Виктор не повернул голову, чтобы не выдать сигнала предупреждения, полученного от Лучии. Он достал из кармана зеркальце, закрепил его между книжками и затем увидел, что происходило сзади. Сергей в самом деле казался жертвой страшного волнения: изо всех сил старался не пропустить ни единого знака Виктора, который тот делал в тетради или в записке.
Черешар задумался на миг, и ему в голову пришла какая-то мысль. Он перелистнул страницу в тетради и на чистом поле начал чертить линии и точки. Если бы он посмотрел в зеркало, то увидел бы, что Сергей тщательно списывает все с его тетради, так небрежно положенной. Лучия, которая не могла быть в роли безучастного свидетеля, послала еще одну записку с еще более взволнованной пометкой: «д. д. д. д. д. — быстро!» Но Виктор весь погрузился в свои мысли и в написанное, чтобы обратить внимание на новую записку. Он и дальше писал, сидя в неудобной позе, опершись на левый локоть и склонившись налево, словно спал или вспоминал что-то, а тетрадь с линиями и точками, отложенная в правую сторону, не составляла никакой тайны для Сергея.
Крайне расстроенная безрассудным поведением Виктора, Лучия уже не посылала записки, как надумала было, а обратилась к другому средству, более точному и надежному. Она тихо встала из-за парты и, бросив мгновенный взгляд на класс, подошла к Виктору и забрала тетрадь, которую черешар только что готовился закрыть. Но все это, очевидно, произошло весьма поздно, так как сзади Виктора Сергей светился — впервые в жизни, как ангел. Радость, удовлетворение, невиновность, в особенности, невиновность — можно было прочитать у него на лице. Все, что писал Виктор, он точь-в-точь перекатал себе в тетрадь и, чтобы уберечься от всяких возможных неожиданностей, засунул её за пазуху, ощущая свое сокровище при каждом вздохе.
Загадочные занятия учеников прервал голос учителя:
— Прежде чем сказать: «До свидания!», — я хотел бы предложить вам небольшое испытание. Оно особое, в нем никто не обязан принимать участие. Если ответ будет положительный, очень хорошо; если неточный или отрицательный, никто вам не будет ставить в укор. Испытания касается прежде всего вашей логики, и я еще раз подчеркиваю: в нем могут принять участие только добровольцы.
Волнения охватило почти весь класс. Все хорошо знали эту привычку учителя каждый раз в конце года предлагать ученикам особенно сложный вопрос, словно дополнительный экзамен, который нельзя было пройти, просто напрягая память. Привычка была хорошо известная, этого события ждали с волнением, боязнью и нетерпением, так как каждый раз вопросы, которые давались для решения, были разные. И почти за четыре десятилетия учитель ни разу не потерпел неудачу в своих попытках, и это неслучайность, ведь он каждый год сам выбирал класс, ученика или учеников, которые должны были пройти через необыкновенный экзамен.
Были и волнения, и беспокойство, и волна страха в классе. Но и голос учителя звучал взволнованно.
— Хорошо… Поскольку кое-кто остался под впечатлением или, может, с мечтами о мире, с которым мы должны расстаться, возвратитесь еще раз в этот мир и попробуйте пройти по нему другой дорогой, дорогой ума. Итак, коротко: как объяснить образование одних пещер с широкими просторными залами, а других — с узкими, высокими и длинными нишами? Не забудьте об одной существенной вещи: часто, очень часто мы находим оба феномена в одной и той же пещере.
В классе наступила полнейшая тишина. Кажется, слышно было, как колотятся сердца. Учитель медленно сел на стул и окинул взглядом учеников. Тишина приближалась к тому моменту, когда вот-вот должна была взорваться. Откуда-то нетерпеливо поднялась Ионелова рука. Потом тихонько, почти безразлично — Виктора. За ним подняли поочередно руки Лучия, Дан. Мария. За спиной Виктора Сергей пристально вглядывался в учебник, даже не подумав, что там ответа не найдешь. В конце класса Трясогузка толкнул Дана:
— Скажи и мне! Почему ты такой эгоист?
Дан ответил ему сразу же, тоже шепотом:
— Мы не на математике и не на истории, ясно? Но ты тоже можешь поднять руку, тебя все одно никто не будет спрашивать.
— Ага!.. Значит, ты тоже не знаешь…
На последней парте Урсу словно горел в огне. Лицо его вспыхнуло и покраснело, руки пекло вплоть до кончиков пальцев, даже ногти горели белым накалом. Кулаки бились друг о друга под партой, словно хотели подвергнуть испытанию силу другого. И хотя он был в том состоянии, когда одним ударом мог сокрушить парту, тем не менее ему не удавалось поднять на полметра над партой руку и распрямить пальцы — соорудить тот общий знак, когда ученик знает ответ.
Учитель поискал его взглядом и нашел. По невидимым антеннам уловил невыразимое волнение ученика. И может, впервые, с каких пор учительствовал, на него накатилась волна страха, а вместе с ней и решительность, которая все более усиливалась. Он не смотрел на поднятые руки на передних партах, на учеников, которые всегда могут правильно ответить. Волнение парня с последней парты было весьма значительным; его страдание, трудное и молчаливое, заслуживало риска. И здесь учителю показалось, словно это он сам направляется на решающий экзамен.
— Ответит нам Теодор…
Урсу привставал так, словно его кто-то держал за ноги, и этот кто-то схватил его невидимыми когтями еще и за горло. Парень что-то пробормотал и замолк.
— Мы ждем! — напомнил ему строгим тоном с кафедры учитель.
Урсу глубоко вдохнул, и его слова начали все более увереннее падать в тишину, переполненную удивлением:
— Думаю, что это вследствие действия воды… То есть, знаете, как бы это вам сказать… Вода действует… Знаете… если вода расширяет трещины в направлении известняковых пластов, пещера приобретает удлиненную форму… она, знаете, создает словно длинные и не очень высокие залы… А если вода размывает трещины… те, которые падают… Ну, как вам сказать?.. Знаете, те…
И когда Урсу рубанул рукой воздух, учитель, волнуясь все больше, помог ему: — Вертикальные…
— Так вот… вертикальные, — успокоился Урсу, — вертикальные в направлении к напластованиям, тогда получаются… то есть… так, получаются высокие и узкие ниши…
Будто высвободившись из тисков, Урсу напряг мышцы на груди, жадно вдохнул чистый воздух, который, он ощущал, ворвался через окно. На лице у него заиграла какая-то вымученная улыбка, в особенности после того, как он инстинктивно поднес руку к лбу и убедился, что тот мокрый и горячий неизвестно почему.
Как и каждый год, учитель подошел пожать руку ученику, который мог ответить только так — точно и правильно; разве что на этот раз он пожал ее немного сильнее, чем всегда. Чтобы не утратить настоящего удовлетворения, он еще и тайком обменялся эмоциями с учеником, которого выбрал в последний миг, и который превратил его боязнь в неожиданную радость.
Давно прозвучал звонок, но никто его не слышал. И даже самые большие лентяи в классе, и те до сих пор не могли прийти в себя от удивления, вызванного успехом Урсу.
Учитель возвратился на кафедру, взял журнал и по дороге к двери остановился проститься с учениками:
— Так… В этом году я расстаюсь с вами удовлетворенным. Может, даже более удовлетворенным, чем в другие годы. Я думал не только об этом подарке, который вы мне сегодня сделали, я думаю о силе всего класса. И мне кажется, что вы первые, о ком я говорю: это наилучший класс, с которым мне пришлось встретиться! Я уверен, кое-кто из вас уже избрал себе путь в будущем, но я не хочу заставлять вас прыгать туда заранее. Я хотел бы, чтобы вы прожили полно, живо, взволнованно, свободно эти неповторимые года, когда мечта и фантазия не признают никаких преград, когда каждый удар сердца дарится целому миру. Я знаю: очень много вещей и людей вокруг вас кажутся вам таинственными, даже если на самом деле они элементарно простые. Может, вы видите всё иным только благодаря преувеличению, присущему именно вашему возрасту, который стремится придать наибольший вес любому жесту, каким бы простым он не был; есть что-то красивое в этом, так как всё подчиненно намерению или желанию дарить очень много. Один миг или один жест могут концентрировать в себе всю твердость и всю нашу веру, даже если этот жест или этот миг держатся на мечте, на фантазии. Но мне приятно думать, что главная правда, высшая справедливость пробуждаются у вас тогда, когда вы замечаете, что вас окружают тайны: любая вещь и любое существо скрывают в себе чудо… И я желаю вам узнать как можно больше таких чудес за те дни свободы, которые у вас впереди…