— И ничего удивительного! — воскликнула тетка Сибо. — Можете себе представить, вот уже больше десяти лет, как я свои гроши на них трачу, он это знает, я все мои сбережения ухлопала, а он ничего мне в своем завещании не отказывает. Вот поди ж ты, не хочет, уперся, как осел... Десять дней подряд я ему об этом долблю. А он, подлец, хоть бы что, молчит, все равно как столб. Рта не разжимает и так на меня смотрит... Единственно, что он пообещал, это что господин Шмуке меня не оставит.

— Значит, он собирается написать завещание в пользу этого самого Шмуке?

— Он все ему отдаст...

— Послушайте, дорогая мадам Сибо, чтобы составить себе окончательное мнение и обдумать план действия, мне надо бы познакомиться с господином Шмуке, посмотреть предметы, составляющие наследство, посовещаться с евреем, о котором вы мне говорили, и тогда я смогу взяться за ваше дело...

— Там видно будет, господин Фрезье.

— Как видно будет? — переспросил Фрезье на этот раз своим естественным, данным ему от природы голосом, и злыми змеиными глазами поглядел на тетку Сибо. — Это что значит? Доверяете вы мне свое дело или нет? Давайте говорить начистоту.

Тетка Сибо поняла, что он ее разгадал, и по спине у нее побежали мурашки.

— Я вполне вам доверяю, — сказала она, чувствуя, что попала в лапы к тигру.

— Мы, стряпчие, привыкли к тому, что клиенты нас надувают. Обдумайте хорошенько ваше положение, и вы увидите, что лучшего вам и желать нельзя. Если вы будете во всем следовать моим советам, вы получите — это с полным ручательством — тридцать или сорок тысяч из понсовского наследства... Но у всякой медали есть оборотная сторона. Предположим, супруга председателя суда узнает, что после господина Понса остается миллионное наследство и что вы задумали его несколько пощипать: ведь всегда найдутся охотники ей об этом доложить, — заметил он как бы в скобках.

Перед тем как открыть эти скобки, он выдержал паузу и, закрыв их, тоже помолчал; тетку Сибо бросило в жар и в холод, так как она тут же подумала, что Фрезье как раз и будет этим охотником.

— Дорогая мадам Сибо, в течение десяти минут вашего домовладельца уговорят вас уволить, а вам прикажут очистить швейцарскую в течение двух часов...

— Подумаешь, испугалась! — сказала тетка Сибо, принимая воинственную позу богини Беллоны, — я останусь у своих господ экономкой.

— И вас так запутают, что в одно прекрасное утро вы вместе с мужем проснетесь в тюрьме, вас обвинят в тяжких преступлениях...

— Это меня-то, меня-то! Да я в жизни чужого сантима не взяла! — воскликнула тетка Сибо.

Она не смолкала в течение пяти минут, а Фрезье меж тем наблюдал эту великую комедиантку, воспевавшую свою добродетель. Он был холоден, насмешлив, словно буравчиком сверлил взглядом тетку Сибо, втихомолку ухмылялся, и реденький паричок вздрагивал у него на голове. Он чем-то напоминал Робеспьера в ту пору, когда этот французский Сулла слагал четверостишья.

— Это как же так? И за что? И по какой такой причине? — спросила привратница в заключение.

— Вы хотите знать, под каким предлогом вас могут гильотинировать?

Тетка Сибо побледнела как полотно, ибо при этих словах ощутила на шее нож правосудия. Она растерянно взглянула на Фрезье.

— Слушайте внимательно, голубушка, — сказал Фрезье, стараясь скрыть удовольствие, которое доставил ему страх его клиентки.

— Лучше я брошу все это дело, — пробормотала тетка Сибо.

И собиралась уже подняться с места.

— Не уходите, вы должны знать, что вам угрожает; как адвокат, я обязан открыть вам глаза, — властно сказал Фрезье. — Господин Пильеро вас увольняет, это ясно, не так ли? Вы поступаете в прислуги к господам Понсу и Шмуке, — отлично! Это равносильно объявлению открытой войны между вами и супругой председателя суда. Вы пускаете все в ход, чтоб завладеть наследством, чтоб урвать себе лакомый кусочек...

Тетка Сибо возмущенно пожала плечами.

— Я вас не осуждаю — это не входит в мои обязанности, — сказал Фрезье, от которого не ускользнул протестующий жест клиентки. — Вы затеваете войну и можете зайти дальше, чем думаете! Когда человек одержим одной мыслью, он себя не помнит и действует сгоряча.

Тетка Сибо опять сделала протестующий жест и надулась.

— Да, да, мамаша, вы можете далеко зайти... — заметил Фрезье зловеще-фамильярным тоном.

— Что вы меня воровкой, что ли, считаете?

— Послушайте, мамаша, у вас есть расписка господина Шмуке, которая обошлась вам очень дешево... Вы здесь, моя красавица, как на исповеди... Так не лукавьте же с своим исповедником, тем более что ваш исповедник без труда читает в вашем сердце.

Тетка Сибо испугалась проницательности этого человека; теперь она поняла, почему перед тем он так внимательно ее слушал.

— Ну, так вот, — снова заговорил Фрезье, — вы сами понимаете, что в погоне за наследством госпожа Камюзо дороги вам не уступит... За каждым вашим шагом будут шпионить... Предположим, вы добились того, что господин Понс не забыл вас в завещании... Отлично. И вот в один прекрасный день являются представители закона, находят какой-то настой и обнаруживают на дне пузырька мышьяк; вас с мужем арестовывают, судят, обвиняют в намерении отравить старика, чтоб поскорей получить наследство. Мне случилось защищать в Версале простую женщину, так же не чувствовавшую за собой никакой вины, как не чувствовали бы вины и вы при подобных же обстоятельствах; все произошло именно так, как я вам говорил, и единственно что мне удалось — это спасти ей жизнь. Бедняжка получила двадцать лет каторжной тюрьмы, которые и отбывает в Сен-Лазаре.

Тетка Сибо была перепугана насмерть. Бледнея с каждой минутой, смотрела она на этого худосочного человечка с зелеными глазами примерно так, как смотрели несчастные мавританки, оставшиеся верными религии отцов, на инквизитора, приговаривающего их к сожжению.

— Так вы, дорогой господин Фрезье, обещаете, что, если я передам свое дело в ваши руки и поручу вам блюсти мои интересы, мне можно будет без всяких опасений кое-что получить?

— Ручаюсь вам за тридцать тысяч франков, — сказал Фрезье уверенным тоном.

— Вы же знаете, как я уважаю доктора Пулена, — начала тетка Сибо самым елейным голосом, — он и посоветовал мне обратиться к вам, не для того же направил он меня сюда, чтоб я сидела и слушала, как меня сочтут отравительницей и приговорят к гильотине.

И она разрыдалась, так взволновала ее мысль о гильотине; нервы не выдержали, сердце сжалось от страха, она совсем потеряла голову. Фрезье торжествовал. Заметив колебания своей клиентки, он испугался, что у него из-под носа уплывает выгодное дело, и решил усмирить тетку Сибо, запугать, застращать ее, связать по рукам и ногам, подчинить своей воле. Мелкий крючкотвор не собирался выпускать ее из своих лап, не удовлетворив лелеемых им честолюбивых замыслов, не высосав все соки из этой женщины, которая сама пошла к нему в кабинет, как муха в сети к пауку, где ей и суждено было безнадежно запутаться; взяв в свои руки это дело, Фрезье надеялся обеспечить себе на старость довольство, счастье, почет и уважение. Накануне вечером они с Пуленом все обмозговали, тщательно обсудили, так сказать, рассмотрели с лупой в руках. Доктор обрисовал своему другу добряка Шмуке, и они со свойственной им сметкой прикинули все возможности, взвесили заманчивые перспективы и опасности. Фрезье в порыве восторга воскликнул: «От удачи этого дела зависит наша судьба!» И он обещал Пулену место главного врача в больнице, а себе дал слово стать мировым судьей их округа.

Стать мировым судьей! Для Фрезье, человека способного, ученого, но нищего юриста, это было пределом мечтаний. Он мечтал о должности мирового судьи, как поверенные мечтают об адвокатской тоге, а итальянские прелаты — о папской тиаре. У него это стало навязчивой идеей! В том суде, где выступал Фрезье, мировым судьей был г-н Витель, семидесятилетний старик, собиравшийся в отставку, и Фрезье уже говорил Пулену, что займет его место, совершенно так же, как Пулен говорил ему, что спасет от смерти богатую невесту и женится на ней. Даже и представить себе нельзя, до чего гоняются за местами в такой столице, как Париж. Кто не мечтает жить в Париже! Стоит только открыться вакансии на торговлю табаком или гербовой бумагой, и сто женщин встанут, как один человек, и пустят в ход все свои связи, чтобы добиться этой торговли для себя. Предполагаемая вакансия на одну из двадцати четырех должностей сборщика налогов вызывает целую бурю страстей в палате депутатов! Такие места распределяются по предварительному сговору, это дело государственной важности. Жалованье мирового судьи в Париже равняется приблизительно шести тысячам франков. Эта должность расценивается в сто тысяч франков и считается одним из самых завидных мест в судебном ведомстве. Фрезье уже видел себя мировым судьей, другом главного врача одной из парижских больниц, мысленно он уже делал выгодную партию и находил богатую невесту для доктора Пулена; они помогали друг другу выбраться в люди. Ночная бессонница прошлась своей свинцовой дланью по честолюбивым замыслам Фрезье, и к утру в голове бывшего мантского стряпчего созрел страшный своими хитросплетениями план, план, сулящий обильную жатву, чреватый интригами. Тетка Сибо должна была стать главной пружиной задуманной им драмы. И непокорность этого своего орудия следовало тут же пресечь. Правда, непокорность не была предусмотрена, но Фрезье пустил в ход все силы своего зловредного ума и поверг к своим ногам возмутившуюся привратницу.