— Я не могу подбросить вас до школы. Свободных мест нет.

— Вы должны взять нас! — закричал я. — Видите вон там на дороге человека в машине? Он охотился за нами!

Мужчина завел пикап. Дотти моментально оценила ситуацию.

— Быстро садитесь! — поторопила она. Едва Эван и я забрались на колени к другим ребятам и захлопнули дверцу, машина рванула, и мы на бешеной скорости помчалась к школе. Чуть позже Дотти посмотрела в зеркало заднего вида, но нас никто не преследовал, и теперь можно было вздохнуть спокойно.

Некоторые из нас очень редко ходили в столовую, поэтому искали еду в других местах. Сначала мы совершали набеги на кухню и брали, что хотели, но однажды обнаружили на двери висячий замок. Тогда мы просто пробили тоннель в подвал, где хранились продукты, и стали таскать продукты оттуда. Сотрудники школы сменили замки, но о тоннеле так никогда и не узнали. Мы воровали так много продуктов, что в конце концов школа Пайнхиндж обанкротилась и ее пришлось закрыть.

Был ли я счастлив, имея такую «свободу»? Ничуть. Наоборот, это был один из самых жалких периодов моей жизни. Я не видел в ней смысла. В военной школе со всеми ее порядками мне было гораздо лучше, чем в этой свободной школе без всяких правил.

До нас доходили разные слухи о колониях хиппи и чудесном климате на юге Калифорнии. Там всегда тепло, даже зимой. Можно жить в палатке и питаться тем, что растет вокруг.

— Вот такая жизнь мне по душе! — сказал я Джею. — Хочу жить за счет даров природы и ни перед кем не отчитываться.

— Отличная мысль, приятель! — восторженно отозвался он. — Нам уже по пятнадцать. Мы вполне можем сами о себе позаботиться. Давай поедем и проверим это!

Во время весенних каникул мы добрались автостопом из Пайнхинджа до южной Калифорнии и разбили палатку в окрестностях Палм Спрингз. Однажды хиппи подвезли нас до города в своем старом фургоне.

— Где здесь тусуются? — спросил я. — Ну, понимаете… место, где можно пожить, перекантоваться какое–то время.

— Таквиц Каньон — вот куда мы едем, — ответил высокий бородатый парень. — Это довольно далеко от города, так что копы не будут доставать нас, и можно курить марихуану, пить пиво и шуметь сколько угодно. Выезжаем после обеда. Хотите с нами?

Мы с Джейем переглянулись и произнесли в унисон:

— Еще бы!

Хотя длина Таквиц Каньона составляет почти двадцать пять километров, большинство хиппи сразу направилось к устью Палм Спрингз покурить марихуану и просто убить время. Меня поразила красота этого места. Здесь, в отдаленной пустынной равнине, росли прекрасные девственные леса. Среди деревьев и трав по огромным гладким валунам каскадом спускался водопад. Он, словно живой, стремительно падал на скалы, а затем поднимался серебристым облаком. Когда солнечные лучи пронизывали капельки, возникала чудесная радуга. Неудивительно, что некоторые режиссеры снимают в этих местах свои лучшие фильмы!

Когда мы все отдыхали и курили марихуану, с каньона спустились мужчина и молодая женщина. Его длинные волосы добела выгорели на солнце, а темная, огрубевшая кожа и бесформенная борода напомнили мне горного козла. Я также заметил, что у него босые ноги. Интересно, как он может ходить без обуви, когда вокруг полно кактусов?

Молодая женщина лет двадцати — видимо, наполовину гавайка, наполовину итальянка — шла следом за ним. Ее красоту невозможно было не заметить — у нее были большие карие глаза, темные ниспадающие волосы и гладкая кожа оливкового цвета. На спине у женщины в специальном рюкзачке сидел забавный малыш. Его загорелая на солнце кожа резко контрастировала с белесыми волосами, которые стояли дыбом, будто ребенка только что ударило током. Как я узнал впоследствии, он родился в Таквиц Каньоне, и его назвали Теви Таквиц.

— Откуда вы? — спросил я мужчину. Он остановился и посмотрел на меня.

— Из дома.

— Вы чё, в горах живете? — я показал на каньон. — Ну… это… где у вас хата? — я попытался подражать жаргону хиппи.

— А, в пещере, — небрежно бросил он.

Я, городской парень, не мог скрыть своего изумления.

— Слушай, друг, мне бы так хотелось посмотреть твое жилье! Не возьмешь меня с собой, когда пойдешь обратно? — спросил я с надеждой.

— Будешь моим гостем, — согласился он. — Мы идем в город, чтобы попросить милостыню на улице, а потом купить продуктов. А еще хотим попытаться сбыть этих щенят койота.

Он показал мне двух очаровательных щенков.

— Помесь собаки и койота, — объяснил мужчина. — Наверно, мы будем проходить здесь обратно через пару часов, и ты сможешь присоединиться к нам.

Я с нетерпением ожидал их. Джей лежал на земле с полузакрытыми глазами, одурев от наркотиков и не понимая, что происходит. Когда они наконец вернулись, я пошел с ними, и мы стали подниматься по каньону.

— Меня зовут Джим, — сказал мужчина, когда мы гуськом шли по извилистой тропинке, — а это моя жена, Санни.

По дороге я задавал много вопросов, но вскоре пологий подъем сменился более крутой и каменистой тропой. Я так тяжело дышал, что уже не мог говорить, и только время от времени спрашивал:

— Еще далеко? Тогда Джим говорил:

— О, уже близко. Сразу за тем холмом.

Я видел небольшой холм впереди и думал: «Ну, такое расстояние я смогу осилить. Однако вскоре обнаруживалось, что Джим имел в виду гору, видневшуюся далеко впереди. Мне потребовалось совсем немного, чтобы понять, каким я стал слабым. Бросив военную школу, я начал курить, и не только сигареты. Марихуану курил и в тот день, что сделало восхождение еще труднее.

Джим и Санни шли не останавливаясь, как будто для них это сущий пустяк. Они переговаривались по пути и смеялись. Он нес рюкзак с продуктами весом около двадцати килограмм, а она — ребенка. Я же нес только себя самого, и при этом еле поспевал за ними.

Солнце село, и становилось все темнее. «Интересно, — думал я, — как они видят, куда идти?» Я мог разглядеть только светлые носки Санни, которые выглядывали из ее обуви. Казалось, будто они скакали вверх–вниз, когда она шла. Пытаясь не отставать от нее, я торопился и порой спотыкался на подъеме, иногда падая на все четыре конечности. Наконец я спросил Джима:

— Вы не хотите передохнуть?

— Не–а, здесь мы обычно не отдыхаем, — ответил он.

К счастью, я пару раз наткнулся на кактус чолья, и, хотя было ужасно больно, по крайней мере, Сани и Джим остановились и подождали, пока я вытащу колючки, и мне удалось перевести дух.

— Еще далеко? — спросил я.

— О, уже совсем близко.

В Нью–Йорке «совсем близко» означает «пара кварталов». А Джим имел в виду три–четыре километра, и притом в гору. Наконец мы добрались до гребня горы, возвышающейся на 1 240 метров над Палм Спрингз. Что за потрясающее зрелище открылось нашему взору! Впереди простиралась темная пустыня, а внизу под нами виднелись несколько городков, окруженных густыми лесами. Пока мы отдыхали, Джим и Санни покуривали марихуану. Только я начал приходить в себя, как они поднялись и снова тронулись в путь.

— Ну, далеко еще? — снова спросил я.

— Не–а… Теперь почти всю дорогу под гору.

Ну да, под гору, однако спуск был настолько крутым, что при каждом шаге ноги подворачивались, и мне приходилось цепляться каблуками, чтобы не скатиться. Затем я услышал журчание воды, и вскоре мы стали петлять вдоль ручья. Мои новые знакомые знали, где камни, а я то и дело соскальзывал в воду, не говоря уже о том, что ветки деревьев постоянно хлестали меня по лицу. Здесь, вверху, возле воды, пустыню сменили джунгли.

В тот момент, когда я подумал, что больше не в состоянии сделать ни шага, мы оказались перед пещерой. Джим зажег свечу, но я слишком устал, чтобы оглядываться по сторонам, и просто наблюдал, как Санни разворачивает влажный спальный мешок.

— Можешь спать здесь, — сказала она. — А мы поднимемся наверх в летнюю пещеру.

— В летнюю пещеру? — с опаской спросил я. Но они уже исчезли во тьме, оставив меня одного в этом жутком месте. Я забрался в сырой спальный мешок и свернулся калачиком. До меня доносилось какое–то шуршание; потом выяснилось, что это мыши, а тогда казалось, будто ползет гремучая змея или крадется пума. Но я слишком устал, чтобы беспокоиться об этом, быстро согрелся и заснул под доносившийся издалека вой койотов и жалобное уханье совы.