Ивкович. Да, я так слышал!

Еврем. Может быть! Может быть!

Ивкович. Вы разрешите вас покинуть, пойду прибью эту табличку.

Еврем. Э, да, да!.. Иди. С богом, господин Ивкович!

Ивкович. До свидания, господин Прокич! (Уходит.)

Еврем, мальчишка из лавки.

Еврем останавливается посреди комнаты, думает. По его лицу ясно видно, что какая-то мысль все больше и больше овладевает им. Он берет шляпу, собирается уходить но, дойдя до дверей, останавливается, возвращается и, чем-то озабоченный, садится на стул, думает.

Мальчишка (приносит бумажный пакет, на котором что-то написано). Хозяин, меня послал приказчик Йоца.

Еврем (берет пакет, читает, то приближая, то удаляя пакет от глаз). Подойди сюда, у тебя глаза лучше. Это что – «ф»?

Мальчишка (долго всматривается). Может, «ф», хозяин, а может быть, «р», а может, и «к».

Еврем. Скажи приказчику Йоце, что если он в другой раз вздумает мне что-нибудь писать, пусть берет пакет на два кило… И пусть пишет покрупнее. (С трудом читает.) «Господин Секулич-писарь просит двадцать динаров взаймы, вернет утром». (Про себя.) Все они утром возвращают, но… (Задумывается.) А ведь, пожалуй, он мне сейчас и понадобится… (Пишет на обороте пакета.) «Дай ему». (Отдает пакет мальчишке.) На, отнеси приказчику Йоце.

Мальчишка. Заходил в лавку господин Йовица, спрашивал тебя, хозяин.

Еврем. Хорошо!

Мальчишка (сталкиваясь в дверях с Йовицей). А вот и он! (Уходит.)

Еврем, Йовица.

Йовица (от дверей). Я зашел в лавку, мальчишки говорят – домой ушел.

Еврем. Откуда ты?

Йовица. Откуда? Да все оттуда; пришел вот, ветер меня принес!

Еврем. Садись! (Отходит к правой двери.) Даница! Принеси-ка еще чашку кофе.

Йовица (садится). Понимаешь, есть у меня несколько наполеонов, но я решил не выпускать их из рук, пока не спрошу у тебя о курсе.

Еврем. Ты об этом кому другому рассказывай, а не мне! Про курс ты и в любой лавке мог спросить, а ты, видишь, притащился сюда, будто я каждый день только и делаю, что наполеоны из руки в руку перекладываю. Но уж если ты по делу пришел, то говори!

Йовица. Да… и по делу тоже. У тебя, кажется, есть овечьи шкуры. Ты мне как-то жаловался, будто не знаешь, что с ними делать. Так вот, я скоро поеду в Белград…

Еврем. А с чего это ты, брат, вдруг про шкуры вспомнил? Были когда-то шкуры, да сплыли! Ты вечно так: девять переулков обойдешь, пока домой придешь. За другим ты пришел, не за шкурами.

Йовица. Ни за чем другим, только за шкурами!

Еврем. Эх, чтоб тебя! Не ты ли пил с магарыча, когда я эти шкуры продал, а?

Йовица (будто вспомнил). А разве мы тогда за шкуры пили?

Еврем. Нет, за ягоды!

Йовица. Совсем из памяти выскочило.

Даница приносит чашку кофе, ставит и уходит.

Еврем. Брось ты, ничего у тебя не выскочило, знаю я тебя. Если уж ты надумал покупать коня, то всегда сначала заведешь разговор об обручах и бочках.

Йовица. Такой уж у нас торговый порядок. А… ты утром был на Торговой улице?

Еврем. Был.

Йовица. А слышал что-нибудь?

Еврем. А что слышать? Есть что-нибудь новое?

Йовица. Знаешь, иду я утром по Торговой улице, а начальник подошел ко мне, опустил руку мне на плечо…

Еврем (удивленно и недоверчиво). Бог мой, на чье плечо?

Йовица. На мое плечо.

Еврем. Кто опустил?

Йовица. Господин начальник.

Еврем. Что ж это он, кого ни встретит, всем руку на плечо опускает! И что он тебе сказал?

Йовица. Говорит: «Бог мой, господин Йовица, плохи наши дела!»

Еврем. Какие дела?

Йовица. О политике человек говорил…

Еврем. А почему же они плохи?

Йовица. Говорит: «Наши, в Белграде, не хотели бы, чтоб Илич опять был депутатом».

Еврем (притворяется удивленным). Э, бог мой, как же это?

Йовица. Вот так и сказал, слово в слово.

Еврем. Не верю. Что ж это получается, брат! Илич – вполне подходящий человек, он на своем месте.

Йовица. Э, видишь, для них там, в верхах, не на своем!

Еврем. А как же теперь? А что говорит господин начальник?

Йовица. Говорит, надо другого найти!

Еврем. «Другого»! Как будто у нас здесь депутаты на деревьях растут, а мы их только собираем.

Йовица. Оно, конечно, так. Но если подумать серьезно, то и в самом деле, почему б не мог кто-нибудь другой?

Еврем (подозрительно). Мог бы, я не говорю, что не мог, но ты скажи мне, кто?

Йовица (делает вид, что думает). Мог бы… например, Мита Арсич!

Еврем. Да он вот-вот разорится!

Йовица. А Иова Црвлянин?

Еврем. А это не он сидел в тюрьме за то, что украл завещание?

Йовица. А отец Пера?

Еврем. Ну, отец Пера – достойный кандидат! Особенно если там в Скупщине нужны люди, умеющие зевать. Знаешь, батюшка как зевнет, так ему и мать родная не скоро рот закроет. Но он, чего доброго, увезет с собой свояченицу в Белград, и тогда нам не избежать скандала.

Йовица. Это верно!

Еврем. Кроме того, в Белграде много музыки. А он ведь, знаешь, какой: как музыку услышит, так подавай ему хоровод. Пусть это хоть похоронный марш будет. Тут-то оно еще куда ни шло, а там…

Йовица. Тогда уж я и не знаю, кого бы?…

Еврем (настороженно). И я не знаю.

Йовица. Тут ведь нужно найти такого человека, чтоб за ним никакого хвоста не было. А где ты в наше время такого найдешь? Вот я, например, и насчет тебя думал…

Еврем настораживается.

Но ведь и тебя нельзя. Помнишь спирт?

Еврем. Какой спирт?

Йовица. А тот, которым ты, как говорят, из-под полы торговал.

Еврем (обиделся). Слушай ты, хоть и говорят, будто я из-под полы спиртом торговал, но государству я убытка не нанес. Налоги всегда аккуратно платил. Про меня никто не может сказать, что я поставлял в армию гнилое мясо.

Йовица. Ну вот, сразу и вскипел! Не хватает еще нам поругаться. Не за этим я к тебе пришел; я ведь, брат, пришел к тебе как к человеку, как к приятелю, хотел с тобой по душам поговорить.

Еврем. Так ты и разговаривай, как человек. PI не вспоминай мне больше про спирт! Об этом теперь ни одного акта не сохранилось.

Йовица. Конечно, если их писарь съел за пятьдесят динаров.

Еврем. Если и съел, то, во всяком случае, он ел акты, а не гнилое мясо. Их и в других странах чиновники едят, но нигде в мире не было, чтобы солдаты ели гнилое мясо.

Йовица (возмущенный, поднимается). Ну, я пойду!

Еврем. Почему же так скоро?

Йовица. Да ты все норовишь уязвить!

Еврем. Не я, брат, а ты все время намекаешь на какой-то спирт.

Йовица. Слушай, богом тебя прошу, оставь ты это, давай поговорим, как люди.

Еврем. Так садись, садись!

Йовица (сел, после небольшой паузы). Видишь, Еврем, сам знаешь, дела не ладятся. Совсем разваливаются. Нос вытащишь, хвост завязнет, хвост вытащишь, нос завязнет… Не идут дела – и все тут…

Еврем. Да, застопорило!

Йовица. Застопорило, брат. А хочешь не хочешь, выкручиваться как-то надо. Вот человек и смотрит, кто бы ему мог помочь.

Еврем. Уж не думаешь ли ты пойти на государственную службу?

Йовица. Да что ты, избавь бог!

Еврем. А что же ты придумал?

Йовица. Есть у меня план. Если б ты… ты ведь мне друг, правда?… Ну вот, если б, скажем, ты и еще двое-трое таких, как ты с Торговой улицы, помогли мне… Сейчас ведь, знаешь, подходящий момент… Что если вместо Илича, скажем, в Скупщину пошел бы я.

Еврем (изумлен до глубины души). Ты?! В депутаты?

Йовица. А что особенного, Еврем. Ну, сам скажи, что я – мямля? Говорить я умею, ориентироваться могу. Имел я, слава богу, дело и с властями. И ты не думай, я не очень-то молчал. Пусть он там записывает, что хочет, а я говорил и говорил. Так что… я смог бы, смог бы быть депутатом! А ты меня знаешь, я в долгу никогда не останусь. Уж если мне помогут, то и я сумею своим приятелям отплатить. Ты ведь знаешь, что такое депутат… И потом… (Замолчав, смотрит на Еврема). Что ж ты на это скажешь, Еврем?