- Я скажу, с чего начинаю я, - возразил Примеров. - Я начинаю с чтения сводки. Собственно говоря, с этого начинается каждый мой рабочий день. Я сажусь за стол, читаю, и волосы на моей голове встают дыбом. Что ни день, эти бедные бизнесмены и политики, эти людишки, охваченные жаждой наживы и власти, взлетают на воздух или отправляются в морг с простреленной головой. Поэтому все, что ты, Петя, говоришь, не внушает особого доверия, а по-серьезному говоря, нуждается в доказательствах.

- Что сказать о павших? Трагедия их в том, что за помощью они обратились несвоевременно или не по адресу, вот и протянули ноги, серьезно ответил Полусвинков.

- То есть не к тебе обратились, а то бы ты их защитил, - с наглостью вышедшей из-под контроля иронии усмехнулся Лампочкин. - Но в таком случае скажи, ловкий человек, почему же ты до сих пор не накрыл Организацию?

Частный детектив вдруг вспылил, засучил ногами под столом. Рукой, дрожащей от отвращения к рюмкам, из которых будут пить его навязчивые в своей простоте друзья, он разлил коньяк, и только свою наполнил так, словно наливал не в фабрично сработанное стекло, а прямо в свое единственное и неповторимое сердце.

- Да потому, что моя фирма за это дело еще по-настоящему и не взялась! - воскликнул он с жаром, с жарким гневом, который хлестал у него из ушей и сыпался из глаз, а во рту превращался в электрические разряды слов. - Я пока только и предпринял, что Никитку закинул в Нижний. Может, на верную смерть. Жалко парня! Вот какие дела творятся! А ты, ничтожный мечтатель, ты, авантюрист по рождению, по духу, по всем твоим методам сыска, ты, неудачник, а в силу этого фактический прохвост, ты осмеливаешься упрекать меня: почему, мол, не накрыл! Потому и не накрыл, что так сразу не накрывается! Это серьезная организация, а не песочек, в котором ты, так и не доросший до зрелости человек, до сих пор играешь!.

Лампочкин сказал:

- Американец, который там, в Нижнем, крутится, - шпион международной разведки.

- Смотри, как у них в международной разведке дело поставлено! подхватил Полусвинков. - Хлоп! - и америкашка уже в Нижнем. А кто его туда звал? Понимают, что клюнули, может быть, на пустой крючок, но ничего, не стесняются, засылают агента. Нужно, мол, проверить поступивший сигнал. А мы как будто даже стыдимся вывести это дело на официальный уровень. Боимся, что нам скажут: вы, ребята, поверили в детские сказки. А эти детские сказки могут обернуться мировой катастрофой! Может, такого Президента получим, который первым делом на ядерную кнопочку нажмет.

- Ладно, не горячись, Петя, - Примеров потянулся через стол, потрепал Полусвинкова по плечу. - Ты прав. А самое смешное, что я поначалу воспринимал с некоторым как бы недоверием твои слова. Коньяк с человеком пью и этому же человеку в глаза жарю: ты, парень, брехло. Только русские так умеют. Это, я тебе скажу, и неприличие, и некое своеобразие характера. Это, для сравнения сказать, все равно как обоюдоострый меч. С одной стороны что-то такое, знаешь, постыдное, на что без досады и не глянешь, а с другой натуральная загадка нашей славянской души. В результате же получается меч, которым самое милое дело рубить налево и направо и совершать революцию. Вопрос лишь в том, как мы им в данной ситуации воспользуемся. Когда я сейчас задаюсь этим вопросом, то до таких пределов простирается мое желание от частного перейти к общему, что я, Петя, опять уже не могу всерьез воспринимать все те мелкие подробности, которых ты тут нам навалил целый ворох, и волей-неволей почитаю их за детские сказки. Даже Лампочкин, уж на что простая душа, и тот не увлекся этими твоими байками про бизнесменов и про частный сыск. Не мельчи, Петя, не уходи в частности. Как стабильно мудрый слегка перемудрившему скажу тебе: пожалуй, оно и лучше, что делу пока не дан официальный ход. Поработаем за спиной у американца. Понимаешь, дружище? Пока он там будет сновать, мы в тихом мудровании и в устойчивом стремлении к обобщению будем возрастать, возрастать, Петя, до заоблачности, до горних чертогов, а затем, проабстрагивавшись должным образом, обрушимся на него такой массой абсолютного понимания, проницательности, прозорливости, дальновидности, такой лавиной ясного знания всего и вся, что он у нас и пикнуть не успеет. Прихлопнем, как букашку.

Выразительными жестами хозяин кабинета открестился от своей профессиональной озабоченности мелочами, от назойливых мыслей о повседневном кропотливом труде на пути к какому-то окончательному громоподобному успеху. Сейчас эти мысли и заботы только мешали ему правильно отдыхать в чудесной компании друзей.

Развеселившийся Примеров взглянул на подчиненного.

- Ну что, Саша, споем? Давненько так хорошо не сиживали...

В памяти Лампочкина всегда теснилось множество песен, кое-как срифмованных и исторгнутых как бы неким запредельным по отношению к музыке миром, только и ждавших своего часа, чтобы мгновенно завертеть его всего в сумасшедшей какофонии, источником которой признать себя Лампочкину, оглушенному и потерявшемуся, было бы нелегко. Больной и несчастный уже на первых подступах к своей необычайной способности быть какой-то умоисступленной симфонией, он дико вытаращил глаза и раскрыл рот рупором, выпуская на волю тревожный и сразу берущий за душу рокот увертюры.

- Славно, славно... - предощущал восторг Примеров.

Полусвинков замахал руками.

- Погодите петь, - вдруг снова нахмурился он. - Я вот о чем думаю. Я связывался с парнями в Нижнем, которые ищут машину американца, так ведь говорят они, что найти ее ни в какую не могут. И раньше бывали в подобных делах провалы, но так чтоб, когда всеми силами ищут, всем миром, можно сказать, а найти не удается, такого они не припомнят. Складывается, знаете ли, такая гипотеза, что машина кому-то очень и очень понадобилась.

- Думаешь, ее для будущего Президента готовят? - спросил Примеров и переглянулся с Лампочкиным, который заливал коньяком неурочно затлевшее в его груди музицирование.

- Затрудняюсь так сразу ответить на твой вопрос, - сказал Полусвинков.

Примеров пожал плечами:

- Для чего тогда вообще вопрос поднял?

- Ничто не должно ускользать от нашего внимания. Вопрос еще стоит так: почему американец насчет машины допытывается у Чудакова, который, не исключено, причастен к Организации? - продолжал Полусвинков. - Охотится он на Чудакова, или тут что другое? Международный разведывательный центр на Чудакова охоту объявил, или происходит нечто, чему мы пока даже названия не знаем?

- Да, запутанное дело, - согласился Лампочкин. - Скажи, однако, как, по твоим сведениям, зовут этого американца?

- Никита доносит: Томасом Вулфом.

Лампочкин рассмеялся, и Примеров вторил ему.

- Чепуха, - отмахнулся Примеров, - и опять брехня одна. На недостоверной информации строите вы с Никитой свою работу. Томас Вулф давно уже покойный классик американской литературы.

- То-то и оно, что налицо явная встроенность в мир реалий каких-то странных элементов самой что ни на есть причудливой, а может быть, и разнузданной фантазии, - возразил Полусвинков. - Уж не попытка ли задавить нас фантасмагориями, не в надежде ли сделать наше воображение больным устроено все это? Не думает ли кое-кто воспользоваться нашей тягой к образованности, к начитанности, а соответственно и к Томасу Вулфу, с тем чтобы заманить нас в ловушку, в такую путаницу, из которой потом нас не выпутает ни Бог, ни черт?

Примеров покачал головой, осуждая легкомысленный, на его взгляд, тон частного детектива.

- Я тут, знаешь, тоже не зря небо копчу, - сказал он сурово. - Что и кто есть Томас Вулф, знаю, ночью разбуди - отвечу! И если какой залетный мистер именует себя этим самым Вулфом, мне не нужна помощь Бога или черта, чтобы выстоять в потоке столь нелепой и бессмысленной лжи.

- В центре ихнем ничего лучше не придумали, как назвать своего агента именем американского писателя, - зашел с другой стороны в разъяснении загадки Полусвинков и самодовольно ухмыльнулся. - Если б нам только такие ребусы загадывали, мы бы всю их вредительскую работу в момент расщелками. Но они хитрее, чем мы думаем. Мы думаем: ага, Томас Вулф. А они подразумевают совсем другое.