Жалкий ветрогон! За что бы ни взялся, все у него идет вкривь и вкось! Будто заговоренный. Позапрошлой осенью впопыхах занял у тетки, аруссаареской Анны, денег, добавил свою скопленную в поездках на рынок долю и купил легковой автомобиль. Для гонора, не иначе! Установил в передней комнате телефон с ручкой. В конце ежегодника местного кредитного общества среди прочих важных местных телефонов напечатал и свой номер: «И. Саарнак, владелец легкового и грузового автомобилей, хутор Ванатоа, 2 километра от поселка. Тел. 16». Тоже мне предприниматель! Сделал несколько свадебных поездок, а больше катался в свое удовольствие. И кончилась эта история с автомобилем именно тем, чем она и должна была кончиться.

Перед глазами Хельги снова стоял двор хутора Ванатоа, теперь уже с мартовским подтаявшим и притоптанным снегом, усыпанным желтыми клоками соломы и сереющей сенной трухой. Повисшие створки ворот сарая распахнуты, левая половинка все заваливалась, поэтому участковый уполномоченный милиции Юхан Лээтсаар стоял и придерживал ее. Под навесом возле машины копошились двое незнакомых мужчин, один сидел за рулем, а другой долго крутил заводную ручку. Наконец раздалось фырчание, из сарая во двор потянулся синеватый масляный дымок, который никак не хотел таять во влажном воздухе, мужчина с заводной ручкой отошел в сторону, и вскоре во двор выкатился слава и гордость Ильмара — маленький темно-серый «Опель Олимпия».

Из дома доносились тяжелые удары. Ильмар колотил ногой в дверь. Хорошо еще, что расторопный батрак успел захлопнуть ее перед носом разъяренного хозяина и придерживал дверь ногой, пока старая хозяйка не повернула ключ. Ильмара вновь охватил порыв ярости, он, несомненно, не думая накинулся бы на мужчин и навлек бы на себя несчастье. Будто они по собственному почину забирали его машину! Но уж если Ильмар буйствовал, ему нипочем были все казенные указы и государственная власть.

Милиционер время от времени поглядывал в сторону дома. Между ударами в дверь из комнаты неслась ругань, но слов было не разобрать. Хельга стояла ближе всех к дому, она кое-что слышала.

— …пристрелю мерзавца… проклятые грабители!.. — кричал Ильмар со слезами ярости в голосе.

Автомобиль тем временем фырчал и чадил во дворе, мужчины суетились возле него, милиционер подошел к Хельге.

— На акте о передаче автомобиля требуется подпись владельца, — сказал он несколько беспомощно. — Только, наверно, не получится, а?

— Сами слышите, — кивнула Хельга в сторону дома.

Широкоплечий Юхан Лээтсаар был не на шутку озадачен, его большущие руки повисли, и легкий ветерок теребил в пальцах листок акта. Наконец он вытащил из кармана шинели желтый химический карандаш и протянул его Хельге:

— Да все равно. Подпишите сами, вы же хозяйка.

Хельга прислонила акт к серым источенным доскам ворот и нацарапала там, где ей было указано пальцем: X. Саарнак. Подпись получилась корявая и чужая, будто ее поставил трясущийся старик.

Из-за той подписи Ильмар устроил ей настоящий скандал.

— Дрянь паршивая! — кричал он на жену. — По какому праву ты разбазариваешь мое добро? Ты, что ли, наживала его? Не лезь в компанию со своим стервецом братцем, имей в виду, когда начнем коммунистов вешать, и для тебя сук найдем!

Хельга не стала дослушивать, пошла в хлев к коровам. У двух уже были телята, третья каждую минуту могла отелиться — они нуждались в ее помощи.

Левая половинка ворот привалилась, другая оставалась еще несколько дней нараспашку. Наверное, батрак в конце концов прикрыл ее, у Хельги не было желания к ним притрагиваться.

После реквизиции машины Ильмар озлобился. Раньше он только прохаживался по адресу новой власти, теперь все чаще у него вырывались проклятия и кровавые угрозы. После этой весенней истории Рууди удалось дважды заскочить в Ванатоа, и оба раза Ильмар, заметив появление шурина, куда-то исчезал, будто сквозь землю проваливался. И без слов было ясно, что он не желал встречаться со своим родственником-парторгом. После второго посещения Ильмар принялся выяснять: чего это Рууди высматривает в Ванатоа? Будто надо непременно что-нибудь высматривать, когда приходят проведать родную сестру. Но Ильмар был упрям, как старый баран, он считал, что знает наверняка: Рууди именно приходил вынюхивать, что бы еще уволочь с хутора.

Нет, что-то должно было случиться, таким образом жизнь долго продолжаться не могла. Хельга чувствовала, что нервы ее на пределе, из-за любой пустяковины на глаза наворачивались слезы. Хотя, выросши вместе с братьями, она с детских лет не любила распускать нюни. Озлобленность Ильмара, вся зашедшая в тупик жизнь отнимали силы.

Посоветоваться было не с кем. Отец и Михкель в счет не шли, Рууди — тот бы обрушился на Ильмара всей силой закона и власти и окончательно испортил бы дело. Хельга думала, думала и наконец решила днями побывать у Астрид — дочери Анны Аруссаар. Пойдет вроде бы проведать ребенка. Астрид — племянница Ильмара, все же свой человек, молодая, правда, но со светлой головой. Если она и не сможет ничего посоветовать, то хоть душу можно будет излить, и то облегчение.

Из передней снова донесся протяжный и жалобный визг диванных пружин. Ильмар тоже не спал. Полночь давно миновала, стало уже рассветать. За окном отрывисто щебетали ночные птицы. Комнатная духота давила на грудь, простыни обжигали. Хельга сбросила одеяло. Ночная рубашка задралась, бедра белели в темноте. Не было силы шевельнуть рукой, чтобы поправить рубашку.

Так она и погрузилась в неверный сон все с тем же надвигавшимся на нее неясным предчувствием: что-то должно случиться!

В книгу времени занесено:

В пятницу, 20 июня 1941, около 19.30 хуторянин деревни Курни, Виймаствереской волости, Ильмар Саарнак по проселочной дороге направлялся на конной косилке с покоса в пойме реки домой. Доехав до принадлежащего хутору Ванатоа, он услышал свист. Так как, по всем признакам, кто-то привлекал к себе внимание, то И. Саарнак остановил лошадь и пошел к сараю, откуда доносился свист, чтобы выяснить, в чем дело.

В сарае И. Саарнак обнаружил бывшего полицейского констебля Эльмара Уука из соседней волости Саарде. Уук был одет в старую полицейскую форму и давно не брит, по его словам, он ушел из дома еще 4 июня и с того времени скрывался по лесам и сараям. Э. Уука И. Саарнак знал с 1938 года, когда имел с ним контакт по случаю открытия в поселке памятника погибшим в освободительной войне. Констебль Уук находился при исполнении служебных обязанностей. И. Саарнак присутствовал как фотограф.

Свое пребывание в волости Виймаствере Э. Уук объяснил соображениями личной безопасности. Как ему стало известно, власти собирались взять его под стражу, чтобы заключить в тюрьму либо выслать. В своей волости он считал себя слишком хорошо известным, поэтому существовала большая опасность, что его опознают и выдадут. Закончив объяснение, Э. Уук спросил, не станет ли И. Саарнак возражать, если он пробудет несколько дней в его сарае, и получил на это согласие.

Затем Э. Уук расспросил И. Саарнака о существующем положении в деревне и попросил незаметно приносить ему еду. Он также известил И. Саарнака, что поблизости в округе скрываются еще несколько бывших руководителей Кайтселийта и полицейских офицеров, которые по тем же соображениям, что и он, покинули свои дома и выжидают подходящий момент для начала активной деятельности против представителей советской власти и военнослужащих Красной Армии. Целью этой деятельности должна быть ликвидация к приходу немецких войск советской власти и восстановление эстонского самоуправления. Начало войны, по словам Э. Уука, это вопрос ближайших дней. Э. Уук сделал И. Саарнаку предложение вступить в создаваемый отряд. И. Саарнак предложение принял.

В субботу, 21 июня, хуторянин И. Саарнак отнес в сарай, о котором говорилось выше, продовольствие и японскую винтовку с 22 патронами. Винтовку И. Саарнак нашел в 1919 году возле волостной управы в Виймаствере после боя между отрядом красноармейцев и входившим в состав эстонских войск партизанским батальоном Сакала. Четырнадцатилетний в то время подросток спрятал оружие за потолочную балку на чердаке жилого дома хутора Ванатоа, где оно и пролежало все последующие годы.