Она еще долго была охвачена трепетом, прежде чем в обволакивающей истоме заснула, разметавшись по кровати, как избалованный капризный ребенок.

Роберт несколько секунд подавленно, с горечью смотрел на свою своенравную кузину. Потом повернулся к Шарон спиной, отодвинувшись от нее как можно дальше.

Шарон просыпалась с неохотой. Инстинкт самосохранения подсказывал, что лучше держаться за спасительное покрывало небытия, что она содрогнется от того, с чем неизбежно столкнется, когда откроет глаза и вспомнит, что произошло ночью.

Она ужаснулась. Случившееся вернулось к ней хороводом диких видений. Шарон села, изнывая от упреков смятенной совести.

— Нет!.. Я не могла… Я не… — в тягучем полубреду убеждала себя она.

Как ни чудовищно, однако, сомнений не оставалось: все это правда. Постель рядом с ней, там, где должен был спать Роберт, сейчас, к счастью, была пуста.

Где он? Должно быть, спустился в конференц-зал, решила Шарон. А тебе лучше встать, одеться и приготовиться к объяснению, когда он вернется, мрачно приказала она себе.

Встретиться с ним! От одной мысли об этом у нее все внутри переворачивалось, хотелось сбежать, исчезнуть, раствориться без следа.

Шарон поспешно выбралась из постели. Тело слегка ныло незнакомой и непривычной болью. Ей во всех деталях вспомнилось, что она вытворяла ночью, что говорила, и стыд стал совсем невыносимым.

Стоя под душем, она поняла, где страсть Роберта впервые проникла в нее — страсть, которую она сама всеми силами разжигала, о которой униженно молила его.

— Нет, я не… Это… не я… — как в детстве, перед несправедливым наказанием заскулила Шарон, хотя была уверена, что могла и сделала это. И, самое кошмарное, она понимала, что он тоже это знает. — Я думала… мне снился Фрэнк… — беспомощно шептала она в пустоту, оправдывая свое вероломное тело, так явно, неоспоримо и невыносимо предавшее ее.

Когда она вышла из душа и оделась, было уже почти восемь. Шарон сообразила, что надо спуститься вниз и позавтракать, но меньше всего ей хотелось есть. Нет, мучительно подумала она, меньше всего на свете ей хочется видеть Роберта, видеть его и знать, что произошло между ними.

Она напряглась, услышав, как отворилась дверь. Это был Роберт.

Шарон не могла поднять глаз и, против своей воли, чувствовала, что начинает краснеть.

— Я… я собираюсь спуститься позавтракать, — пробормотала она, поспешив к двери.

— Погоди. Я кое-что хочу тебе сказать.

— Нет! — Невменяемость, с которой она бросила ему это, выдала ее чувства. Роберт схватил ее за руку, развернув так, что сам оказался между ней и дверью. — Пусти меня! — в гневе потребовала она. — Я хочу, чтобы ты…

— Ты так говорила… ночью, — оборвал ее Роберт, безжалостно наблюдая, как кровь приливает к ее лицу, а тело каменеет, словно он ударил ее.

— Нет… — шептала она. — Это… это был не ты… Я…

Шарон дрожала, пытаясь что-то произнести, дать какое-то внятное оправдание, объяснение тому, что она делала, говорила, чувствовала. Но, сообразив наконец, что ей нечего сказать, она в отчаянии выставила свой последний аргумент, бессознательно выплеснув в него все потаенное, обуревавшее в этот момент ее душу.

— То, что произошло ночью, не было… Я не… я думала, что ты — Фрэнк… Он снился мне, и когда… Ты должен знать, что я думала, что ты — это он! — истерически вскрикнула она, защищаясь. — Ты должен знать, что я бы никогда…

Она вдруг замолчала, увидев, как смотрит на нее Роберт. Все в ней оборвалось, когда она поняла, что он на грани неистовства.

— Продолжай, — с поразительным спокойствием посоветовал он. — Ты говорила, что думала, что я — это Фрэнк, что тебе снился Фрэнк, но ты же не спала, когда мы любили друг друга? Ты отлично знала, с кем ищешь близости, кто обнимает тебя, ласкает тебя, дарит тебе наслаждение, — насмешливо напоминал он, — даже если сейчас ты твердишь, что хотела бы, чтобы на моем месте оказался мой брат.

— Я… я верила, что ты — это Фрэнк, — неизвестно кому и зачем упорно врала Шарон, загнанная в угол тем, что он не позволял ей спрятаться в свои спасительные фантазии. — Я хотела…

— …хотела меня, — моментально добавил Роберт. — А вот сейчас ты предпочитаешь обманывать себя. Ты можешь сколько угодно это делать, Шарон, но меня ты не проведешь. Это я…

— Я воображала Фрэнка! — в безумии сорвалась Шарон, не в силах больше его слушать.

Губы Роберта, побелев, задрожали, и ей стало по-настоящему страшно.

— Понимаю… Ты представляла, что я — это Фрэнк. Ты воображала, что я — это мой брат, верно, моя маленькая лживая девственница?

Он посмотрел на ее губы и ниже, как бы проникая в ее тело полным ненависти знающим взглядом, под которым ее кожа вспыхивала, словно ее жгло адское пламя.

— Но ведь ты больше не девственница, Шарон? — прорычал он и внезапно привлек ее к себе, схватив за плечи, прижав так крепко, что она почувствовала опаляющий жар его гнева. Она была потрясена, оказавшись вдруг в состоянии какой-то болезненной слабости.

Шарон боролась с тем, что вновь начинала нашептывать ее коварная плоть, но не могла не замечать этого мучительного желания. Тело отказывалось понимать, что она не может разрешить ему даже чувствовать, не то что показать открыто…

Она слышала едва сдерживаемое клокотание в голосе Роберта, видела, как полыхали его глаза, когда он наотмашь бросил ей.

— И я скажу тебе — неважно, как горячо ты будешь это отрицать, — это меня ты хотела прошлой ночью, Шарон, это меня ты молила обнять и ласкать тебя… Взять тебя и войти в твое тело…

— Нет, — резко возразила Шарон — нет, это неправда! Я думала, что это не ты… Я хотела Фрэнка, не тебя… — жалобно простонала она.

— Это вовсе не то, что ты шептала ночью, — грубо напомнил ей Роберт. — «Я хочу тебя, я хочу тебя»… — передразнил он ее. Она съежилась. Как точно уловил он ее тон, исполненный ненасытной страсти.

— Ты ведь знал, что я думала, что ты — это Фрэнк, — потерянно взялась за свое она. — Должен был знать. Ты ведь знаешь, как я его люблю. Ты должен был остановиться. Почему ты не остановился?

— Почему? Потому что я — мужчина, — жестко ответил он. — А когда женщина предлагает себя мужчине, приходит к нему, просит его, умоляет, ведет себя так, как ты вела себя ночью… — Роберт прервался, посмотрел на нее и процедил угрюмо: — Если ты ждешь извинений, Шарон, или что я начну защищаться, то, боюсь, зря. Я дал тебе то, о чем ты просила. То, что произошло между нами ночью, случилось потому…

— Потому что я считала, что на твоем месте был твой брат, — убежденно перебила его Шарон.

— Нет. Ты, может быть, и хотела, чтобы я оказался Фрэнком, тебе это было необходимо, но ты точно знала, что я не Фрэнк. Ты знала.

— Перестань, перестань… Я не хочу больше говорить об этом. Я просто хочу все забыть, — с досадой промолвила она.

— А ты думаешь, я не хочу? — грубо парировал Роберт. — Думаешь, мне приятно знать, что ты воспользовалась мной, вывалила на меня все свои тайные девичьи мечты, эти чертовы грезы только потому, что не смогла заполучить моего брата?

Шарон побелела от того, в каком тоне он говорил с ней. Роберт и раньше по любому поводу не скупился на колкости, мог разозлиться, вспылить, но он никогда не был так дерзко интимно откровенен с ней.

— Что, нечего сказать?

— Это… это не так было. Ты позволяешь себе, как если бы я… если бы это…

— Разве не так? Ты говоришь, что хотела бы все забыть. Что же, давай надеяться, что мы оба сможем позволить себе хотя бы это…

В голосе его слышалась угроза. Шарон подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Они были холодны, как Ледовитый океан, и так же безгранично жестоки.

— Что… что ты имеешь в виду? — нервно спросила она.

— Подумай головой, детка, — мрачно посоветовал ей Роберт, — Этой ночью, по твоему настоянию… мы занимались любовью. И конечно, ты не настолько наивна, чтобы забыть, что у нашей связи могут быть последствия?