Я снова поехал в бар, где у меня состоялся длинный разговор со старшим официантом, разговор, который дважды — в начале и в конце — был сдобрен десятидолларовыми купюрами. Когда я вышел на улицу, в голове у меня звенело.
Парня с беспокойными руками звали Слай, и, похоже, он действительно был большой ловкач. Старший официант знал о нем немного — лишь то, что тот является королем шантажа. Он не знал, ни где тот обитает, ни чем официально занимается, знал только, что этого человека нужно бояться и что он промышляет вымогательством.
Немного пораскинув умом, я подумал, что этот шантажист и девица, которая, возможно, работает секретаршей у миссис Ламберт, по какой-то причине хотят моего присутствия на вечеринке. Что это за причина, мне было пока не ясно, и это меня беспокоило.
На следующий вечер, сидя в своем глубоком кожаном кресле с газетой в руках и расслабившись, я услышал звук быстрых легких шагов в коридоре, за которым последовал стук в дверь. Бобо, который все это время сидел, положив морду мне на колени, нырнул за занавеску — он поступает так всегда, заслышав чужие шаги, а я распахнул дверь. После той дурацкой газетной статьи у меня стало столько посетителей, что я уже начал привыкать к ним.
Это снова оказалась та девушка.
— Я зашла еще раз уточнить, придешь ли ты на вечеринку, Эд, — выдохнула она с таким видом, словно знала меня добрый десяток лет. — Скажи точно, придешь или нет?
— Проходи, садись, — сказал я, не сомневаясь, что она примет предложение: все-таки не каждый день люди заходят в квартиры к мошенникам. — Очень уж ты самонадеянна, — заметил я, смерив ее сердитым взглядом — меня начинала раздражать ее надменная самоуверенность.
Ты такой старомодный, Эд, — проворковала она мне в спину. — И вот еще что: не пялься ты на мои коленки, когда я их скрещиваю. Это уж совсем старомодно… к тому же, явный признак возраста. Молодых современных парней коленками не удивишь, они даже не смотрят в их сторону.
К черту эту малявку! Сама с ноготок, а сидит тут, потешается надо мною и пытается втянуть меня в какое-то дело, только непонятно в какое. И тут я решил осторожненько вывести ее на чистую воду.
— Конечно, я приду. Только, по-моему, было бы лучше, если бы я перед этим заглянул к вам и познакомился с твоими предками. Я уж было решил наведаться к твоему отцу и побеседовать с ним, но раз ты здесь, и к тому же на машине, так, может, отвезешь меня к своим и познакомишь?
Она кивнула так, что поля шляпки закрыли от меня ее лицо и остался виден только выступающий подбородок.Когда она подняла голову, я увидел, что она улыбается.
— Да ты что, Эд? Боишься разговаривать со мною, не спросив разрешения у моих родителей? Ну, пошли.
Я взял шляпу, решив, что по дороге она наверняка пойдет на попятную и во всем признается, если, конечно, родители не отлучились из дому и она не уверена, что может там спокойно хозяйничать.
— Ну что ж, пойдем, — согласился я.
Было что-то особенное в том, как это живое создание, с тонкими стройными ногами и короткой мальчишеской стрижкой, лихо вело машину на переполненной транспортом улице. Я молча сидел рядом с ней и ждал, когда мы доберемся до места.
Свернув на подъездную дорожку, она подъехала к дому и выскочила из автомобиля.
— Пошли, — сказала она, подождав, когда я тоже вышел.
Я поднялся по ступенькам. В доме горел свет и слышались голоса. Я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой.
Она вошла, взяла у меня шляпу и проводила в гостиную:
— Ну, зануда… Да не смотри таким букой. Расслабься, раскрепостись, растяни рот в улыбочке, можешь даже уронить свои окорока на диванчик, пока я схожу за папочкой. Ты, кажется, хотел познакомиться с ним?
Я сел, сразу став скованным и замкнутым, каким обычно бываю на работе. Подумать только: Эд Дженкинс в доме у Джона Стонтона Ламберта! Неплохая получилась бы заметка в газете. Девушка, возможно, работает в доме секретаршей и наверняка представит меня как своего друга, и кроме того… Тут меня снова начали глодать сомнения и снова засосало под ложечкой.
Дверь открылась, и на пороге появился усталого вида мужчина с седыми усами и проницательным взглядом; он принялся изучать меня. Рядом, держа его под руку, стояла девушка.
— Папочка, познакомься, это мистер Дженкинс, мистер Эд Дженкинс. Он мой друг, мы давно не виделись, а на днях я встретила его в баре.
Словно во сне, я пожал ему руку и посмотрел в усталые серые глаза.
— Моя дочь говорит, что вы будете у нас на вечеринке в четверг. Ну что ж, прекрасно. Рады будем вас видеть. Где вы живете? Здесь, в городе?
Она ответила вместо меня:
— Он здесь ненадолго. У него такая смешная работа…Он занимается перевозкой ценных бумаг. Правда, Эд?
Я кивнул. Пусть придумывает все, что угодно, мне совершенно не хотелось ввязываться в разговор. Мне хотелось поскорее выйти отсюда, остаться одному и кое о чем подумать.
Мы немного поболтали о городе, о погоде, о Лиге Наций, потом этот тип с усталыми глазами встал и, сославшись на то, что вынужден «предоставить молодежь самой себе», еще раз пожал мне руку и вышел.
Почувствовав себя свободнее, я накинулся на девушку.
— Безответственная дурочка! — бушевал я. — Неужели тебе все равно? Неужели ты настолько не уважаешь свою семью, свой дом, в конце концов саму себя, что приглашаешь в дом мошенников и знакомишь их со своим отцом? Ты что, не понимаешь: его поднимут на смех, если узнают, что он пригласил в гости Эда Дженкинса?Ты что, не понимаешь: из-за этого может рухнуть его карьера? Полгорода будет считать, что за взятку он согласился сделать мне хорошую репутацию. Если у тебя ко мне какое-то дело, то давай выкладывай. Но постарайся уж оградить от неприятностей свой дом и доброе имя своего отца.
Она даже бровью не повела, а только стояла на цыпочках, и ее малиновые губки были всего в паре дюймов от моего лица.
— Черт возьми, Эд! До чего же ты милый, когда сердишься! Сразу кажешься большим и сильным, и такое впечатление, что ты ни перед чем не остановишься. А хочешь, я познакомлю тебя с мамой?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Я ухожу, и в четверг меня не будет на вечеринке, — сказал я, направляясь к выходу.
Она подала мне шляпу, открыла дверь и, как резиновый мячик, запрыгала вниз по ступенькам.
— Не надо так спешить, Эд. Не забывай, что мне предстоит везти тебя домой. Я вытащила тебя из дома, значит, должна отвезти обратно. Ручаюсь, у тебя нет с собой бешеных денег, а я не хочу, чтобы ты шесть недель добирался до дома пешком. Не хочу, чтобы мой лучший рекорд был побит.
Я кипел от негодования, но вдруг краем глаза заметил, что в тени раскидистого дерева, росшего на противоположной стороне улицы, кто-то прячется. В свете ярких уличных огней тени еще больше сгущались, и я не мог разглядеть, кто это, но супя по тому, как он поспешил зарыться поглубже в тень, ему нужен был я.
Внезапно меня осенила догадка. Девчонка принадлежит к числу этих современных бессердечных штучек, которых интересуют только джаз и деньги. Старик давно махнул на нее рукой, и она спуталась с шантажистом, работает на него, а выручку они делят пополам. Если бы им удалось доказать, что Эд Дженкинс, мошенник международного класса, провел вечер в доме Джона Стонтона Ламберта, то кое-кому пришлось бы раскошелиться, чтобы дело не всплыло на поверхность. Идея кажется дикой, но в последнее время это далеко не первый случай, когда родителей шантажирует собственное чадо… И все-таки это никак не вписывалось в картину. Если глупая девчонка думает, что человекообразный осьминог намерен делиться с ней, то ей очень скоро придется убедиться в обратном. Он сначала использует ее, а потом предложит убраться подобру-поздорову.
— Ну пошли же, Эд. О чем ты задумался? — В ее голосе звучала издевка. — Да не забивайся на край сиденья: не бойся меня! Если мужчина изображает из себя злодея, эдакого погубителя маленьких девочек, демонстративно кладущего ключ от квартиры к себе в карман, да еще с этим жутким выражением на лице типа «теперь ты в моей власти, детка», то он не станет вжиматься в дверцу.