Он расстелил спальный мешок поближе к печке, долго лежал, глядя в чистое небо, курил, и не заметил, как заснул.

Во сне он лежал на прежнем месте, но комната стала иной, непохожей на прежнюю. Беленые стены взбугрились лампами, индикаторами, гудящими приборами, назначения которых он не знал. Позванивало, постукивало, поскрипывало и пело. С никелированных балок свешивались провода, концы их, казалось, уходили прямо в звездное небо.

Чьи-то влажные руки прикасались к лицу Сергея, но он не видел их. Кто-то ходил, разговаривал приглушенно, пол подрагивал и временами мелко вибрировал, словно в подвале работал мощный мотор. Сергей хотел встать, но не мог, и вот - капля воды упала на лоб и медленно потекла к виску.

Гудели стены, вздрагивали и метались по освещенным шкалам черные стрелки, серпантин перфолент, шурша, сползал на пол. Кто-то за его спиной, невидимый и недосягаемый, всплескивал воду и брызгал на лицо Сергея. Он хотел сказать, что это ему не нравится, но чья-то ладонь легла ему на губы и не позволяла раскрыть рта. Тот, кто был позади, плеснул в лицо полную пригоршню воды. Сергей зажмурил глаза и проснулся. Было темно и холодно.

Шел дождь, и вода беспрепятственно лилась в комнату. Сергей с трудом выбрался из размокшего спальника и, повесив фонарик на стену, стал быстро собирать вещи и книги в один угол, накрывая все это брезентом. Дождь лился ровными холодными струями, собирался в лужи и уходил под пол сквозь щели. Сергей вымок, от дождя было некуда деться, и он, проклиная все на свете, забрался под печку. Там было тесно и душно. Пыль щекотала ноздри. Хотелось курить, но спички отсырели, а сигареты расползлись в коричневую кашицу. Спать было невозможно, и от нечего делать Сергей начал разговаривать с тем, кого нет на свете.

- Ну-ка, выходи сюда, старичок-домовичок, друг сердечный, жихарь запечный. Выходи, посидим, потолкуем.

В ответ шуршали и пищали захваченные дождем мыши. Под полом слышался беспрерывный шорох.

- Доберусь я до тебя, дружок, - говорил Сергей, чихая от пыли. - Ох, доберусь. Все равно весь дом отремонтирую. Ты упрямый, а я еще упрямее.

Под полом словно лопнула натянутая струна, высокий звук ударил в уши и быстро оборвался. Монотонно шумел дождь, журчала вода, и на фоне этих привычных звуков неожиданной показалась песня - кто-то шел вдалеке и разухабисто пел о далекой Питерской улице.

- Надо же, - удивился Сергей, - такой ливень, а он гуляет, да еще и поет.

Шлепая по лужам, едва разбирая дорогу в темноте, он добрался до калитки. Прошел несколько шагов по улице и вдруг заметил, что дождь прекратился. Посмотрел на небо: чистое, звездное, тонкий серпик умирающего месяца посередине. Он дождался, когда человек поравняется с ним и, шагнув к нему ближе, попросил закурить. Наверное, вид его, промокшего и грязного, скорее рассмешил прохожего, чем напугал, потому что тот, покачиваясь и хмыкая, протянул ему папиросу и, пытаясь зажечь спичку, сказал:

- Ты что это, земеля, рыбу ловил, что ли? Или тебя теща из таза окатила?

При свете спички Сергей увидел краешек рукава незнакомца и его удивило - рукав был совершенно сухим. Делая вид, что заслоняет огонек от ветра, он взял незнакомца за рукав пиджака, быстро провел рукой до локтя. Сухой, абсолютно сухой! И только когда прохожий пошел своей дорогой, путая слова и куплеты, Сергей решился наклониться и ощупать землю. Дорожная пыль, плотно осевшая за ночь, была сухой, ни одна капля не упала на дорогу. Сергей приблизился к своему дому и сразу же услышал знакомый шум дождя. Прошел вдоль забора, не поленился забраться на него и убедился: по ту сторону шел ливень, размеренный, затяжной.

Подняв воротник, пробежал в дом, наполненный звенящей, журчащей водой, разыскал фонарик и обошел с ним вдоль забора. Луч света ясно ограничивал стену дождя, и это привело к неизбежному выводу: дождь лился на двор правильным прямоугольником, вернее - параллелепипедом.

Где начинался дождь, не было видно, ибо ни одна туча не закрывала небо, и можно было подумать, что дождь идет из ниоткуда. Это шло вразрез с логикой и потому раздражало. Ничто не могло появиться из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Закон природы явно нарушался. Сергей решился дождаться утра, не заходя в промокший дом, сидел на скамеечке, прислушивался к шуму дождя - не утихает ли, и с тревогой думал о том, что может произойти завтра и послезавтра, если события приняли такой оборот.

К рассвету дождь прекратился, и с первым теплом вода, обильно напитавшая двор и стены, стала уходить. Лужи впитывались землей, от стен шел густой пар, уносимый ветром, и к тому часу, когда на улице стали появляться первые прохожие, дом ничем не отличался от соседних. Только без крыши, вот и вся разница.

И Сергей забросил ремонт. Он догадывался, что причина странных происшествий кроется в том, что он начал переделывать дом и Нечто противится этому, и кто знает, что последует после очередного его шага. Как бы между делом Сергей расспросил старожилов, когда был построен дом, кто в нем жил и когда уехал навсегда. Ничего необычного в этих сведениях не было. Возраст дома и в самом деле был не слишком почтенный, строили его обычные люди и жили в нем обыкновенно: росли, рожали детей, любили и враждовали, праздновали и бедствовали. Люди как люди, дом как дом.

Он попытался найти закономерность в сопротивлении дома, но любая из них вполне подходила под случайность. Дом был старый, и поэтому в любой день мог разрушиться, но он словно бы ждал, когда приедут жильцы, чтобы показать свой норов. В домовых Сергей не верил, легенды, придуманные им же самим для развлечения и успокоения, конечно же, никуда не годились, и приходилось искать объяснения в области наук точных и вызывающих доверие. На первых порах он решил оставить дом таким, каков он есть, не прикасаясь больше к нему ни пилой, ни рубанком, и все события, которые произойдут, анализировать, чтобы дойти до главной причины. Он с горечью думал о Свете, но отступать не хотелось, странный дождь заразил его болезнью, близкой к кладоискательству, где наградой была не корчага с монетами, а истина.

Весь день он бродил по дому, внимательно присматривался к тому, что осталось нетронутым после ремонта, и его снова поразило несоответствие новшеств по сравнению с тем, что было. Печка, сложенная им самим, была явно чужой всему дому, новые рамы и дверь самой своей новизной выделялись, как модницы среди нищих. И именно эти новые части дома отторгались в первую очередь, как чужеродная ткань, пересаженная в живой организм. Отваливалась именно та штукатурка, которую наложили они, порывом ветра сорвана новая, им поставленная дверь, а дождь казался чуть ли не наказанием за разрушение крыши. И еще неизвестно, что будет потом, когда он поднимет руку на пол, стены, подвал.

Вывод, следующий из всего этого, был странный и довольно ненаучный. Дом - это живой организм, сопротивляющийся и настолько всемогущий, что способен вызывать на себя дождь.

Сергей занимался обыденным делом - ремонтировал дом, а получалось так, словно он к сосне пытался привить кактус, или более того - черенок яблони вживить в тело человека. Черенок все равно не привьется, а если к тому же это делать насильно, причиняя человеку боль, то вполне можно рассчитывать на соответствующую реакцию, и обижаться потом не стоит...

Внимательно осматривая дом, Сергей добрался и до подвала. Ни разу за все время он не интересовался, что может находиться там. Подвал был неглубокий, во весь рост стоять невозможно, и, согнувшись, почти на четвереньках, Сергей осмотрел его весь, но ничего особенного не обнаружил. Сломанная табуретка, пустые запыленные бутылки, норки, похожие на мышиные. Но одна нора оказалась большой, даже слишком. В нее даже можно было при желании забраться. Она находилась в углу, выходящем во двор. Стенки ее были гладкие, словно бы не из земли. Он поковырял их щепкой, но щепка быстро сломалась. У выхода, несмотря на густую пыль, никаких следов, кроме мышиных. Сергей просунул руку в лаз, ощупал его стенки, насколько позволяла длина руки, и пришел к выводу, что нора ровная, гладкая и идет не в глубину, как можно было предположить, а горизонтально. Раскапывать ее Сергей не решился, забираться - тем более, он посветил вглубь фонариком, но луч света терялся вдали.