— А правда, дядя Гена, почему вы до сих пор не женаты? — поняв, что добилась своего, Марго решила перевести разговор на другую тему.

— Жду, когда тебе исполнится восемнадцать, — ответил Геннадий Васильевич.

— А если серьезно? — продолжала настаивать Марго.

— Представь, Марго, такую ситуацию: я сам дарю тебе на день рождения понравившийся тебе автомобиль. И к кому ты поедешь в первый же день, как только сядешь за руль? — Марго видела, что дядя Гена спрашивает серьезно, и ее удивила его серьезность, ведь они вели, в общем-то, шутливый разговор.

— Конечно, к вам, — попыталась отшутиться она.

— А может быть, к тому, кого ты рисовала, когда я вошел? — В глазах мужчины опять таилась скрытая боль. — Скажи правду, Марго.

— Да, я поехала бы к нему, — ответила она.

— Вот поэтому я и не женат до сих пор, — сказал Геннадий Васильевич. — Я ведь никогда не был таким красавцем, как твой отец, и все девушки нашего курса, влюбленные в него, даже не замечали меня. А когда я стал постарше и кое-чего добился, женщины, которые говорили мне о любви, просто хотели разделить со мной мое положение, вот и все. Неужели ты думаешь, что я не понимал этого? Прости, Марго, что тебе приходится выслушивать подобное, но я говорю с тобой как со взрослой, ведь я понял, что ты уже взрослая и должна многое понимать.

— Я понимаю, — Марго чуть не плакала, так ей было жалко старого, толстого, доброго дядю Гену.

— Женщины обычно любят таких, как твой отец, — с горечью продолжил он. — Или таких, как Полетаев. Кстати, о Полетаеве, — он засунул руку в карман и вынул заявление Марго. — Возьми, возвращаю, как и обещал, чтобы ты не думала обо мне плохо. И не волнуйся. Все улажено.

— Спасибо, дядя Гена, — Марго поцеловала его в щеку. — А Артур… а Артур Викторович вам ничего не рассказал?

— Ничего. — Глаза крестного превратились в щелочки, потому что на его лице вновь появилась улыбка. — Я сам был удивлен, но он молча выслушал меня и даже не стал спорить. Так что можешь считать, что твоя затея удалась. Мало того, он пообещал извиниться перед тобой, что меня совсем озадачило. Никак не ожидал, что он будет настолько покладист. Я-то готовился защищать тебя от его нападок, а их не было. — Крестный развел руками. — Если бы он стал обижать тебя, я скорее расстался бы с ним, чем с тобой.

— Вы так любите меня, — растроганно произнесла Марго.

Ее сердце сжималось от жалости к дяде Гене. Если у него были такие серьезные проблемы с женщинами, когда он был молодым, то сейчас ему ведь уже сорок пять, он точно не сможет никому понравиться. А это так плохо, так несправедливо, ведь он такой хороший человек и вполне заслуживает счастья. Как глупы женщины, не сумевшие разглядеть под его не очень привлекательной внешностью удивительную душу.

Геннадий Васильевич подошел к своему «жигуленку» и, открыв дверцу, протиснулся на сиденье.

— Марго, надеюсь, ты понимаешь, что я пошутил? — спросил он, и улыбка вновь превратила его глаза в щелочки. — До встречи в институте. И больше не озорничай! — Он уехал.

Марго понимала, что дядя Гена не шутил — он просто заметил, как она расстроилась, и попытался успокоить ее.

— Мама, а почему тебе не нравится дядя Гена? — спросила она у матери, зайдя в ее кабинет, где Дарья Дмитриевна, как обычно, сидела до глубокой ночи, склонившись над школьными тетрадями. Настольная лампа высвечивала часть стола и оставляла в полумраке маленькую аккуратную комнату, обставленную строгой мебелью. Стены маминого кабинета были обклеены серыми обоями с едва заметным голубым узором, и девушке это не очень нравилось. Сама она выбрала для своей спальни и для гостиной обои с яркими цветами по белому фону. Но мама воспротивилась, и в гостиной они остановились на компромиссном варианте. А у мамы такой кабинет, словно она простая школьная учительница, а не жена мэра. Правда, здесь почему-то хорошо работается и, если хочется поговорить, это тоже лучше всего делать здесь — внимание не отвлекается на яркие краски и блестящие украшения, которыми так богата спальня Марго.

— Рита, Геннадий Васильевич — папин друг, и мне не хотелось бы говорить о нем плохо с кем бы то ни было, — уклончиво ответила мама.

— Он такой добрый, такой замечательный и такой несчастный, — возразила Марго. — И я, и все студенты, мы его очень любим.

— И студенты тоже? — отрываясь от тетради, спросила мама.

— Да. Он нам такую столовую отгрохал. Мы теперь обедаем в «Макдональдсе», как за границей, — сказала Марго.

— А ты не думаешь, что было бы намного разумней, если бы он построил вам обычную нормальную столовую, где могли бы обедать все студенты, а не только те, у кого есть деньги? — Мамины вопросы, как всегда, озадачивали.

Марго задумалась. Она вспомнила, что многие ее однокурсники, в том числе и Надя, почему-то предпочитали обедать в столовой находящегося поблизости молочного комбината, хотя для этого им приходилось выходить на улицу, а потом выстаивать длинную очередь вместе с работниками комбината, так что они частенько опаздывали после перерыва на занятия. Но Марго никогда не приходило в голову, что они это делают потому, что у них нет денег.

— Может быть, дядя Гена просто не подумал об этом, как не подумала я, — бросилась на защиту своего крестного Марго.

— Может быть, — произнесла мама. — Но ты наивная, не знающая жизни девочка, а он взрослый мужчина.

Марго обиделась и поднялась, чтобы уйти. С мамой разговаривать так же бесполезно, как с Надей. Они обе живут по каким-то дурацким устаревшим занудным правилам, не понимая, что настало другое время, время, когда эти правила просто смешны. И, что самое плохое, — и мама, и Надя так непереубедимы, что от этого даже не хочется с ними разговаривать.

Больше на эту тему Марго не думала — она размышляла о завтрашней встрече с мамой Артура, пока не уснула. Эти же мысли занимали ее весь следующий день на занятиях и всю дорогу, пока она добиралась до Надиного дома, расположенного на окраине города.

Дома окраины были явно забыты городскими властями, и Марго подумала, что нужно напомнить отцу об этих «хрущевках», явно нуждающихся в ремонте, но почти сразу же забыла об этом. Надина квартира поразила ее еще сильнее, чем сам дом. В ней была всего одна комната, в которой ютилось двое, а раньше, пока не погиб Надин отец, трое жильцов. Надино рабочее место, которое, по словам подруги, ее вполне устраивало, представляло из себя стол в углу комнаты, над которым висела лампа дневного света, вероятно, приспособленная самой Надей, на ней даже не было плафона.

Мебель в комнате была старая, желтого цвета, и купили ее наверняка еще лет тридцать назад.

— Надя, если твоя мама так много работает, вероятно, она должна много зарабатывать, — неделикатно поинтересовалась Марго, разглядывая квартиру.

— Мама много работает, но зарабатывает мало, — ответила Надя. — Видишь ли, она очень принципиальная и не хочет идти на компромиссы с начальством, хотя ей это предлагают. А ее начальник не очень честный человек.

— Я прекрасно знаю начальника милиции, — пожала плечами Марго. — Мне в нем не нравится только то, что он богат. Его жена гуляет напропалую, а ему до сих пор это неизвестно. А в остальном… Я, правда, этим никогда не интересовалась, но производит он хорошее впечатление…

— Производить его он умеет, — горестно проронила Надя. — Когда погиб мой папа, он тоже производил впечатление подавленного горем человека.

— Почему производил? — спросила Марго.

— Потому что он знал, что посылает его одного на такое задание, где папа вряд ли останется жив. Это было сделано специально. Отец мешал ему заниматься темными делишками, и он убрал его. А теперь добивается того, чтобы моя мама сама бросила работу.

Марго никогда не видела, чтобы Надя о ком-то говорила с такой ненавистью.

— Что ты такое говоришь? — ужаснулась она. — Ты считаешь, что твоего отца специально подставили? Но это невозможно. Сергей Сергеевич ведь не преступник, он хороший знакомый моего отца. Он даже вхож в наш дом.