Шум стих. Грянули первые такты гимна, на террасу вышел царь.

Сергей Мироныч Киров любил смотреть на звезды. В сороковом году, после полета Чкалова в космос, токарь Мироныч уже выработал вредность на Путиловском, вышел на на пенсию и стал посматривать вверх. Там ему открылась бездна, звезд полна.

Нынче ему исполнилось уже... дай Бог памяти... сто двадцать в две тыщи шестом стукнет, три века прожил, так, значит, сто семнадцать. Большую часть времени он проводил у телескопа, в переоборудованном под обсерваторию чердаке. Соседи поначалу косо поглядывали, но потом некоторые наблюдения пожилого астронома-любителя стали публиковаться в журнале "Наука и жизнь", о нем сняли документальный фильм, и вскоре чердак перешел в полное ведение Мироныча.

Последнее время ноги стали плохо слушаться хозяина, летом Киров вообще загремел в госпиталь, но ничего, оклемался. Сегодня вот почувствовал себя сносно, думал до площади сползать, парад посмотреть, но вовремя одумался: какой, перхоть старая, тебе парад, дома сиди.

Однако посмотреть его можно, и очень даже легко.

Мироныч оделся, прихватил с собой бинокль - телескоп настраивать долго, не стоит возиться, да и кто с гаубицей на куропатку ходит? Восьмидесятикратной цейсовской оптики будет вполне достаточно.

Минут десять он поднимался по лестнице. Торопиться смысла не было: парад - дело не быстрое, ноги и сердце доктор велел поберечь, однако и не оставлять без нагрузки, так что медленно, но верно старик поднялся до шестого этажа.

Некоторое время Мироныч разглядывал дверь обсерватории, не решаясь войти. На чердаке были посторонние. Добро б парад пришли посмотреть, а вдруг парочка?.. Конфузно будет. Тем более что изнутри доносились негромкие ритмичные хлопки. Что же делать?

Сергей Мироныч вздохнул и постучал.

Вот, блин, маскарад, только и успел подумать Юран, когда на плечи ему нацепили горностаевую мантию, а на голову водрузили корону. Чувствовал себя Возницкий последним дураком: что будет носить такое, не мог даже и помыслить, а тут раз - и царь!

- Возницкий, вам пора.

Шефа уже полчаса как увезли, разбирательство оставили на потом, за него остался жандарм в чине штабс-ротмистра. (Из кавалеристов особист, подумал Юран.) Держался он подчеркнуто официально, панибратства не допускал и понравился кузнецу гораздо меньше, чем покойный куратор. Он и сопровождал Юрана, когда тому пора было предстать перед народом.

Перед самой террасой штабс остановился и спросил:

- Металлические предметы в карманах есть: ключи, монеты, булавки, оружие?

- Откуда? - пожал плечами кентавр. - Гол как сокол. Еще императора изображаю... А, нет, вру - подковы.

Жандарм побледнел.

- Что такое? - смутился Юран.

- На террасе будет включен мощный электромагнит, любая железная вещь в радиусе трех метров прилипает к полу намертво, вместе с обладателем.

Кузнец вздохнул с облегчением:

- Фу, напугал! У меня нержавейки, легированная сталь, присадок столько, что никакой магнит не возьмет.

- Точно?

- Не будь я кузнец.

Офицер достал из кармана мобильник, набрал несколько цифр и, едва ему ответили, приказал:

- Готовность номер один! Объект пошел. По моей команде включаем поле.

Оторвавшись, он легонько подтолкнул кузнеца к дверям:

- Ну, с Богом.

На первых тактах гимна Возницкий со всей возможной в его положении грацией подошел к перилам, стараясь не наступить на мантию и не уронить корону, и только тогда вспомнил, что подковы держатся на обычных черных гвоздях. Но было поздно - ноги намертво приросли к ковровой дорожке.

Кузнец вздохнул и посмотрел вокруг. Такого количества народу он не видел даже на вокзале.

Народ тоже узрел царя, и по площади пронеслось троекратное "ура".

И Юран понял, что все рады его видеть. Несколько тысяч человек стоят на морозе и приветствуют его, простого кузнеца Возницкого... Ну, они, конечно, не знают, что он простой кузнец, но ведь радуются. Не чужой он, значит, свой. Даже слезы на глаза наворачиваются.

Возницкий сверкнул зубами и помахал рукой в ответ. Начался парад.

Едва Преображенский полк развернулся для торжественного марша с равнением на августейшую персону, Юран получил первую пулю. Он чувствовал, что целились ему прямо в лоб, чуть выше переносицы, точка, куда должна была вонзиться пуля, горела, будто ее вьетнамским бальзамом натерли. Однако электромагнитное поле изменило траекторию, поэтому пуля попала в круп.

Боли он почти не ощутил, разве что задние ноги вдруг резко начали слабеть. Юран крепко ухватился за перила и перенес тяжесть тела на передние, пытаясь высмотреть огневую точку.

Позади приоткрылась дверь.

- Живой? - услышал Возницкий взвинченный голос своего ротмистра.

- Пока да, - полуобернувшись, прошептал Юран. - Отключайте свое поле гребаное, вытаскивайте меня, а то я прилип.

Круп вспыхнул еще двумя кровавыми фонтанчиками. Жандарм витиевато выругался, но быстро взял себя в руки:

- Потерпи, кузнец, потерпи. Локализуем пешку - и выдернем тебя.

Юран повернулся обратно, лицом к народу, и, широко улыбнувшись, покивал подданным. Лоб зудел со страшной силой.

Как бы в ответ на его благосклонные улыбки и кивки невидимый снайпер начал лупить без остановок, и через несколько секунд вся спина превратилась в конский фарш. Продолжая улыбаться, ничего уже не видя перед собой, Возницкий процедил:

- Ах ты, гребаная тетя, как вы постарели.

- Юра, держись, - донеслись сквозь вату, Бог весть как заложившую уши, слова нового шефа, - нашли чердак, сейчас снимут стрелка.

- С тебя бутылка, начальник, - просипел расстреливаемый "император".

Про себя же Возницкий подумал: "Если этот гад успеет откорректировать огонь, мне калямба..."

Парад продолжался, но Юран его уже не видел.

После первого выстрела Крокодил не понял, что произошло: император на террасе лишь слегка поморщился, да и только. Выстрелив еще два раза, чешуйчатый решил, что или ствол с дефектом, или охрана императора успешно ему противодействует. Как - вопрос отдельный.

Для проверки этой мысли Крокодил задрал ствол выше и застрелил сидящего на Александровской колонне голубя. Птица взорвалась кровью и перьями. Похоже, что все-таки охрана знает свое дело.

Тем не менее он методично разрядил обойму в императора, целясь то выше, то ниже головы, то в сердце, то в живот, то в глаза. И вдруг понял, что монарх ранен, причем серьезно. Оставался один патрон, наверняка жандармы уже засекли пешку, в распоряжении Крокодила было не более минуты.

С последним выстрелом совпал деликатный стук в дверь. Крокодил развернулся к опасности вытянутой мордой, но услышал лишь старческий голос:

- Простите, я не помешаю?

В два прыжка гад преодолел расстояние от чердачного окна до двери и оказался нос к носу со стариком, белым, как соль.

- Отнюдь, - галантно раскланялся Крокодил и ткнул человека в солнечное сплетение.

Старик разом обмяк и начал заваливаться вбок. Чешуйчатый подхватил тело и легко отнес к окну. Усадил в кресло, положил на колени старцу винтовку и покинул чердак.

Крокодил вышел через черный ход и быстрым шагом направился прочь. Дойдя до первого канализационного люка, он не долго думая нырнул туда.

Опергруппе достался лишь звяк чугунной крышки.

Шестнадцатое января

- Так в чем же смысл конституционной монархии, у кого какие предположения? - Генрих Геннадьевич лукаво осмотрел класс.

Рука Ореха унеслась вверх так, словно ее заполнили гелием.

- Ну, прошу, Эдуард, - разрешил Лопатин.

- Я считаю, - пылко начал Эдя, - что конституционная монархия - одна из самых совершенных систем управления государством. Примером тому служат Англия, Испания, Португалия и ряд других европейских...

- Извините, голубчик, что прерываю, - поднял руку наставник. - Я, наверное, не совсем удачно сформулировал вопрос. Исправляю свою ошибку. Как вы думаете, господа кадеты, почему после долгих дебатов Дума наша пришла к решению о сохранении монархии, а президентская республика так и осталась одним из многих прожектов? Эдуард, даю вам время для формулировки следующего ответа.