Важность книгопечатания для распространения идей Реформации невозможно переоценить. Каталоги личных библиотек семей французской буржуазии указывают на их большой интерес к религиозным проблемам, французский Новый Завет Лефевре, напечатанный в 1523 г. и адресованный «a tous les chrestiens et chreatienes», а также его Французская Псалтирь 1524 года широко читались по всей Франции и даже бесплатно распространялись в реформационной епархии. Экземпляры этих работ, а также новозаветные комментарии Эразма, Меланхтона и самого Лефевре часто встречались на полках личных библиотек буржуазии в конце 1520-х годов. Если эти книги были прочтены их владельцами (а имеются все основания для того, чтобы так думать), то это в значительной мере способствовало движению за реформы.

Можно привести пример, иллюстрирующий важность книгопечатания для пропаганды идей Реформации за рубежом. Поворотный момент Французской Реформации отмечен публикацией в 1541 году франкоязычного издания «Наставлений в христианской вере» Кальвина. Последовательно изложенные и тщательно аргументированные радикальные реформационные доктрины стали доступны во Франции на языке, который лучше всего мог быть понят.

Однако вскоре произошло следующее: 1 июля 1542 г. парижский парламент издал распоряжение, согласно которому все книги, содержащие еретические доктрины, особенно «Наставления» Кальвина, должны были быть сданы властям в течение трех дней. Обыски книжных лавок стали важным элементом официальной попытки подавить растущее «еретическое» движение. В следующем году богословский факультет Парижского университета, которому король Франции поручил поддержание религиозной ортодоксальности, составил список книг, состоящий из шестидесяти названий, которые должны были быть немедленно запрещены. Из тридцати шести текстов, которые можно с некоторой степенью вероятности определить и датировать, двадцать три были напечатаны в Женеве.

Таким образом, «Наставления» Кальвина рассматривались как один из значимых элементов женевской атаки на Французскую Церковь, выраженных в печатном слове. 23 июня 1545 года был опубликован расширенный список запрещенных книг. Из 121 французского названия книг почти половина была издана в Женеве. Реакция парижских книготорговцев не заставила себя долго ждать: они протестовали, утверждая, что запрет продавать подобные книги разорит их. Очевидно, что существовал большой спрос на книги, названные богословским факультетом опасными. Это является дальнейшим свидетельством значения грамотных богатых мирян в деле распространения идей Кальвинистской Реформации. Действительно, друг Кальвина, книготорговец Лоран де Норманди, обнаружил, что контрабандная торговля книгами приносит такой доход, что он эмигрировал в Женеву, чтобы заняться изданием таких книг, а не просто их продажей.

Однако это не означает, что Реформация полностью зависела от технического изобретения! Имеющиеся свидетельства указывают на то, что изобретение книгопечатания способствовало изменению всего интеллектуального климата во времена, когда города, благодаря деятельности конкретных религиозных проповедников, стали, в основном, поддерживать дело Реформации. Следует помнить, что церковные проповеди имели большое влияние на общественность, бывшую в основной своей массе безграмотной — и неудивительно, что большую часть издаваемого типографиями материала составляли собрания проповедей.

Североевропейская Реформация базировались, в основном, в городах. В Германии население более пятидесяти из шестидесяти пяти «имперских городов» положительно отнеслось к Реформации, причем население лишь пяти городов предпочло полностью игнорировать ее идеи. В Швейцарии Реформация возникла в городской среде (Цюрих) и распространилась посредством публичных дебатов в такие конфедерационные города, как Берн и Базель, и другие центры — такие, как Женева и Галлен, связанные с этими городами договорными обязательствами. Французская Реформация также началась, в основном, как городское движение с корнями в таких крупных городах, как Лион, Орлеан, Париж, Пуатье и Руан.

Становится все более ясным, что успех или неудача Реформации в этих городах частично зависели от политических и социальных факторов. К концу пятнадцатого — началу шестнадцатого веков городские советы имперских городов добились существенной автономии. В итоге каждый город, похоже, рассматривал себя как миниатюрное государство, в котором городской совет исполнял роль правительства, а остальное население было подданными.

Увеличение размеров и значимости городов Германии является одним из наиболее значительных событий истории конца четырнадцатого и пятнадцатого веков. Длительный продовольственный кризис, связанный с опустошениями, принесенными Черной Смертью, привел к аграрному кризису. В период с 1450 по 1520 цены на зерно катастрофически упали, что привело к запустению сельских районов и переселению сельскохозяйственных рабочих в города Закрытие новому городскому пролетариату доступа в торговые гильдии и городские советы привело к его растущему недовольству.

Таким образом, начало шестнадцатого века стало свидетелем растущего социального волнения во многих городах, вызванного требованиями более представительного правительства. Во многих случаях Реформация стала связываться с этими требованиями социальных перемен, так что идеи о необходимости религиозных и социальных перемен шли рука об руку. Не следует думать, что религиозные заботы поглощали все другие мысли — они лишь являлись их сосредоточением. Экономические, социальные и политические факторы помогают объяснить, почему Реформация завершилась успехом, например, в Нюрнберге и Страсбурге, однако потерпела неудачу в Эрфурте.

Был выдвинут ряд теорий для объяснения привлекательности Реформации для этих городов. Берндт Мюллер утверждал, что городское чувство сообщества было нарушено в пятнадцатом веке растущей социальной напряженностью в городах и усиливающейся тенденцией опираться на внешние политические органы, такие как имперское правительство или папская курия. По его мнению, приняв Лютеранскую Реформацию, такие города смогли восстановить чувство общинного единства, включая понятие о единой религиозной общине, связывающей обитателей совместной религиозной жизнью. Мюллер обратил внимание на социальное приложение доктрины Лютера о священстве всех верующих (см. стр. 249-252), которая разрушила некоторые традиционные разграничения в городском обществе и способствовала возрождению чувства общинного единства.

Другое объяснение было предложено Томасом Брейди. Оно большей частью основано на его анализе истории города Страсбурга. Брейди утверждает, что решение Страсбурга принять протестантизм явилось результатом классовой борьбы. Коалиция патрициев и купцов пришла к выводу, что их социальное господство можно было сохранить присоединением к Реформации. Городская олигархия ввела Реформацию как тонкое средство сохранения своих экономических интересов, которым угрожало растущее народное движение. Брейди предполагает, что аналогичная ситуация сложилась и во многих других городах.

Третье объяснение сосредотачивается на доктрине оправдания верой (эта идея будет подробно рассмотрена в гл. 5). В исследовании, опубликованном в 1975 г., Стивен Озмент утверждал, что народное влечение к протестантизму объясняется его доктриной оправдания верой, которая предлагала избавление от психологического давления позднесредневековой искупительной системы и связанной с ней «полупелагианской» доктрины оправдания. Поскольку психологическое бремя было наиболее тяжелым и очевидным в городских сообществах, то именно в них Протестантизм нашел широкую поддержку. Озмент утверждал, что Мюллер преувеличил различия между Лютером и богословами юго-запада. Ранние реформаторы разделяли общую мысль, которую можно было свести к освобождению отдельного верующего от бремени, налагаемой на него позднесредневековой религией. Какими бы ни были их различия, магистерские реформаторы, такие, как Букер, Цвингли и Лютер, разделяли общую озабоченность провозглашением доктрины оправдания верой через благодать, опровергая, таким образом, богословскую необходимость и уменьшая народную популярность индульгенций, чистилища, почитания святых и т.д. Эта теория имеет особую важность для настоящей работы, поскольку показывает роль идей в зарождении социального движения за реформы и перемены: требования социальных перемен были, если прав Озмент, следствием, а не причиной возникновения новых религиозных идей.