В апреле 1821 года в тревожные и славные дни восстания греков за свою независимость в Кишиневе встретились впервые и долго беседовали два человека, имена которых потом составили гордость России, — Пушкин и Пестель. В дневнике А. С. Пушкина осталась запись: «9 апреля. Утро провел с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова… Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю…» О том, какое большое впечатление произвел на поэта новый знакомый, свидетельствует и сохранившийся в пушкинских бумагах набросок пером — резко очерченный профиль его собеседника — высокий прямой лоб, проницательный сосредоточенный взгляд, решительный волевой подбородок. Некоторые знакомые Пестеля склонны были усматривать в нем сходство с Наполеоном, и не только фигурой — небольшой, плотной и коренастой, но также твердым мужественным характером, воинской доблестью, разносторонними талантами. Главнокомандующий граф Витгенштейн говорил, что Пестель всюду будет на своем месте — и на посту министра, и во главе армии. С одинаковым успехом он мог быть также дипломатом и разведчиком, сам же готовился стать законодателем революции, главой и основателем величайшей республики на свете. Сподвижники называли его «гениальным» и гордились им как «одним из замечательнейших людей своего времени».

Павел Иванович Пестель, сын московского почт-директора, родился 24 июня 1793 года.

Годы учения сына вельможи — в александровское царствование И. Б. Пестель стал сибирским генерал-губернатором — в общем малоинтересны, если не считать того, что в течение четырех отроческих лет мальчик обучался в Германии. При возвращении на родину он сразу же попал в выпускной класс привилегированного Пажеского корпуса, и здесь учебное начальство осталось им недовольно: юноша не стеснялся порицать крепостное право, толковал о равенстве. «Пестель имеет ум, в который извне вливаются вольнолюбивые внушения», — отметил директор корпуса. Тем не менее в декабре 1811 года имя Павла Пестеля как первого по успехам выпускника было выбито золотыми буквами на мраморной доске.

Время было тревожное. В составе лейб-гвардии Литовского полка юный прапорщик двинулся в поход, навстречу военной грозе. Боевое крещение он принял в Бородинском сражении. Под вечер во время атаки французских позиций его тяжело ранили.

За храбрость, проявленную в бою, Кутузов наградил Пестеля золотой шпагой.

После восьмимесячного лечения, с незатянувшейся раной, из которой все еще выходили кусочки кости, двадцатилетий подпоручик поспешил вслед за действующей армией за границу, где его назначили адъютантом главнокомандующего графа Внтгенштейна. Вновь и вновь он отличается в сражениях, и его боевые подвит отмечаются пятью орденами. Но не золотые генеральские эполеты, не будущая карьера занимали молодого офицера. Он принадлежал к той славной дружине верных сынов отечества, чьи патриотические чувства пробудила всенародная война против нашествия Наполеона.

«Мы — дети 1812 года», — с полным правом говорили о себе декабристы. Военная страда сблизила лучших из офицеров с солдатами, заставила по-новому взглянуть на бедствия закрепощенного крестьянства. Невиданный патриотический подъем масс в годину Отечественной войны, когда «славные опасности», по выражению Н. Г. Чернышевского, «пробудили к новой жизни русскую нацию», вызвал в передовых офицерах чувство уважения к своему народу, стремление напомнить о его национальных заслугах и традициях, забытых дворянской аристократией.

«Война 1812 г. пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании», — говорил декабрист Иван Якушкин.

Освобождение России и Европы от наполеоновского ига служило доказательством в глазах декабристов способности русского народа «к самостоятельным действиям, и следовательно, и к самоуправлению». Декабристы желали видеть свободным «русский народ, первый по славе и могуществу своему».

Реальные основы и идейные источники мировоззрения декабристов не исчерпывались родной почвой. В первой четверти XIX века еще очень жива была память о событиях великой французской революции, провозгласившей освободительные идеи новой эпохи. Во время заграничных походов будущие революционеры увидели уже освобожденные от феодальных пут народы, близко познакомились с учреждениями и принципами, рожденными французской революцией.

Французская революция 1789 года, по свидетельству мемуаристов, была чуть ли не ежедневным предметом разговоров и жарких споров в среде деятелей тайного общества.

Однако большинство декабристов, в особенности члены Северного общества, напоминали таких известных деятелей 1789 года, как маркиз Лафайет и граф Мирабо. Готовые признать заслуги этих более чем умеренных революционеров, они с ужасом говорили о Робеспьере и Марате. Одобряя «Декларацию прав», составленную Лафайетом, большинство декабристов, как бы следуя этому деятелю французской революции, порицало якобинскую диктатуру. Только немногие решились бы заявить вместе с Пестелем, что Франция блаженствовала под управлением Комитета общественного спасения. Пестель видел заслугу якобинской диктатуры в том, что она твердой рукой предотвращала попытки аристократической реставрации. В то же время у Пестеля можно найти и проницательные мысли о нерешенности задач французской революции, ибо «аристократию феодализма» заменила «аристократия богатства».

Деятелей тайного общества волновали известия о революционных событиях современного им мира. В Южной Европе и в Южной Америке народы с оружием в руках взялись за дело национального освобождения. В начале 1820 года вспыхнула революция в Испании, затем последовали революции в Неаполе, Португалии, Бразилии, Сан-Доминго. Весной 1821 года восстала против турецкого гнета Греция. «Что почта, то революция», — восхищенно записывал в дневнике декабрист Николай Тургенев.

— Дух преобразования заставляет умы клокотать, — заявлял Павел Пестель.

Но если передовая молодежь думала о свободе, то правительство делало все возможное, чтобы удержать народ в рабстве, погасить искры свободы и просвещения. «Воспитанный под барабаном», как отозвался о нем поэт, Александр I стал преследовать офицеров суворовско-кутузовской школы. Тупая муштра, избиения солдат, издевательства возвращали армию к павловским порядкам.

В стране установился режим аракчеевщины. Александр I, занятый борьбой с революционным движением в Европе, поручил управление государством невежественному и жестокому крепостнику Аракчееву. Аракчеев покрыл Россию военными поселениями. Под страхом самых тяжких наказании солдаты должны были обрабатывать землю и одновременно нести военную службу.

Пытаясь предупредить распространение передовых идей, правительство занялось насаждением религиозного образования. Вводится строжайшая цензура. Из столицы высылается за вольнолюбивые стихи Пушкин. Из университетов изгоняются лучшие преподаватели. Наступает полоса самой мрачной реакции.

Аристократы в гвардейских мундирах бездумно бросаются в кутежи, швыряют деньги в заграничных вояжах. В летописях Кавалергардского полка сохранился рапорт о годичном отпуске в Испанию «дабы посмотреть тамошних красавиц».

Но светские забавы были чужды Пестелю и его друзьям.

На вечеринках они обсуждают европейскую политику, регулярно собираются на квартире профессора Германа, убежденного противника крепостничества, слушать лекции по политической экономии.

— Это странно! Очень странно! Отчего они вздумали учиться? — вскричал Александр I, узнав об этих лекциях.

Основания для подобного беспокойства были. Зимой 1816 года в Петербурге возник кружок патриотически настроенных офицеров, вознамерившихся спасти Россию от царского деспотизма и варварства крепостников. В этот «Союз спасения», преобразованный затем в более многочисленный «Союз благоденствия», вошел и Пестель. Здесь впервые он принял участие в спорах о подходящих для России формах государственного правления, о способах борьбы с самодержавием.