— Ничего, — сказал Ванька. — Ее поймали и вернули в заповедник.

— Теперь, когда и эта прикормлена, ее тоже легко будет поймать, — сказал смотритель. — Только лучше это делать вашему отцу, а не вам. Если вы ее спугнете по неловкости и упустите, она может и не вернуться. Тогда выследить ее будет намного сложнее… Надо же, из заповедника… — Виссарион Северинович покачал головой. — Знал, что лисы на многое способны, но чтоб на такое… Думал, что прикормленная лиса станет еще одной моей тайной. А потом, с крепким льдом, на материк уйдет, откуда прибыла.

— Это получилась бы ваша тайна номер три, да? — спросил Ванька. — Ведь две у вас уже есть.

— Да, наверно, — рассмеялся смотритель. — Но давайте я угощу вас чаем и заодно расскажу эту фантастическую историю, которую я вам не рассказал… То есть которую начал…

— Может быть, вечером, после обеда? — предложил я. — Сейчас у нас мало времени, мы торопимся. А часов в пять мы могли бы спокойно прийти. И еще, мы хотим совершить сегодня наше ночное плавание. И хотели бы договориться с вами, как… как вы направите прожектор так, чтобы он был нам лучше всего виден и освещал нам путь.

— Хорошо, буду вас ждать, — живо согласился смотритель. — И обо всем договоримся.

— А может, мы все-таки попробуем сами поймать лису? — спросила Фантик.

— Опасно, — покачал я головой. — Мы можем спугнуть ее так, что она уже не вернется. И потом, знаешь, как лисы кусаются? Просто жуть! Ей только дай чуть извернуться, чтобы ухватить тебя за руку… Не будем рисковать. Пусть отец выстрелит в нее транквилизатором и спящую перевезет, в заповедник.

— Ой, смотрите! — воскликнул Ванька, опять высунувшийся в окно. — Что она делает!

Мы поспешили к окну. Поев, лиса отошла к лодке смотрителя и улеглась в ее тени, тщательно ее обнюхав.

— Она постоянно так поступает, — улыбаясь, сообщил Виссарион Северинович. — Наверно, ей нравится, что от лодки пахнет рыбой.

Распрощавшись со смотрителем, мы заспешили домой.

— А лодку что, оставим в той бухточке? — обеспокоено спросила Фантик.

— Конечно, оставим, — сказал я. — Что ей сделается? Тем более она на замке. После обеда перегоним, куда нам понравится.

— Хороший человек этот Виссаверин… Виссарион Северинович, — сказал Ванька. — Вон как о лисе заботится!

Я кивнул. Хотя, я подозревал, дело тут не только в доброте смотрителя маяка: возможно, он надеялся, приручив лису, демонстрировать ее ротозеям, сплетая невероятные байки о том, как он с ней познакомился и почему и как лиса его признала и полюбила.

И что-то еще крутилось у меня в голове — смутное ощущение, что я упустил какую-то очень важную мысль.

Это чувство чего-то упущенного окончательно забылось, едва мы дошли до дома. Все взрослые были уже в сборе. Мамы, естественно, были на кухне, из которой веяли на двор аппетитные запахи разогретого обеда, а папа и дядя Сережа пилили дрова.

— Ну, как лиса? — сразу же спросил Ванька.

— Отлично! — рассмеялся отец. — Проснулась, повертелась в сомнении и шмыгнула в свою нору. Я наблюдал за ней в бинокль, а Сергей снимал, поставив объектив на наибольшее приближение. После обеда можем поглядеть, что получилось… Баста, Сергей! Перед ужином наколем эти полешки, чтобы поразмяться, и сложим в поленницу.

— А мы нашли вторую лису, — выпалила Фантик.

— Да ну? — Отец повернулся к нам. — Как и где?

Мы стали наперебой рассказывать. Из-за того что мы перебивали друг друга, рассказ получился немного путаным, но в общем вполне понятным.

— Молодец этот смотритель маяка! — развеселился дядя Сережа. — Теперь лису можно, что называется, голыми руками брать!

— Голыми руками мы ее все равно брать не будем, — сказал отец, — но, во всяком случае, можно не пускать Топу по следу и избавить лису от лишнего стресса. К вечерку прогуляемся.

— И мы с вами! — сказал я. — Смотритель приглашал нас на чай. И… и Петька приезжал, Птицын!

— Чего ему надо? — Отец сразу посерьезнел.

— Его отец хочет с тобой поговорить, — сказал я. — Вроде надо обсудить с тобой что-то важное, и, пока не обсудит, ни словечка милиции не скажет.

— Что-то важное, значит? Интересно что? — пробормотал отец.

— Наверно, можно или нет выдавать этих силуэтчиков! — выпалил Ванька.

Отец секунду недоуменно глядел на него, потом все понял.

— Ах да!.. Когда мы пересеклись с Михаил Дмитричем на воде, он рассказал мне, что яхтсмены — это авторская группа программы «Силуэт». Вы, значит, и до этого самостоятельно докопались? Да, пожалуй, лисиц заказали Птицыну именно они. То есть не лисиц. Они заплатили ему за съемку, а он решил, что для убедительности нужно продемонстрировать и «плоды своего труда».

— Или они специально попросили его достать живых крестовок, чтобы потом отснять, как они бегут! — сказала Фантик. — Черные кресты очень выразительно смотрелись бы сквозь легкий утренний туман. А потом их можно было бы как-нибудь эффектно смонтировать — например, с черными крестами заброшенных церквей на фоне неба: мол, наша природа в такой же опасности! Во заставка бы получилась! — Фантик подняла оттопыренный большой палец.

Отец, смеясь, повернулся к дяде Сереже:

— Я смотрю, твоя дочь уже освоила азы профессиональной съемки: композиция, кадр, освещение, монтаж и так далее!..

— А как же! — с шутливой гордостью ответил дядя Сережа. — Ведь кто учитель?

— Словом, Птицын хочет посоветоваться со мной, можно выдавать телегруппу или нет. — Отец покачал головой. — Ну что у них за психология?.. Здоровые мужики, а как малые дети, честное слово! Сперва нашкодят, потом начинается: этому взрослому я сознаюсь, а тому нет, потому что этот взрослый хороший, а тот плохой… И что мне ему теперь сказать? Скажу «называй их спокойно, им ничего не будет», а им потом все-таки всыплют, — Птицын всю веру ко мне потеряет! Скажу «трижды подумай, прежде чем называть, потому что им все-таки может нагореть» — это почти подсудное дело, помехи следствию… М-да, разговор будет сложным. Ладно, попробую прокатиться вечерком. Тогда надо пораньше усыпить лису, отвезти ее в заповедник, а на обратном пути заехать в КПЗ…

— Миша заглядывал, — сказал я. — Он собирался потолковать с яхтсменами, чтобы они сознались. Мол, если удастся доказать, что Птицын все это сделал для документального фильма о вреде браконьерства, то ему ничего не будет и его выпустят.

— Знаю я, — кивнул отец. — Он встретил меня на обратном пути…

— И что? — живо спросили мы.

— Яхтсмены пока молчат. То есть взяли срок подумать до утра и утром дадут окончательный ответ. Видно, им надо решить для себя, честно с ними играет Михаил Дмитриевич или нет.

— Почему ты все время называешь его «Михаил Дмитриевич»? — спросил Ванька. — Ведь мы все называем его «Миша».

Отец усмехнулся:

— Потому что вы моложе его, а я старше, вот и все. И если я буду называть его Мишей, он может начать комплексовать, что я его за зеленого птенца держу и его должность ни во что не ставлю. То есть с вашей стороны такое обращение нормально, если вы сдружились, а с моей может звучать чуть-чуть унизительным для него. Понятно?

— Понятно… — закивали мы.

— Тогда идем обедать. Шагом марш! — сказал отец.

Мы прошли на кухню. Обеденный стол уже был накрыт, а на разделочном столе возле мойки разложена добыча наших мам: штук по двадцать роскошных белых и подосиновиков, горка крепких подберезовиков — черноголовиков, лисички и маслята. По двум отдельным тазам были разобраны волнушки и чернушки.

— Ух ты!.. — завопили Ванька и Фантик.

— Это еще что! — сказала мама. — Гриб, можно сказать, пошел. Мы совсем немного ходили, краем леса, а если б прочесали лес…

— Все, завтра идем за грибами! — сказал Ванька. — Сегодня обновим лодку, а завтра — в лес!

— Какую лодку? — спросила тетя Катя.