Лиса почесал затылок и сказал:

— Не знаю и не знаю. Мы здесь сократили все мокрые дела. Мы выбросили на улицу до шестисот человек. Производство сокращено до крайности.

— Я тебе скажу лучше, Лиса, — наших начинают хватать даже в Европе.

— Это гнусно, — ответил Лиса, — просто подло. Они натравливают на нас газетчиков, — а это, брат, такая сволочь…

— В Манитобе сожгли одного нашего молодца. И за что, скажите пожалуйста? — за разобранную стену и дело в полтысячи долларов. Это же просто глупо!

— Тсс, — сказал Лиса и остановился, — слушай-ка…

Они переглянулись и пошли поближе к полотну.

Вопил какой то человек с разбитым в кровь лицом, весь вымазанный грязью, около него лежало нечто — похожее на труп.

— Не вой, — сказал ему Лиса, — вот мы пришли. Не лай же на весь штат. Ты не больно то нам нужен. Не езди, как сволочь, без билета и тебя не будут скидывать на путь. Вот и все. Однако тебе здорово заехали. А этот больше уж не будет беспокоить бригаду.

Вопивший поднялся с их помощью на ноги и рассказал. Вовсе он не ехал без билета. Ехал он в первом классе, как барин…

— Не притворяйся, что ты барии, — посоветовал Лиса, — когда ты просто деревенщина.

Он вез поручение. Его ограбили до нитки. Сняли даже ботинки. Есть такие дураки-воры в Америке, что стали бы охотиться на двухдолларовые ботинки в экспрессе?

— Нету, — ответил ему заячьегубый.

— Ну вот и я то же самое говорю. И все таки — меня ограбили, как грабят какие-нибудь нищие курды. И выкинули на всем ходу из поезда. Моего товарища и меня. Счастье мое, что я свалился прямо на него, а то бы я лежал с ним и не выл. Вам хорошо говорить человеку — не вой — когда у него нет ни одной кости целой. Какие же воры, — это не воры, а много хуже. Сколько километров до станции?

— Да какого чорта я буду делать на станции! — Мне нужно отправить телеграмму, — а я же вам говорю, что на мне кроме вот этих кальсон и рубашки больше ничего нет… ой! — и он опять завыл.

— Ну, не вой, — сказал Лиса, — ты здорово влопался, говорить нечего. Пойдем, чорт с тобой — до фермы, а там посмотрим. Телеграф в пятнадцати километрах.

Пошли.

— Что это за поручение? — спросил заячьегубый.

— Да почем знаю, — ответил потерпевший, который еле тащился и поминутно останавливался, — эта сволочь только и умеет засовывать людей в дела, от которых за версту пахнет пулей в лоб… Мы следили за одной дамой.

— Э, — сказал Лиса, присвистнув, — ты значит просто сыщик!

— Частной конторы.

— Ну, — сказал Лиса, остановившись, — так ты тогда выбери себе дерево по вкусу, да мы и вздернем тебя тут же. Мы, видишь ли, не любим вашего брата. Впрочем, может быть, тебе телеграфные столбы больше нравятся?

Потерпевший сел на землю от этого предложения. Спросил:

— Так вы тоже из этой шайки.

— Нет, — сказал Лиса, — мы из другой шайки, если ты хочешь знать.

— Где вы работаете?

— Сегодня мы будем работать здесь, если это работа — повесить такую вошь, как ты!

— Моя фирма не занимается уголовщиной!

— Чем же она занимается, твоя фирма?

— Частными делами. Адюльтер и шантаж, главным образом.

— Какая фирма?

— Касснэ и Мильвокэ в Руане.

— Касснэ и Мильвокэ… стой-ка… подожди-ка… а ваша мебель?

— «Дессу принцессы».

— Кажется припоминаю. Это вы занимались делом Форенсбурга… о чем это было-то?

— Брильянты, Монте-Карло и фотографии дрянного свойства… я работал в этом деле.

— Ну, чорт с тобой, ты не стоишь веревки. Но все-таки — ты опасный человек. Доведем до шоссе.

Через два дня он все таки выпростался из этого дела, этот несчастный. Он стоял у стойки телеграфного отделения и спрашивал нет ли ему телеграммы до востребования. Есть такая — «Обратитесь к Буррас в городе».

Буррас торговал швейными машинами.

— Хорошо, — сказал он сыщику, — присядьте. Сейчас все будет готово.

Через пять минут он получил триста долларов деньгами и чек на двадцать тысяч.

Буррас выдавал деньги, сопя и недоумевая, — эдакую кучу деньжищ такому оборванцу. Но этот грязный тип подходил под телеграфное описание и ответил на все вопросы верно. Бурраса все таки разбирало любопытство. Он спросил:

— А зачем это господин полетел в Месопотамию?

— То есть? — удивился сыщик.

— Вы знаете откуда деньги?

— От Касспэ и Мильвокэ в Руане.

— Так, — протянул Буррас, прочищая трубку, — в некотором роде от Касспэ. Ну ладно, вам ведь небось пора отправляться.

Они расстались.

Сыщик уехал, а на узловой станции его арестовали по обвинению в мошенничестве. Пока дело выяснилось, его угнали на восток, в город, откуда он предпринял свое путешествие. Там выпустили. «Советую вам уезжать из Америки, — сказал ему чиновник в тюрьме, — ваши приметы знает вся наша полиция».

— На что я вашей полиции!

— Это наше дело, — сказал чиновник, — только знайте, что поймать вас — минутное дело.

Вечером того же дня Эпсор получил очень неприятную телеграмму.

С акциями Брафлора творилось уже с месяц что то неладное. Брафлор стал задумываться. Если это оттого, что они продали нефть и уголь и отказали в кредите нескольким фирмам горючего… то ведь горючее, в конце концов, не их специальность. Все их платежи в порядке… В чем же дело?

К члену правления приехал тот, что допытывался об Осии.

Старик влез к нему в кабинет, уселся, огляделся по сторонам и сказал:

— Я все узнал: мы сломаем себе голову на этом деле. Лавуэрс скупает кругом нефть и уголь. Кроме того он скупает динамит, металлургию и верфи. Чем это пахнет по вашему? Идитолом, не правда ли?

Брафлорист не ответил. Старик продолжал:

— У нас совершенно случайно накрыли одного молодчика с его чеками. Подумайте — в нашей глуши! Этот гусь приехал попробовать насчет заброшенных сланцевых руд. Наши его подпоили просто из любопытства. А потом наши акции! Я же вам говорил, что не хочу идти на улицу, на старости лет! Смотрите, что делается. Это Осиины штучки. Говорю вам: сговоритесь с ним или мы пропали. Он доберется до нашей шкуры так, что мы и заплакать не поспеем.

Брафлорист помолчал. Потом сказал:

— Теперь мы уж не можем бросить. Слишком много вбито сюда. Но все, что вы говорите — странно. Какой расчет Осии скупать нефть, если он думает об Идитоле?

— Как, какой расчет, — он не будет иметь конкурентов к тому времени, когда сможет пустить машину. Очень просто.

— Н-да, — согласился Брафлорист, — но у нас накапливаются сведения, и серьезные сведения. В конце концов мы сможем продаться Осии — за хорошие деньги. Всю нефть Осия не скупит.

— Бросьте, — сказал старик, вставая, — или я завтра продаю ваши акции.

— Мы купим их у вас, — ответил Брафлорист.

Дикая жара и духота жгла островок. Городишко был задушен на сегодняшний день. Инженер Порк вышел из конторы и поплелся, стараясь держаться теневой стороны. Он встретил знакомого.

— Я расплавлюсь скоро, — сказал тот. — Знаете, это не к добру. Это в роде того, что было в 1911, — кончится это торнадой. Барометр лезет, как свинья.

Порк кивнул ему и ушел. Он был не расположен рассуждать о метеорологических возможностях. Но он допускал, что может случиться и ураган, — какой только мерзости не может случиться на этом проклятущем островище.

Порк был в скверном настроении. На службе у него не выходило. Ему ставили на вид, что он пропадает на радиостанции по целым дням со своими опытами, а не занимается делом. А его опыты клеились мало. Что они ему предлагают? — четыре миллиона долларов за его «П-21». За вещь, которая перевернет весь мир. Это смешно. Кроме того, он огорчался, что в газетах мелькали какие то слухи об изобретенном в Европе «Идитоле». Этот Идитол ужасно походил на его «П-21». Надо торопиться, иначе он останется с носом. Но он не может рисковать, семья и проч. Четыре миллиона! — это за семь лет работы, лишений и т. д. Благодарю покорно. Он зашел домой, перекусил и уехал на радио-станцию. Там за горкой у него были два сарая и погреб под одним из них. В сараях для отвода глаз занимались биологическими изысканиями три девицы. Это тоже стоит денег. В погребе, где был один глухонемой негр, творилось волшебство «П-21».