Аналогичный пример в поэмах В.В. Маяковского:

Чудно человеку в Чикаго!

Чудно человеку!

И чудно!

(150 000 000)

Мне ль

вычеканивать венчики аллитераций

богу поэзии с образами образов

("Пятый Интернационал")

Паронимия и парономазия

Энантиосемия, т.е. омонимия, обладающая антонимическим значением, в крайней форме выражает диалектику тождества и различия. Паронимы передают ее смягченно, потому что эти слова этимологически близки

Восхищенной и восхищённой,

Сны видящей средь бела дня,

Все спящей видели меня,

Никто меня не видел сонной

М.И. Цветаева.

"Восхищенной" значит "похищенной, привлеченной"; "восхищённой" -"исполненной восхищения, очарованной". Первое слово указывает на высшую силу, которая притягивает к себе поэта, второе - означает ответ поэта на призыв.

Парономазия (паронимическая аттракция) - это случайное сближение неродственных; слов, признак особой виртуозности:

Ночь Евья,

Ночь Адамья.

Кочевья

Не отдам я.

Табун

Пасем.

Табу

На всем.

Н. И. Глазков. Поэтоград

Парономазия помогает увидеть неожиданное родство - глубинное, невидимое глазу - в далеких друг от друга словах. Мы уже приводили пример из того же "Поэтограда" - с "творителями" и "вторителями". А вот аналогичный случай - стихотворение молдавской поэтессы Л. Лари в переводе А. М. Бродского. Оно называется "Молитва Пигмалиона":

Творенье - одухотворенье,

Без духа оно - ремесло.

Как дар есть по сути - даренье,

Так тело по сути - тепло.

Сначала переводчик берет просто однокоренные слова "творенье" и "одухотворенье", затем дублеты "дар" и "даренье". Последние слова являются абстрактными существительными ("дар" означает "дарование", а не "подарок") и построены по одному и тому же принципу суффиксации (в слове "дар" она нулевая). Автор настраивает нас на объемное видение слова, на открытие в нем второго плана. Однако эти лексические параллели мотивированы словообразованием. Они подготавливают пару, не имеющую такой мотивировки "тело/тепло". Эта параллель тем более удачна, что она "изобразительна": первое слово в данном контексте воспринимается неполным вариантом второго. "Тело" - это "не готовое", "не завершенное" слово, как тело Галатеи не завершено, пока оно остается холодным мрамором. Фактически оно может называться телом в другом смысле, то есть трупом. Переводчик очень удачно обыгрывает и полисемию слова: тело без тепла - это тело мертвое.

Парономазия может принимать курьезнейшие формы. Так, например, И.А. Гончаров однажды обнаружил у своего лакея Валентина тетрадку, озаглавленную "Сенонимы".

Под этой надписью, попарно, иногда по три слова, (...) написаны были однозвучные слова. Например, рядом стояли: "эмансипация и кон-стипация", далее "конституция и проституция", потом "тлетворный и нерукотворный", "нумизмат и кастрат", и так без конца.

- Что это такое? - спросил я.

- Тут написано что: сенонимы! - сказал он.

- Да что такое "синонимы", ты знаешь?

- Это похожие друг на друга слова.

- Кто это тебе сказал?

- Да тот же дьякон Еремей: он был ученый.

И.А. Гончаров. Слуги старого века.

Валентин совершенно прав, когда называет эти слова "сенонимами", потому что, строго говоря, здесь нет ни синонимии, ни паронимии, ни даже паронимичесиой аттракции, а есть лишь пародия на параномазию. Для ее терминологической квалификации буквально нет слов, почему бы не назвать ее "сенонимией". И все же некоторые смысловые отношения между словами в перечисленных парах есть. По крайней мере, в трех парах вторые элементы своей семантической "непрезентабельностью" снижают "респектабельность" первых. Сопоставляются социальное раскрепощение женщин и запор, система демократических законов и "древнейшая профессия" (можно сделать вывод о смысле, объединяющем первые четыре слова - это называется "концептом"13 всевозможные права и свободы, особенно для женщин, - "от лукавого"; но не будем заходить так далеко и трактовать намерения автора столь произвольно). С парой "нумизмат и кастрат" у читателя могут быть свои ассоциации. У автора этих строк, например, - со Скупым рыцарем, наверное, не нужно объяснять почему.

Наконец, к паронимам близки дублеты - однокоренные слова, различающиеся чаще всего суффиксами и выражающие оттенки общего смысла. Сочетание дублетов в одном контексте не только украшает произведение, но и создает впечатление разностороннего, объемного раскрытия темы.

Он жалобен, он жалостлив и жалок, - пишет И.-Северянин о М.А. Кузьмине, тремя штрихами рисуя вполне целостный характер, (одновременно разнообразный и единый: его качества группируются вокруг главного чувства жалости).

На первый взгляд, в том же ряду и следующий пример:

"... Игнатий был предан колхозному движению до свирепости. Поднимал народ в пять часов утра, как утопистов. Про утопистов слыхал? (...) Народ такой был - утописты. У них все было бесплатно (...)

- А колхозы у них были? - спросил Митя.

- Нет. Колхозного движения у них не было. Поскольку там не было деревни. На сельскую работу погоняли без разбору, всех подчистую - и дворника, и академика - на полных два года без перерыва (...).

- А где, дядя Макун, эти утописты жили? - спросил Митя.

- В Утопии.

- А Утопия где?

- Кто ее знает. Гордей Николаич, кузнец, говорит, что такого народа никогда не было. А Федот Федотыч объяснил, будто (...) утописты добились уничтожения частной собственности и противоположности между городом и деревней, а после того забрались на кирпичную стену, попрыгали оттуда в море и утопились. Поэтому и называются "утописты".

С.П. Антонов. Овраги

Конечно, при комментировании данного микротекста напрашивается вывод, что говорящий, по малограмотности, смешивает понятия "утопийцы" (жители острова Утопия из романа Томаса Мора) и "утописты" (создатели утопий, в пределе - беспочвенные мечтатели вообще). Но правильнее было бы сказать, что как раз по малограмотности Макун ничего не смешивает. Скорее всего, слова "утопийцы" он вообще не знает. Но крестьяне в романе С.П. Антонова и Макун в том числе - правильно чувствуют языковые значения. Ведь, в принципе, даже не зная слова "утопийцы", они могли бы образовать его по аналогии с "австрийцами" и т. п. или придумать какое-нибудь другое название по продуктивной словообразовательной модели. Однако они вряд ли сочинили бы для этой цели слово "утописты" - этнонимов с суффиксом -ист- не существует. Данный формант специализируется на словах, характеризующих человека по профессии, на со-ционимах вообще, и крестьяне очень точно употребляют слово "утописты", как будто чувствуя, что это не этноним ("такого народа никогда не было"), а соционим. Это слово в том же ряду, что "баптисты" или "уклонисты". Случай осложняется еще и компонентом "народной этимологии" -вернее, ресемантизации: от глагола "утопиться".

Игнат Шевырдяев обещал Федот Федотыча за такое объяснение загнать в Нарым, да не успел. А я думаю, может, и верно, утопились. Какой интерес весь век под дудку бегать. Люди, чай, не цыплята. Верно? Вот и называют их, бедолаг, не баптисты, не уклонисты, а все же таки утописты. Каждое название проклевывается и кустится от одного зернышка.

Последнее заявление "этимологического" характера подчеркивает, что Макун вполне адекватно ощущает смысловые нюансы. Мы имеем дело не с дублетной нейтрализацией, когда разные слова воспринимаются как почти не отличающиеся друг от друга наименования одного и того же предмета, но с настоящей, хотя и латентной, паронимией. Макун склонен думать, что "утописты" не название мифического народа, а номинация, произведенная от действия. Иначе говоря, "утопистами" могут оказаться все.

Полисемия

Многозначность в художественном тексте демонстрирует богатство и экономность языка. Это особенно существенно для текстов, предназначенных для детей и подростков, например: