Затем последовали знакомства с французскими академиками и профессорами Кордье, Деверна, Секаром и Оннертом. Ядринцева, как русскую знаменитость, сначала представили французской академии (одна из редких почестей, которой удостаиваются иностранные ученые), а позже Обществу антикваров. Он присутствует, наконец, на заседании в парламенте. Редактор журнала «Siecle» просит его написать статью о путешествии в Монголию.

Через две недели в Географическом обществе состоялся доклад Ядринцева о его открытиях в Центральной Азии. Безукоризненный французский язык, яркий и увлекательный рассказ, страсть и темперамент публициста и ученого произвели большое впечатление на французов. Интерес к «сибирским рунам», насчитывающим сотни знаков связного текста, не ослабевал в дни пребывания Ядринцева в Париже. Востоковеды рассматривали и изучали копии надписей, которые пока никто не мог прочитать. Но скоро они должны зазвучать, ибо плиты с рунами оказались билингвами, т. е. двуязычными. Параллельный и, очевидно, совершенно идентичный текст на китайском языке должен помочь расшифровать загадку «сибирского» или «енисейского» рунического письма.

В перерывах между беседами и встречами или вечером, когда оказывалось несколько свободных часов, Ядринцев любил в одиночестве бродить по Парижу. Все хотелось увидеть, на все посмотреть. Он прошел главные улицы, был на площадях Республики и Согласия, любовался Сеной и Сен-Жерменским бульваром, осмотрел Пантеон, Пер ля Шез и чуть не попал в Монмартр. Подолгу любовался Сен-Клу и блестящим Версалем, посещал музеи, заполненные картинами, гобеленами, статуями. Утомленный осмотром, затем он удалился в одну из тенистых аллей Трианона, где отдыхал у старого фонтана с неизменным фавном. Однажды он совершил на пароходе небольшую прогулку по Сене. С верхней палубы была хорошо видна панорама Парижа. Поля, леса и парки лежали, подернутые синеватой дымкой вечера, а Мон-Валерьен тонул в мягкой зелени садов…

Стало совсем темно, и поток пешеходов на улице быстро иссяк. Николай Михайлович поднялся со стульчика и прошел в комнату, оставив приоткрытыми дверцы балкона. Ему нравился этот номер отеля с неприхотливой обстановкой и большим окном, из которого хорошо видна площадь Оперы. Взглянув на часы, Ядринцев стал приводить себя в порядок. Скоро должен прийти русский доктор-антрополог Деникер, его помощник по парижским делам, который содействовал установлению полезных связей и знакомств, и барон Жорж де Бай, депутат парламента, молодой, но уже преуспевающий археолог, всегда полный неожиданных идей и планов. Это он представил его Академии и Обществу антикваров, а затем познакомил с парламентом. Барон совершил несколько поездок в Россию, где занимался изучением музейных коллекций и даже вел раскопки на Кавказе. Россия нравилась ему, поэтому он доволен встречей с коллегой и трогательно опекал Ядринцева.

Николай Михайлович надел темный парадный пиджак и поправил перед зеркалом галстук. Вообще, что поразило его больше всего в Париже, так это удивительный и неиссякаемый интерес французских ученых — географов, археологов и этнографов — к Сибири. Где угодно, но только не здесь, думал он встретить сочувствующих его рассказам о большом значении для истории культуры своеобразных древних памятников окраинной Северной Азии. Причем, может быть, самое неожиданное, не просто сочувствующих, а, если хотите, единомышленников, сторонников. У французских археологов А. Бертрана, Г. Флуэста, Г. Шантра и Ленормана, оказывается, существовала целая теория происхождения не только Французских, но и вообще западно-европейских культур, начиная с самых древних времен и кончая железным веком. Она основывалась прежде всего на признании факта широких трансконтинентальных миграций первобытных люден, которые переселялись в новые места на запад и приносили с собой своеобразную культуру.

Французы считали, что истоки ранних западно-европейских культур следует искать в Европейской России или, вероятнее всего, в Северной Азии и Сибири. Там, в глубинных областях евро-азиатского континента, должны быть рано или поздно открыты «остальные» и вместе с тем древнейшие памятники «примитивного человека». Этнологи Франции при этом не просто занимались созданием сугубо теоретических выкладок. В Париже вспыхивает огромный интерес к русской археологии. Ученые усердно штудируют литературу о российских древностях, один за другим едут в Россию, работают в музеях ее крупнейших городов и даже ведут, подобно барону де Баю, экспедиционные исследования. Сибирь оказывается для них все более заманчивой и желанной, но еще полной загадок и тайн страной. Поэтому восторженный прием Ядринцева, многие годы связанного с исследованиями в Сибири, был не случайным, не неожиданным.

Николай Михайлович готовился сегодня к самому, может быть, интереснейшему за всю поездку во Францию визиту. Барон и Деникер ведут его к одному из почтенных и уважаемых ученых Франции, крупнейшему зоологу и антропологу Арманду Катрфажу. Де Бай — его ученик и разделяет многие из идей своего учителя, в том числе связанные с происхождением первобытного человека, местом его первоначального появления и характером последующего расселения по всей территории Земли.

В дверь комнаты тихо постучали, и на пороге выросла фигура служителя отеля:

— Мсье, вас ожидают внизу.

Ядринцев легко сбежал по лестнице в зал. Как хорошо, что перед визитом удалось отдохнуть на балконе!

Катрфаж принял гостя из России с истинно французским великолепием и гостеприимством. Был легкий ужин с утонченными и разнообразными блюдами и, конечно, превосходным вином, настраивающим на шутки и оживленную беседу.

Сначала поговорили о Монголии и открытиях Ядринцева. Николай Михайлович рассказал много нового из того, что из-за ограниченности времени, отведенного для доклада в Географическом обществе, ему пришлось опустить. Затем он затронул сибирские древности, описал курганные поля страны мертвых — Минусинскую котловину — и под конец осторожно затронул популярную тему — о выдающемся значении древних сибирских народов и культур в мировой истории. Скифы и гунны, а затем монгольское бедствие. Разные народы, далекие, отдаленные многими веками события…

Катрфаж слушал молча, а затем заговорил горячо и убежденно. Мысли гостя о роли сибирских и центрально-азиатских культур созвучны его представлениям. Более того, по его мнению, следовало заглянуть глубже в «предысторию» человека и подумать о том, не играла ли Сибирь решающую роль в ключевой момент, когда из царства животных впервые выделился человек.

— Мы до сих пор не можем определить точно, где же располагается колыбель человечества. Я думаю, что Сибирь или вообще глубокий Север, в том числе, возможно, европейский, является той областью, где первые люди появились задолго до того, как начались оледенения четвертичного периода. Нам не известны истоки доисторической археологии Северной и Средней Азии, но я верю, что эти еще не исследованные с точки зрения каменного века области могут когда-нибудь дать факты, которые изменят наши взгляды о первых периодах жизни человечества, например — неолитическую индустрию, соединенную с четвертичной фауной! Вы удивлены? Странная гипотеза, не правда ли? — смеясь обратился Катрфаж к Николаю Михайловичу.

— Признаться, я никогда не задумывался о таких далеких временах, как период появления первых людей, — смутился Ядринцев. — Правда, я писал нечто вроде лирических эссе о наших первопредках, по в них всегда было больше фантазии, чем фактов! Россия бедна памятниками древнекаменного века…

— Еще бокал вина? — предложил Катрфаж. — Пока бедна, если говорить точнее. Кто знает, что за открытия ожидают в будущем археологов, которые специально займутся поисками палеолита в Азиатской России. Я, во всяком случае, оптимистично смотрю вперед и надеюсь, что уже в Москве на конгрессе вы преподнесете нам сюрприз!

Николай Михайлович, смеясь, поднял бокал и провозгласил тост за исполнение пожеланий профессора, хотя времени для его осуществления маловато: ведь конгресс состоится через два года — в 1892 году. Однако все же — как Катрфаж объясняет главное в «странной», как он выразился, гипотезе? Почему именно Сибирь, возможно, является родиной людей, и как представляется ему картина появления человека в Европе, где открыты многочисленные и богатые палеолитические стойбища?