Кап… Кап…

Холодная струйка воды стремительно сбежала по шее.

Кап…

Боль разливалась в груди.

Кап…

Перед глазами – серое размытое пятно, постепенно темнеющее, вбирающее сочность осенней ночи.

Кап…

Пальцы ощутили холод мокрой податливой земли.

Кап…

Ненависть ослепительно вспыхнула в сознании. Он перевернулся на спину и увидел далеко вверху сходящиеся кроны деревьев. В правую руку больно вонзилась ветка.

Он сел, стряхивая с себя землю и листья. Вокруг был лес. Темнота и холод. Капли дождя и шепот деревьев. Осень и одиночество. Голова гудела как колокол. Боль, пульсируя, переливалась от виска к виску. Поморщившись, он провел кончиками пальцев по лицу, покрытому коркой грязи и спекшейся крови.

Били. Долго и мучительно. Убивали. Так, чтобы насмерть, насовсем.

Убили и бросили здесь, засыпав листвой. Кто? За что?

Вопросы позже.

Он ощупал себя, проверяя, целы ли кости. Остаться калекой – самое страшное. После Возвращения…

«Что ж, – подумал он, оглядываясь по сторонам и натыкаясь взглядом только на темнеющие деревья. – Ненависть скоро даст ответы на все мои вопросы…»

Крик замирал под высокими сводами ангара и многократным эхом отражался от стен. Вадим брезгливо поморщился. Парень, привязанный к стулу, оказался неожиданно голосистым и выносливым, и даже два часа воспитательной работы не дали результата.

– Дальше? – деловито поинтересовался Сашок, поднимая глаза. Его пальцы нервно поглаживали проволоку. – Поехали?

– Давайте девку, – досадливо махнул рукой Вадим и присел на корточки.

За два часа разговора лицо парня превратилось в кровавое месиво. Симпатичный был мальчик. Жаль дурака. Жаль.

– Знаешь, друг, что теперь будет? – затягиваясь, произнес он.

Сашок фыркнул где-то сзади.

– Знаешь?

Черная корка на месте губ шевельнулась, и наружу вытекла струйка крови.

– Не слышу. Что?

– Мрази… – прошептал парень, однако выходило у него что-то вроде «ма-а-си».

– Значит, знаешь, – кивнул Вадим. – Будем молчать? Или нет?

– Ма-а-си…

– Вот что я тебе скажу, друг, – сказал Вадим, внезапно почувствовав страшную усталость. – Люди не понимают, что такое насилие. Они смотрят его по телеку, читают в газетах, но это насилие не трогает по-настоящему. Ведь оно направлено на других. Кого-то нереального убивают, пытают, насилуют. Каждый полагает, что его-то точно минует… Что он не такой, он счастливый, верно? Ты ведь тоже так считал? Что родился в рубашке?

Он несколько раз затянулся.

– Сегодня твоя звезда закатилась. Твоя и ее. Мы сейчас бабу твою будем резать. Медленно. С перекурами и передышками. Видел когда-нибудь, что на самом деле у баб под кожей? Думаешь, любовь и красота? Нет, братишка. Одно большое сплошное дерьмо.

Парень безмолвствовал.

– Вам с ней сегодня не уйти. Вы, как и все люди, сделаны из обычных костей и мяса. Видишь, я с тобой откровенен. А ты?

Хриплое бульканье в горле.

– Ма-а-си…

– К черту! – сплюнул Вадим и отшвырнул сигарету, поднимаясь. – Где вы там?!

Девчонка уже не сопротивлялась. Она бессильно висела между Костей и Толяном, словно груда мокрого белья. Веревкой были руки.

Длинные спутавшиеся волосы, легкое платье. Красивое лицо с кровоподтеком на левой щеке. Лет девятнадцать. «Хороша, – подумал Вадим. – И ведь любит, его, падаль, любит. Как она вцепилась Сашку в физиономию? Прямо дикая кошка. Ну почему уродам достаются такие женщины?»

– Ну? – обернулся он к парню. Вместо ответа проснулся телефон в кармане. На втором такте мелодии из «Кармен» Вадим ответил на звонок.

– Да? – произнес он, и в этот момент девчонка закричала. Так обычно завывают пароходные сирены – тоскливо и безнадежно.

– Развлекаешься? – узнал он холодный голос, тот самый проклятый Голос, который сейчас ему хотелось слышать меньше всего.

– Заткните ей пасть! – рявкнул Вадим, прикрывая ладонью трубку. – Ну?!

Выстрел в пустоте ангара прозвучал гулко, а за ним последовало грузное падение и замирающий серебристый звон гильзы, скачущей по бетону…

У Вадима тоже что-то оборвалось внутри. Он прикрыл глаза и несколько секунд постоял так, не оборачиваясь. Два часа… Сорок тысяч долларов… Все напрасно… Он уже знал, что может увидеть, обернувшись.

– Опять твои остолопы напортачили? – сочувственно осведомился Голос в трубке.

Волна ярости накрыла Вадима с головой. ДВА ЧАСА! МОИ ДЕНЬГИ!

Он повернулся, выдернул пистолет из-за пояса. Лицо от злости свело судорогой. Девчонка лежала на полу, и около ее головы растекалась темная лужа крови. Из-за спины изуродованного парня ее с интересом изучал Сашок. Костик стоял, тупо уставившись в пространство, переваривая случившееся, а Толян с довольным видом прятал ствол в кобуру под мышкой. Ослепленный бешенством, Вадим увидел только его и неестественно раскинутые в стороны ноги девчонки.

ДВА ЧАСА!!!

Пистолет привычно дрогнул в руке, роняя гильзы. На лбу Толяна появились два маленьких отверстия. Он поднял руку, недоуменно посмотрел на ладонь, вмиг ставшую красной, и рухнул навзничь. Сашок с Костиком ничком бросились на пол. Остались только Вадим и его пленник, во взгляде которого было все – и спокойная готовность к вечному Пути, и безбрежное отчаяние.

Когда люди достигают порога чувствительности к боли, они переходят черту, после которой тратить на них время бессмысленно. Все равно ничего не добьешься. Надо просто вовремя остановиться, пока еще можно что-то выжать из них. А тут… «Меня окружают идиоты», – с ненавистью подумал Вадим и еще дважды нажал на курок. Когда выстрелы замерли в вышине ангара, он снова поднял к уху трубку.

– Да, – выдохнул Немченко. – Немного опять напортачили. Но теперь я готов поговорить.

– Давай-ка выйдем на улицу, – сказал ему Голос. – Подальше от вашего шоу.

Всю дорогу до дома он размышлял.

Новое дело – всегда новые проблемы, и главное – решить эти проблемы верно. Тем более когда дело поручил Он. Существо, которое может многое в жизни испортить.

– К черту, – подумал Вадим. – Подумаем об этом утром.

Машина въехала в приветливо распахнувшиеся ворота, свернула мимо охранника к дому. Сашок, угрюмо высившийся на водительском сиденье и молча переживавший вспыльчивость шефа, включил дальний свет.

– Зачем? – поинтересовался Вадим.

– Да бегают тут… Всякие… – буркнул Сашок. – Не успеешь…

– Ты вот что, – сказал Вадим, когда машина остановилась. – Проследи, чтобы там все чисто осталось. И гильзы… Их пять должно быть.

– Я считал, – кивнул Сашок. – Девка, две – парень и две, – он сглотнул, – Толян…

– Тогда завтра в девять, – приказал Вадим, открывая дверь. – Ровно.

– Шеф, – вдруг сказал Сашок до того растерянным голосом, что Вадим в недоумении обернулся. – Мне Толян триста баксов должен был. Обещал завтра отдать. А теперь… Как же, а?

Лицо Вадима посерело, глаза неприязненно сузились.

– Что?!

– Просто хотел уточнить, во сколько быть, – мгновенно поправился Сашок. – Значит, в половине девятого.

– Ага, – кивнул Вадим, отходя. – А еще лучше – в восемь.

На улице моросил дождь. Зябко кутаясь в плащ, Вадим проводил машину взглядом. Внутри все клокотало. «Сволочи, – подумал он. – Завтра же всех в расход. Совсем, скоты, обнаглели. Триста баксов, а, каково?»