает тару.

- Бросьте, ребята, дурака валять, - говорю я и иду готовиться в дорогу.

- А что, бочки мешают дышать тебе? - ворчит Талип и снова ставит их в кузов. - Если рыба залезет в сети или схватит наживу, обратно ее в воду толкать? Да? - Талип смотрит в бумажку-памятку. - Кружка ек, ложка бар, бурчит он, - теплая обувка Андрейке... Куда ее сунул?

- Талип! Соли побольше клади, утям на хвост насыпать, - зубоскалит Славка.

- Ты что, Вячеслав Иванович, - щурится Талип, - ты чувство боевого товарищества имеешь или ты шарлатан? Зачем топор не берешь?

- Не думаешь ли ты, пехота, что мы на лесозаготовки едем? - скалит зубы Славка. Снимает с барабана колечками трос. Укладывает топор. И зовет Талипа. Трос они перерубают на гусенице.

Мы с Андрейкой собираем лодку из алюминиевых трубок. Каркас-то собрали, но никак не можем сообразить, к чему крепится руль. Главным конструктором - Андрей.

- А сейчас, - говорит он, - эту кишку будем напяливать на эту рыбину. - Действительно, каркас похож на обглоданную рыбину. Разворачиваем прорезиненный чехол, и Андрей ныряет в него.

- Вот интересно, дед, дай сюда рыбину!

Мы засовываем скелет в чехол - теперь получился обоюдоострый челнок. Прикрепляем в замки два фанерных крашеных сиденья на дне лодки - одно посередине, другое ближе к корме, в уключины вставляем красные, похожие на гусиные лапы весла.

Андрей не может удержаться от восторга:

- Она настоящая, дядя Слава, смотри!

Подходит Славка.

- Как будто все определилось? Как ты, дед?

Мы смотрим на Андрея. Он изо всех сил орудует веслами.

- Не знаю еще, Слава... Брать ли его с собой...

Андрей, в кирзовых сапогах, в шапке, телогрейке, перевязанный в поясе ремнем, походит на юного партизана.

Талип приводит собак. Андрей бежит им навстречу, собаки сразу валят его с ног.

- Это, дед, я поскользнулся, как мешок!

Талип сует собак в кузов, говорит Славке:

- Ну, так как же? - и смотрит куда-то в сторону.

- Оттуда придется выбираться сам бог не ведает как. Хорошо бы вместе...

- Тебе нельзя, Славка. Подвезешь на водораздел и вернешься.

Я проверяю поклажу: сеть, ружья, спиннинг, лески, котелок, чайник, соль, сухари, сахар, чай. Одеяло суконное. Много набралось барахла. И все надо. Ничего вроде лишнего нет. Фонарь тоже надо - не будешь, как крот, в палатке в темноте сидеть.

Эх, Андрюха-горюха из ума не идет. Но как ему объяснить? Не поймет пацан. Опять же с другой стороны - пусть привыкает. Риск, конечно, риск. А без риска какая жизнь? А, беру Андрейку с собой!

И всем стало легко. Заторопились, забегали. Славка принес гвозди и ведро.

Талип наклонился и чмокнул Андрейку в нос. Андрей застеснялся и отвернулся.

С бригадиром мы обо всем договорились раньше.

Собаки скулили и метались по кузову.

- Сидеть! - крикнул Талип.

Ветка - бывалая якутская дородная лайка - обнюхала поклажу и свернулась в клубок на брезенте. Голец - молодой кобель, сновал взад и вперед, брызгая слюной.

Талип помог натянуть тент и застегнуть бортовые ремни.

- А печку? - спохватился Талип. - О, шайтан, совсем забыл!

- Не надо, - удерживаю его за руку, - обойдемся костром.

Сажусь в кабину рядом с Андрейкой.

- Пока! - кричит Андрейка.

Славка трогает машину. Вездеход дернул. Андрей от неожиданности клюнул носом о скобу, глазенки заблестели.

- Ну и ну, дядя Слава, - сказал дребезжащим голосом пацан. - Я стоять буду, ладно?

- Ладно, ладно. Ты теперь настоящий охотник - сам себе голова. Понял, Андрей?

Андрей стоит на ногах, держится за скобу, зыркает глазенками и мотает головой в такт вездеходу. Мы пересекли черные, словно обуглившиеся ерники и остановились на берегу озера, похожего на большое блюдце, до краев заполненное синим с белыми прожилками льдом.

За озером в пятистах метрах начинается лес. По снегу следы зверя. А вокруг гольцы, словно басмачи в ватных халатах, стоят.

- Вроде в каменном мешке. Тебе не кажется, Славка?

- В торбе, дед, как пить дать, в торбе, - сказал Славка. - Во-он, видишь прорезь между гор, в нее и шурует Патыма, - предположил он.

Мы еще немного проехали вдоль озера, мягко покачиваясь на серо-грязной осоке, покрывающей кочкарник. Кое-где ветер унес с кочек снег и забил ими оживший тальник, каждую минуту готовый лопнуть и выбросить клейкую нетерпеливую листву. Там, где берега сузились почти вплотную, грудится оголенный солнцем и ветром залом смытых с берегов деревьев.

- Смотрите! - Андрей дернул за руку Славку. - Видите, какая?

У самой кромки берега, где переломилась пополам, словно в поклоне, осока, полыхает из-подо льда вода.

- Вот здесь и есть начало всех начал, - сечет воздух рукой Славка. Здесь сердце шаманских озер, мужики! Это река Патыма.

- Патыма, - согласились мы, хотя вода тут же исчезала, проваливаясь в расщелину, до краев набитую снегом.

Мы еще проехали с километр, облюбовали на высоком берегу в тени деревьев хорошее местечко, и Славка выключил мотор. Сразу стало непривычно тихо. Только слышно, как где-то под снегом тихонько побулькивала вода. В кузове метались псы. Тоже намотались бедняги. Мы со Славкой освободили собак и сняли с машины свои пожитки. Щенок челноком сновал по снегу. Зато Ветка степенно обнюхала воздух, присела под кустиком, потом начала совать нос в натыканные в снегу следы, направляясь в глубь леса. Славка подозвал ее.

- Смотри, дед, сказал он, - уйдет за зверем. Умница ты моя! погладил он собаку.

Потом порылся под сиденьем и извлек замусоленную, свернутую в трубку бумагу.

- Это вам, робинзоны!

Развернул - карта-километровка.

- Ну, спасибо, Славка!

- Кушайте на здоровье! Отметины только до шаманских порогов, дальше на ощупь по реке.

- Ну и за это памятник тебе.

- Да ладно, дед, - махнул рукой Славка. - Двигать надо, горючки в обрез.