Дмитрий Каралис

Любовь странная

(газета Невское время, 16.03.2002г.)

Люблю отчизну я, но странною любовью! - сказал великий русский поэт шотландского происхождения, словно угадывая, как и положено великому поэту, особенности любви последующих поколений русских к своей родине...

Действительно, странная у нас любовь к России... Она напоминает любовь родителей-пьянчуг к заброшенной дочке: пьют, гуляют, последнее из дома выносят, девчонка чужими кусками побирается, ласкового слова месяцами не слышит, того гляди на панель пойдет, но вот сказали им, что дочка нехороша, надо отдать ее в детский дом, и - пьяные слезы матери с матюками родителя вперемешку: Не тронь, кровинушку нашу! Доченька, мы тебя любим! Умрем - не отдадим!

На чужбине мы тоскуем по полям, березкам и рекам, по дивным физиономиям соотечественников. Сидя в уютных кафе за тысячи километров от России, мы поем ей дифирамбы и готовы дать в ухо любому, кто скажет о нашей родине худое слово, но стоит пройти через турникет родного аэропорта или вокзала, как мы пугаемся ее, словно воскресшего покойника, а через неделю привыкаем...

В первый день приезда из заграницы мы замечаем, что сосед, с которым ты давно живешь на одной площадке, либо не здоровается вовсе, либо хмуро буркает что-то в ответ, и вообще, значительно уступает в воспитании совершенно незнакомому немцу, скандинаву или китайцу, с которым ты сидел на одной лавочке в аэропорту или летел в соседних креслах Боинга над ухоженой Европой.

Еще день-другой нас коробит от грязи на лестницах и растерзанных помоек. Исписанные матерными словами стенки лифта вгоняют в историческое уныние - что можно сделать с таким народом? Ведь там, на чужбине, мы вспоминали совсем иную Россию.

Грязь, раззор, нищета, а мы все говорим, что любим. Каков садовник, такова и роза. Каков пастух, таково и стадо...

Вот, например, сидящий у реки с бутылкой водки и обводящий пьяными глазами лесные дали: Лю-юблю! Люблю! Чем ты можешь подтвердить свою любовь? Тем, что смолчал, когда взял выпивку от лесных браконьеров, приехавших валить необхватные сосны для экологически чистой избы нового русского? Или тем свинарником, что оставишь на месте своего пьяного признания в любви? Да не Россию ты любишь, а себя - сытого, пьяного и с цигаркой во рту! Захорошело тебе от халявной водки, а тут еще шишкинский пейзаж добавил кайфа - вот и завопил Лююб-лю, блин! Так и хочется спросить: а что ты, хам, нечесаный сделал для России, кроме как детей, которым не сможешь дать ни образования, ни в люди вывести? Что ты кроме пьянки и колки дров умеешь?

И иностранцев привычно держим за глупцов, потому что они не могут понять широты нашего характера. Они, зловредные, держатся обидной для нас пословицы: Если земли много, а хлеба нет, значит, дураки живут.

Какие же мы дураки? А космос? А великая музыка? А наша литература? А наше оружие? А всякие путешественники, Миклухо-Маклай, например? И не в достатке счастье, глупый ты Франсуа или Ганс! Это вы будете за свои гроши трястись, а мы за Росиию жизнь положим... И потешаемся над бедным Жаком, не желающим пить водку стаканами, чтобы доказать свою удаль. А потом, сами, хватив по стакану, не можем спеть не только своего гимна, но и простенькой песни до конца - Катюши, например, или Подмосковные вечера. В лучшем случае, знаем два куплета из каждой.

А заведи разговор - ну, почему же так, почему, братцы, грязно и убого у нас, ведь любим, любим, мы Россию, увидишь в ответ пожимание плеч и услышишь: А что мы можем сделать?

Молчанием предается Бог...

Я за свои пятьдесят лет первый раз сталкиваюсь с такой грязью и запущенностью города! А спроси любого - от губернатора до бомжа, и всяк скажет, что это его любимый город, его любимая страна. Дворника живого не вижу месяцами, а полуживой, когда он роется к помойке в своей рваной оранжевой куртке, он мне не нужен. Чистоту нужно вводить принудительно, как прививки во время эпидемий. Поколение, выросшее среди сплющенного полиэтилена и мятой жести банок воспримет грязь, как наше поколение воспинимало цветочки на клумбах дворов и пускающий радугу брансбойдт дворника в жаркий день - как естественный фон городской жизни.

Или возьми цвет нации - водопроводчиков, когда они сидят в своем подвале и играют в домино - каждый из них умный, как академик Тимирязев. Ты им вопрос - они тебя ответ - иди на хрен: прокладок нет, у всех течет. И что, вообще, мы можем сделать, если в конторе одни козлы сидят? Дуплись, Федя! Дайте прокладки, платите хорошо, а потом и спрашивайте! И вообще, у нас обед, а завтра отгулы.

Придешь в жилконтору - никто в кабинетах не признается, что дурак и неумеха - все Лобачевские. Но объективные трудности и реформы в Смольном мешают добросовестно исполнять свои обязаности: мало платят, идет очередная реорганизация ДЭУ в ТСЗ, водопроводчики пьют, дворников на маленькие деньги не найти - пишите куда хотите. Ээ-х!..

Но возжелай кто-либо отнять наше запущенное хозяйство - пойдем с кольями, дубинами и хриплым ура! биться за свое право жить, как хочется.

Я лично первый встану с вилами в ряды народного ополчения.

Спросите любую женщину, как она понимает любовь мужчины к себе? Ответы будут разные, но забота, понимание ее нелегкой ноши в житейской упряжке будут стоять впереди восьмимартовских мимоз и тостов за женщин. Родине, как и женщине не нужны пьяные Люблю, блин! - ей нужна ласка и забота.

Древние говорили: есть есть человек, который живет и не работает, то есть и другой, который умирает с голоду. Изменились времена, и человек не работающий - боль и забота любого цивилизованного общества. При плохой Советской власти тунеядец скрывался, пристраивал свою трудовую книжку, чтобы не попасть под клеймо Кто не работает, тот не ест! и не оказаться на выселках с пилой в руках. Сейчас человек может официально не работать, но жить припеваючи. Надзор милицейский заменили надзором налоговым. Общественная несправедливость стала изощреннее: человек работает только на себя, не платя налогов - не платя на стариков, детей, учителей, инвалидов, милицию, которую по внешнему виду можно принять за военнопленных...