Многие выдающиеся деятели культуры, как в СССР, так и за рубежом, были приверженцами Сталина, верили ему, более того, они сами во многом создавали культ его личности. В частности, и А. Барбюс, и П. Пикассо, и Л. Арагон, и Ж. Кюри, и Э. Блох, и Р. Гуттузо, и Б. Брехт, и Р. Роллан, и Л. Фейхтвангер, и К. Чуковский, и И. Эренбург, и Б. Пастернак и многие другие внесли свой немалый вклад в формирование культа личности Сталина. Р. Роллан, например, в 1930 году находясь в СССР, советовал художнику Ф. Мазереели не откладывать поездку в Советский Союз: «Вы рискуете опоздать, приехать тогда, когда революция будет разгромлена (я надеюсь, что этого не случится, но кто знает, раз уже образовалась эта гнусная всемирная коалиция, где опаснее всего США). Во всяком случае, Вам надо увидеть ее сегодня в ее мучительном и страстном порыве, в ее громадном самопожертвовании и сверхчеловеческом напряжении. Что бы мне не говорили о Сталине, он — последний представитель великой эпохи, железный человек. Право же! Если бы Дантон находился на расстоянии нескольких дней железнодорожного пути от Вас и Вы бы отложили возможность увидеть его до следующего года — он тем временем мог бы быть обезглавленным!» Да, в то время буржуазная печать постоянно предрекала неизбежно близкую гибель советского строя. Об этом же говорил Р. Роллану посол США в Советской России Буллит.
Правда, в 1936 году отношение Р. Роллана к Сталину меняется: «Мрачный процесс троцкистов в Москве внес смуту в умы даже лучших друзей СССР. Казнь Зиновьева, Каменева, Смирнова и других (25 августа) через несколько часов после вынесения смертного приговора повергли меня в смятение. Можно и не испытывать уважение к главным вожакам заговора, можно желать поверить в обвинения, выдвинутые против них (…) — все равно чувствуешь тревогу, подобную той, какую испытывали и лучшие члены Конвента 94 года на другой день после казни Дантона».
Вместе с тем, Р. Роллан вновь и вновь подчеркивает, что не может и не хочет открыто высказывать свое отрицательное отношение к событиям в СССР: «Я не Сталина защищаю, а СССР, кто бы ни стоял в его главе. Я не хочу, чтобы бешеные враги, которые имеются во Франции и во всем мире, воспользовались моими словами как отравленным оружием в своих корыстных целях»[6]. И так думали, так поступали многие видные деятели мировой науки и культуры.
Даже в среде социал-демократов, к которым Сталин относился с неприязнью, отношение к СССР, к тому, что происходило в Советском Союзе, было отнюдь не однозначно осуждающим.
Пожалуй, в среде социал-демократов самым непримиримым критиком Сталина и большевиков был К. Каутский. Он полагал, что большевики из-за исторической незрелости России с самого начала не могли идти по демократическому пути. Чтобы форсировать социально-экономические процессы, они неизбежно должны были прибегнуть к насилию, установить и осуществить диктатуру меньшинства. Ленин это противоречие все-таки пытался разрешить, соединяя диктатуру с советской демократией. Сталин же установил личную диктатуру бонапартистского толка. Да, Сталин осуществил модернизацию России, но общественный строй, который он установил, не был социалистическим; вместо капиталистического господства утвердилось господство нового класса — коммунистической бюрократии, возглавляемой Сталиным.
Другой позиции придерживался лидер австромарксизма О. Бауэр. По его мнению, большевики были отнюдь не контрреволюционные бонапартисты, а якобинцы, с помощью насилия и диктатуры ведшие страну по пути укрепления социализма. Да, Сталин злоупотребляет властью, но создавая фундамент социалистической экономики, тем самым готовит почву для усиления пролетариата и будущей социалистической демократии.
Надо критиковать Сталина за ошибки, за террор, но в условиях надвигающейся фашистской угрозы солидарность международного социализма с ним, с Советским Союзом необходимы, они обязательны.
Даже меньшевики, противники большевиков, изгнанные из России, меняли свои оценки большевизма. Ф. Дан, один из лидеров меньшевиков, писал в те годы, что большевизм — законный отпрыск русской социал-демократии, носитель наиболее важной идеи нашего времени — социализма. Да, большевизм сделал ставку на якобинские методы построения социализма, но результаты деятельности Сталина вполне сравнимы с великими реформами Петра I, а в международном плане сталинский Советский Союз — основной враг фашизма. Учитывая эти обстоятельства, русские социалисты, подчеркивает Ф. Дан, должны поддерживать СССР, подчиняя свои интересы необходимости укрепления Советской страны путем создания рабочего единства.
Как относился к своей власти Сталин, что он говорил о культе личности, в том числе культе своей собственной личности?
Сталин неоднократно выступал против концентрации власти в руках одного человека либо группы лиц, «руководящего ядра в ЦК». В частности, выступая на XII съезде партии, Сталин говорил: «Внутри ЦК имеется ядро в 10–15 человек, которые до того наловчились в деле руководства политической и хозяйственной работой наших органов, что рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству. Это, может быть, и хорошо, но это имеет и очень опасную сторону: эти товарищи, набравшись большого опыта по руководству, могут заразиться самомнением, замкнуться в себе самих и оторваться от работы в массах». Позднее в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом (1931), касаясь непосредственно вопросов о своей роли в партии и стране, Сталин говорил: «Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю. У Маркса в его «Нищете философии» и других произведениях Вы можете найти слова о том, что именно люди делают историю. Но, конечно, люди делают историю не так, как им подсказывает какая-нибудь фантазия, не так, как им придет в голову. Каждое новое поколение встречается с определенными условиями, уже имевшимися в готовом виде в момент, когда это поколение народилось. И великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон Кихота»[7].
На уточняющий вопрос Э. Людвига, считает ли Сталин себя продолжателем дела Петра Великого, Сталин ответил так: «Ни в коем роде. Исторические параллели бессмысленны… Петр много сделал для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры. Что касается меня, то цель моей жизни — быть достойным учеником Ленина. Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо «национального» государства, а укрепление государства социалистического, и значит интернационального… Если бы каждый шаг в моей работе не был… направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной».
На следующий вопрос Э. Людвига: «За границей полагают, что в СССР все решается единолично?» Сталин ответил: «Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда — однобокие решения. Во всяком коллективе есть люди, с мнением которых надо считаться. На основании опыта трех революций мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений — однобокие.
В ЦК нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около 70 членов. Среди этих 70 членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, лучшие пропагандисты, лучшие агитаторы, лучшие знатоки совхозов, лучшие знатоки колхозов, лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет право исправить чье-либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт.