Николая даже заело. Он сидел и ждал, когда же, наконец, хоть одна груженая проедет, для дела.
Не дождался. Бутылки пустые везли, это - да. Неподалеку магазин стоял, рядом, в ларьке, посуду принимали. Туда, за каких-нибудь полчаса, подкатили; летучка из "Сельхозтехники", "Аварийная" газовой службы, два ЗИЛа, УАЗ, три легковушки и даже портовской кран.
А вот с добрым делом Николай так никого и не увидел. Разозлился и слез.
И так бы оно, наверное, все и позабылось. Но вечером, по телевизору, перед кино, показывали журнал про то, как железо добывают. Там было жутко смотреть: вся земля искурочена, страшней войны.
Николай поглядел-поглядел, плюнул и ушел курить.
На дворе было хорошо. Остывал на западе алый закат. Белый камушек луны светил над головой. А чуть поодаль, в высоте проклюнулась одинокая серебряная звезда, одна на всем небосводе. На земле уже туманилось и темнело. Огородные грядки лежали ровные, радуя глаз. А над ними стояли деревья, готовые не сегодня завтра облиться белым цветом.
Хорошо было. Но пришло на ум странное. Вдруг подумалось, что и на этой земле, вот здесь, могут что-то найти: железо, уголь, нефть какую-нибудь. И тогда... И представив себе, что случится тогда, Николай поежился.
На соседском дворе возился с кроликами Иван Митрофанович, завхоз из школы. Николай его окликнул:
- Митрофанович!
Тот подошел.
- Чего?
- Ты, случаем, не слыхал, в школе у вас там не болтают, - никаких полезных ископаемых у нас не нашли?
- Каких ископаемых? - не понял завхоз.
- Ну, уголь, железо... Не обнаружили?
- Вроде нет. Нефть искали, не нашли.
- Ну, и слава богу, - облегченно вздохнул Николай,
- А чего это ты? - спросил сосед.
- Просто так. Ребята на работе болтали, вроде нашли чего...
- Нет, нет. Не нашли. У меня свояк в нефтеразведке. Они теперь в Казахстан летают, на самолете.
Поговорили и - по сторонам.
Николай пошел кино глядеть. Оно было скучное, про мужика с бабой, которые то сходились, то расходились - дурью маялись. Он кино вполглаза глядел, на душе было как-то неспокойно. И вдруг пришла мысль: вспомнился день, крыша, машины, которые проезжали мимо. Они ведь были пустые. А железо для них добывали, землю ворочали. Добывали железо, уголь и всякое другое. Старались, строили. Сколько людей, труда. Нефть потом, для бензина. И для чего? Порожнем гонять.
Мысль была такая большая, что не умещалась в голове. Сделалось жарко. Николай про телевизор забыл.
И потом другая мысль пришла: ведь его улица на самом краю, глухая. А сколько машин по другим ездят. Это раньше, в детстве, одна полуторка на весь поселок. А нынче этих машин развелось. Лишь здесь... А в городах вообще несчетно. По области. По Союзу.
Спать Николай, конечно, спал. А вот утром проснулся, пришло вчерашнее. Собирался он на берег, к лодке, а потом раздумал. Решил проверить вчерашнее, про машины. Может, день вчера выдался несчастливый.
Но на крышу просто так не полезешь. Подумал Николай и решил конек белой жестью обтянуть, чтобы уж навечно. Было у него три листа в запасе, он их порезал и наверх потянул.
Сосед Фомич со своего двора крикнул:
- Другой день на нашестьях?
- Приказ... - развел руками Николай. - Высшее начальство.
- Нет, с ними не поспоришь, - посочувствовал Фомич.- Такое племя. Зато конек будет на весь аул светить.
Сосед был стариком говорливым, но скоро бабка прогнала его к делам.
А Николаю чужие глаза были вовсе не нужны, потому что конек - коньком, жесть - жестью, а главное - эксперимент. У сына-школьника такое присловье было: "Проведем эксперимент!" И Николай решил провести.
Взял он бумаги лист, разделил его пополам, слева написал "порожние" и решил ставить там ноли на каждую машину, а справа, соответственно, "груженые" и отмечать их крестами. Просто и ясно.
Конек оббивать начал он с краю, не торопясь. Примеривал, прикидывал, а главное, глядел на дорогу.
Первым прокатил лесхозовский ГАЗ-66, пустой. Николай влепил ему ноль. Потом ЗИЛ-130 с ремкон-торы. В кабине сидит Федя-прораб. Он хоть и пузатый был, но считать его за груз слишком жирно. Второй ноль на бумажке появился. Повезли рулон рубероиду на УАЗе. Николай подумал-подумал и поставил ноль, потому что три тонны грузоподъемность УАЗа, а рубероид можно и на себе утащить или на тележке. В крайнем случае в мотоциклетную коляску положи и кати.
Проехал самосвал с песком, потом еще один, с пилеными дровами. У Николая даже на душе повеселело, и он влепил два жирных креста, радуясь.
А потом повалили машины, и все порожнем: заготконторы "газон", "Сельхозтехники" два КамАЗа друг за дружкой проплыли туда, а следом обратно, словно издевались. С хлебоприемного пункта ЗИЛ поволок в просторном кузове разъединый мешок зерна ли, а скорее, отходов. Охотосоюзовская колымага мордатого Костю-председателя повезла, конечно, похмеляться. Этот Костя разожрался на лосятине да кабанятине - в кабину уже не влезал, впору самого отстреливать. "Электросетей" машина моток провода и ящик с изоляторами повезла, как не надорвалась, бедная. На велосипед, на руль этот провод, а ящик на багажку - и все дела.
Николай расстроился, ожесточился. Ставил он ноль за нолем, курил и вдруг почуял пристальный пронзительный взгляд. Оглянулся - точно. Сосед Фомич на лестнице притаился и глядел круглыми испуганными глазами.
Николай досадливо крякнул:
- Чего тебе?
Фомич настороженно огляделся и спросил шепотом:
- Ты от кого? От наших али... - качнул он головой в сторону.
- От Турции, - сказал в сердцах Николай.
Фомич его шутки не принял. Так же испуганно, с оглядкой он прошептал:
- За это дело у нас тут двоих поймали, после войны.
- Шпионов, что ли?
Фомич молча кивнул головой.
- Чего ж они тут узнавали? - спросил Николай. - Сколь твоя коза катяхов сыпанула?
- Это не нам знать, - развел руками Фомич. Он так на лестнице и стоял: ни вверх, ни вниз. А неловко было.
- Слазь, - сказал ему Николай. - Пошли покурим.
Чего зря дальше считать, дело ясное. А соседу нужно было объяснить, чтобы сдуру не подумал лишнего. К тому же и посоветоваться. Фомич в свое время техникум кончил, работал мастером.