Глава 6
— Макс?! Какого черта ты меня толкнул?! — жмурясь от яркого света, я недоуменно рассматривала прибавившего десяток лет Максимилиана в странном кафтане с меховой опушкой, отплевывающегося от попавших в рот длинных волос, стоящего рядом на коленях. — Где мы?
Потирая ушибленную спину, я медленно поднималась, отряхивая голые руки от обжигающего снега. На запястье зажиточно блестел золотом браслет, не скрываемый рукавами потерянной кофты. Оглядываясь, я удивилась светлому дню и торговой площади, куда нас с Максом выбросило порталом. Меня старательно огибали люди, бородатые, крепко сбитые мужики в коротких меховых тулупах и укутанные в пуховые шали женщины в длинных шубах, вяло топчущиеся около торговых рядов. Легкие снежинки срывались с небес, опускаясь на плечи апатичных граждан. Над торжищем стояла странная тишина, нарушаемая поскрипыванием снега под сапогами десятков ног. Ни криков зазывал, нахваливающих товар, ни шумных споров пытающихся сбить цену, ни обычных ссор, переругиваний, обмена новостями и смеха. За спиной в двух шагах от меня возвышался добротный деревянный помост, на котором стоял кряжистый широкий пень, измазанный темной краской.
— Воровка! Хватайте ее! Она у ярла браслет украла! — женский вопль взорвал тишину.
Мою руку перехватили у запястья цепкие пальцы и вздернули так, что многострадальное плечо прострелило острой болью. Дородная баба в стеганой фуфайке и пуховой шали, тряся двойным подбородком и толстыми разрумянившимися на морозе щеками, бешено вращала глазами и голосила, переживая за имущество какого-то ярла, немилосердно дергая меня за кисть. Не выдержав, я закричала, пытаясь вырвать горящую огнем боли конечность и пнуть нахалку, огульно обвиняющую меня. Но женщина и не думала отпускать, и на мою попытку укусить, перехватила рукой волосы и пребольно дернула, злобно зашипев, ругательства в ухо.
— Пусти, сказала! — взбеленилась я, отбрыкиваясь и стараясь лягнуть толстуху. — Браслет мой. Подарок это.
Оцепенение, царившее над торжищем, как веником смело, гуляющие замерли, все разом повернули головы в нашу сторону и как по команде двинулись, смыкая вокруг меня и тетки плотное кольцо.
— Точно ярлова цацка. Заморская, — прогудел басом рыжебородый детина, покачивая головой. — Жонке своей сменял на весенних торжищах. Куньих шкур отдал в два ее роста.
Народ согласно загудел, вспоминая знаменательный день. Мужики согласно кивали головами, женщины недобро поглядывали на украшение, переливающееся гранями под скупыми лучами прячущегося за тучами солнца.
— А ярл-то не знает, — крикнули из толпы. — Не хватился еще поди.
Тетка хмыкнув, дернула меня за волосы, потрясая уликой на запястье. Народ заволновался, недовольно бурча. Боль прошила от плеча до шеи. Я скривилась, поискала глазами Макса, удивляясь, почему он еще не заступился за меня. Блондин уже был на ногах и убирал волосы, путаясь в длинных прядях, не обращая внимания на происходящее.
— Макс, скажи им, что я ничего не крала. Это ошибка. Браслет мне подарила леди Триаллина. Сама.
Но мужчина даже бровью не повел, продолжая свое занятие. Стоящие вокруг обтекали блондина взглядами, разглядывая меня.
— Так он уехал еще вчера, — припомнил женский визгливый голос из толпы. — Вот она и подгадала время украсть, когда хозяина и хозяйки нет.
— Гадина, мерзавка, — шипели ядовито сразу несколько голосов. — Развелось их последнее время. Только отвернешься, уже стащили. А на вид дитя совсем. Для такой плетей не жалко.
— Казнить воровку, — негромко предложил знакомый голос.
Я резко обернулась на звук, не веря ушам, и застонала от боли. По толпе прокатился гул, поддерживающий идею блондина.
Этого быть не может! Мне все чудится! Неужели Триаллина подсыпала наркотики в еду?!
— Казнить гадину, — осмелев, уже громче подхватили судящие. Из возбужденной толпы раздавались гневные и радостные крики. — Палача. Палача сюда.
Народ громко зашумел, решая мою участь. В голосах слышалось радость предвкушение от предстоящего жуткого зрелища казни. И я поняла, что все это не сон, и вот сейчас преспокойно расстанусь с жизнью, если не сбегу. Рванув, что есть мочи, вырвалась из рук тетки, оставляя в ее руках злополучный браслет и завертелась, окруженная смеющейся толпой. Толстые, рябые молодые и не очень физиономии кривились от злого смеха, глумясь над беззащитной жертвой. Макса среди них не было. Он ушел, бросив меня одну без защиты.
— Пропустите меня! Я ни в чем не виновата, — прохрипела, затравленно оглядываясь в поиске хотя бы одного сочувствующего лица. — Я иномирянка и ярла вашего не знаю. Выпустите… пожалуйста.
— Ишь как заблеяла жалостливо, — кривя лицо, протянула женщина, бросив в меня комок снега. — Чего голая-то? Стянула цацку-то и шубейку на радостях забыла.
Толпа разразилась радостным и дружным смехом. В меня полетели комья снега, гнилой лук и протухшие рыбьи головы.
— Попалась, девка, теперь не сбежишь! — радостно рявкнул здоровенный детина, поглаживая бороду. — У нас с такими разговор короткий. Где палач?
— Гройса зовите, — распорядилась разглядывающая поблескивающий браслет дородная тетка. — Руку ей рубите. Левую. Потом в лабиринт. На год.
Толпа притихла, град из гнилья прекратился. Кто-то жалостливо охнул, несколько мужиков выругались, поминая Рогатого Бьерна. Услышав свой приговор, взвизгнула от страха и рванула на единственное пустое от людей место, на деревянный помост.
— Дык, можа это ярлова любимка, — прошамкала сердобольная старуха, жалостливо вздыхая, на дрожащую от страха и холода меня. — Как бы не осерчал.
— Да какая она любимка! Наш ярл не пес — на кости кидаться не станет, — убежденно заявили из толпы. — Вона сама залезла. Давай, Гройс…
— Я не виновата, жизнью клянусь! — глотая слезы, прокричала в равнодушные, ждущие зрелища лица. — Прошу! Отпустите!
Смех и улюлюканье были мне ответом. Собравшийся народ больше не интересовала степень моей вины. Они жаждали развеяться, посмотреть кровавое наказание воровки. Не успела отскочить, как на мое плечо сзади опустилась тяжелая лапа и дернула в сторону заляпанной колоды. Я взвизгнула, дернулась, упала на колени. Левая ладонь ощутила ледяной холод промерзшего дерева. Пальцы хрустнули, придавленные тяжелой пятерней, пригвождая меня словно пойманную бабочку к месту. В отчаянии дернулась, но получила лишь разряд боли в плечо. Горячие слезы с новой силой заструились по щекам, тело била крупная дрожь, в надежде на спасение крикнула, что есть мочи, срывая горло:
— Макс, помоги мне! Скажи, что я не воровка! Браслет — подарок Триаллины.
Сквозь застилающие глаза слезы, среди смеющихся лиц, мелькнула знакомая светлая шевелюра. Из горла вырвался хрип:
— Макс, не бросай… прошу…
Уголки красивых губ приподнялись в насмешке, блондин развернулся, и толпа сомкнулась за его спиной. Жуткая боль рванула кисть, народ ахнул, и я провалилась в темноту беспамятства.