Потянувшись, я провел рукой по ее оголенному бедру.

– А в твоем он отпечатался? -пробормотал я, довольный мыслью.

  - Эй-эй! - прервал Кэри, оттягивая себя за ухо. - Не забывайте, что я сижу здесь.

  Сосед по комнате Евы ненавязчиво смотрел фильм на своем планшете в течение почти двух часов езды по вечернему трафику, но о его присутствии я не забывал. Кэри Тейлор был непременным атрибутом жизни моей жены, и я принял его, даже если мне это не особо нравилось. Понимая, что он любит Еву, я так же осозновал, что благодаря его плохому выбору она попадала в сложные ситуации, и даже подвергалась риску.

  Ангус открыл дверь. Ева оказалась снаружи, прежде чем я успел отложить свой планшет. Моника открыла входную дверь в момент, когда ее дочь оказалась наверху лестничной площадки.

  Удивленный энтузиазмом моей жены, считая, что она в последнее время едва терпела свою мать, я смотрел ей вслед с любопытством.

  Кэри рассмеялся, собирая свои вещи и засовывая их в маленькую сумку.

- Одно дуновение. Все, что нужно.

  - Прости?

  - Моника обычно печет эти сумасшедше вкусные печеньки с арахисовым маслом. Ева побежала спрятать хоть несколько штук, прежде чем я попаду туда и съем их все.

  Мысленно пометив себе попросить рецепт, я оглянулся на двух женщин на крыльце, поймав их за обменом воздушными поцелуями, прежде чем они обе повернулись в мою сторону. Моника была одета в капри и обычную рубашку, что придавало им поразительное сходство.

  Кэри выскочил и в мгновение ока пронесся в раскрытые объятия Моники, отрывая ее от земли. Их смех раздался в сгущающихся сумерках.

  Я услышал, как Ангус говорил со мной возле открытой двери автомобиля.

 – Ты не сможешь провести у лимузина все выходные, парень.

  Забавляясь, я положил свой планшет на сиденье и вышел.

  Он усмехнулся.

– Семья пойдет тебе на пользу.

  Я сжал руку, положив ему ее на плечо.

 – У меня уже есть одна.

  На протяжении многих лет Ангус был всем, что у меня было. И его было достаточно.

  - Давай же, копуша! - Ева вернулась ко мне, схватила меня за руку и потянула вверх по лестнице вслед за собой.

  - Гидеон, - улыбка Моники была широкой и теплой.

  - Моника, - я протянул руку и был поражен тем, что оказался вместо этого в крепких объятиях.

  - Я бы могла сказать: зови меня мамой - произнесла она, отступая. - Но боюсь, почувствую себя старухой.

  Неловкость переросла в покалывание, расползающееся по позвоночнику. Меня это поразило, ибо я считал себя не таким восприимчивым и более толстокожим.

  Брак с Евой сделал ее моей. И я принадлежал ей. Он соединил нас не просто любовью, а нечто более личным.

  Мы с Моникой знали друг друга, наши пути периодически пересекались время от времени, благодаря различным детским благотворительным организациям, которые мы оба поддерживали. Мы установили конкретные параметры наших взаимодействий, так же, как каждая ассоциация следует установленным протоколам.

  Неожиданно все полетело к чертям.

  Я словил себя на том, что стою, потерянный, и оглядываюсь на Ангуса. Видимо мое затруднительное положение оказалось весьма занимательным, так как он подмигнул мне и оставил меня разбираться самому. Он обогнул багажник, чтобы поприветствовать Бенджамина Кленси, который ожидал у водительской двери лимузина.

  - Гараж вон там, - сказала Моника, указывая на двухэтажное здание через дорогу, которое было небольшой копией главного дома. - Кленси позаботится о том, чтобы ваш водитель разместился, а вещи внесли в дом.

  Ева потянула мою руку и повела вовнутрь. Кэри угадал. Меня окутал аромат маслянистый ванили. Не свечи. Печенье. От этого домашнего и уютного запаха мне захотелось развернуться и выйти назад на улицу.

  Я не был готов. Я пришел сюда в качестве гостя,  плюс один Евы. Не ожидал возможности оказаться зятем, полноправным членом семьи.

  - Мне нравится этот дом, -сказала Ева, проводя меня через арку в гостиной.

Я увидел, что ожидал. Высококлассный дом на пляже, белые кресла, покрытые стеганными одеялами и куча аксессуаров в морской тематике.

  - Разве тебе не нравится паркетный пол цвета кофе? - спросила она. – Сошел бы и беленый дуб, но это настолько предсказуемо, не так ли? А зеленый, оранжевый и желтый цвета, преобладающие над обычным синим? Снова хочется побыть изгоями, когда вернемся в Аутер Бэнкс.

  Она понятия не имела, на сколько я хотел вернуться туда прямо сейчас. Там, по крайней мере, у меня было бы больше секунды наедине с собой, прежде чем пришлось бы иметь дело с полным домом совершенно новых родственников.

  Огромная гостиная перетекала прямо в открытую кухню, где Стентон, Мартин, Лейси, и Кэри собрались вокруг большого кухонного острова, за которым с легкостью могло бы усесться шесть человек. Все пространство разделяла своего рода воображаемая вода -   раздвижные стеклянные панели, открывающиеся на широкую веранду.

  - Эй! - запротестовала Ева. – Оставь и мне печенья!

  Стентон усмехнулся и подошел к нам. Одетый в джинсы и рубашку поло, он выглядел как молодая версия того человека, которого я знал по нашим отношениям в Нью-Йорке. Он снял свое корпоративное чутье вместе с деловым костюмом, и сложилось впечатление, что передо мной незнакомец.

  - Ева, - Стентон поцеловал в щеку Еву, потом повернулся ко мне. - Гидеон.

Привыкнув к тому, что ко мне обращаются по фамилии, я не приготовился к последовавшим объятиям.

  - Поздравляю, -  сказал он, похлопав меня по спине, прежде чем отпустить.

  Раздражение закипало словно на медленном огне. Куда делась естественная эволюция? Где постепенный переход от бизнес-коллеги к дружелюбным знакомым? А затем уже к другу семьи?

  Я вдруг подумал о Викторе. Он сразу понял, что означает мой брак, в отличие от меня.

  В то время как я стоял неподвижно, Стентон улыбнулся моей жене.

-Думаю, твоя мать спрятала печенье в духовке.

  - Да! - она бросилась на кухню, оставив меня наедине с ее отчимом.

  Моим тестем.

  Мой взгляд последовал за ней. При этом, я заметил, что Мартин Стентон машет мне,  и поздоровался кивком. Если он попытается обнять меня, то получит кулаком в лицо.

  Однажды я сказал ему, что он может рассчитывать на мое присутствие в его семейных встречах. Но теперь все было крайне сюрреалистическим, потому что происходило на самом деле. Словно меня одурачили.