И девочка совершенно не представляет, как действовать дальше. Она не слышала, что говорил в камере император, но догадывалась, что наследничек, как говориться, доигрался.

Встав, она сразу же чуть не упала. Всё-таки она очень слаба. Но подхватили те две женщины.

— Можно на воздух? — попросила Марина, чувствуя, что начинает задыхаться.

И впервые за несколько месяцев видит солнце. Деревья. Траву. А цветы у входа уже завяли. Только желтые хризантемы ещё цветут. Наперекор всему.

— Помогите мне сесть. — сказала она увидев стоявшую неподалеку скамейку. И когда её усадили, спросила.

— Сколько у меня времени?

— Три часа. Потом вам назначена аудиенция у его величества.

— Обождите меня где-нибудь в стороне.

Откинувшись на спинку скамейки, Марина закрыла глаза. Кроме всего прочего, она ещё и страшно устала. Всё самое плохое в жизни, видимо, кончилось. Или ещё нет? Да нет, всё-таки кончилось. Её, по крайней мере, не убили. Хотя и собирались.

Что будет теперь? Неизвестно. Что императору может потребоваться от неё? Она не знает. Но почему-то вспомнился разговор отца с кем-то из министров. Речь шла о Тиме. И сказано было следующее: 'Я в первую очередь генерал, он — дипломат. И при прочих равных условиях он меня, да и всех вас, на любых переговорах вокруг пальца обведёт. Это — старая седая и хитрющая лисица' . Саргон значительно старше Тима. Но и Тим не первый год правит империей. И из многих внешнеполитических кризисов последних десятилетий удавалось выпутываться во многом благодаря дипломатическим способностям Тима. (Другое дело, что кризисы, зачастую, мирренский император создавал столь же мастерски, как и распутывал). А кризисы разрешались к выгоде его империи почти всегда. Исключениями бывали только те случаи, когда грэды уж слишком сильно начинали бряцать оружием. Тут Тим мог и отступить. Слишком уж много у грэдов танков. И не слишком охота смотреть, каковы они в деле. Но несколько лет назад никто не захотел уступать…

О многих дипломатических передрягах последних лет Марина прекрасно знает. Всегда очень интересовалась политикой. Вот и помог интерес этот. А положение всегда позволяло читать и имперские, и мирренские газеты. Ибо язык и тех и других понятен. А когда постоянно видишь как одно и тоже событие в одних газетах оценивают так, в других — диаметрально противоположно, да ещё и отец c Сордаром и Кэрдин по прозвищу Бестия вполне могут выдать оценочку не похожую ни на первую, ни на вторую… Но ведь Марина общалась ещё и с Эридой Херт, и в устах первого из соправителей, отца Эриды, любое событие тоже частенько выглядело совсем не так, как с точки зрения императора. В общем, о Марине можно сказать, что у неё более чем критический склад ума. И склонность верить только фактам, и выводы из фактов всегда делает самой. И, несмотря на юный возраст, уже преизрядный скептик. Да пожалуй, и циник. Слишком рано поняла девочка, что значит происхождение. И рано заметила вопиющие противоречия между теми образами отца и других людей, какими они были в жизни. И теми, как их описывала пресса. И очень рано для неё стало ясно, насколько сложно устроен этот мир. Но Марина очень скрытна. И уже давно поняла, что почему-то выглядит в глазах многих людей глупенькой. И научилась этим пользоваться. Ибо она куда умнее своих сверстниц. Причём абсолютно всех. И у неё всегда было очень мало чувств. И наверное, во многом благодаря этому, она смогла выдержать всё то, что происходило с ней в последние месяцы. Она не эмоциональна, и ко всему на свете относится примерно так, что от определённого человека можно получить только нечто определённое и ничего другого. Под дождём нельзя остаться сухим, а под солнцем — промокнуть. Так и люди.

И почти сразу поняла, что Тим младший- сумасшедший. И внутренне до какой-то степени оказалась готова ко всем тем ужасам, что пришлось пережить из-за него и его прихвостней. Но почти любой посторонний, узнав о произошедшим с ней наверняка считал, что она пережила страшную психологическую травму. А на уверенности других тоже можно играть. Только неясно, стоит ли так играть при разговоре с Тимом старшим.

Наверное, главным в жизни пятнадцатилетней принцессы являлась мысль о справедливости. И именно поэтому она ненавидит Тима. Она ведь в Грэдской империи никто. И ничего о важных государственных делах не знает. И он прекрасно знал, что ей ничего не известно. Она просто очень умный ребёнок. И ничем не заслужила того, что вытворяли с ней, и как обращались. Для неё это было, прежде всего, несправедливым по отношению к ней. Её никто не считал доброй, и, как ей казалось, она немного добра видела и от других людей. Но это вполне справедливо, раз она такая. Но она никому не делала и явного зла. А над ней творили откровенное зло. Она не считает себя ни злой, ни доброй, но полагает, что на добро надо отвечать добром. Но и на зло надо тоже ответить злом. Она так считает. Но совершенно не представляет, как теперь действовать. Тим младший, безусловно, её вот-вот бы убил. Это знает чётко. Но старший… Чего хочет старший? Этого пока не понятно.

Сейчас она чувствует себя в первую очередь, очень усталой и больной. Но теперь снова можно спокойно размышлять. И все душевные и физические силы больше не надо вкладывать в ту ненависть, на которой она держалась несколько последних месяцев. Да, именно ненависть не дала ей умереть под пытками. И не сойти с ума от издевательств. Но сейчас следовало действовать как-то иначе. А как? Она ещё не решила.

Для себя, уже решила, что в камере допустила ошибку перед Старшим Тимом. Да, ненависть тогда застилала глаза. Но он явно разглядел перед собой бойца. А надо было бы казаться затравленной жертвой. Но теперь этого не вернёшь. Да, её вид ещё вполне способен вызвать жалость. Но она всегда очень боялась выглядеть именно жалкой. И всегда стремилась держаться лучше, чем следовало бы. И это стремление, видимо, не зависит от неё, а сидит в крови.

Её жизнь, и дальнейшая судьба сейчас полностью во власти Старшего Тима. Она знает, но ни умолять, ни просить его, ни о чём не собирается. Марина очень горда. И в её языке просто нет слова унижаться. Против Тима она в настоящий момент не сможет предпринять ничего. Но и старому хитрецу вряд удастся похвастаться тем, что заставил Еггта плясать под свою дудку.

Но раз смерть в очередной раз с ней разминулась. То значит, всё-таки не зря она столь отчаянно цеплялась за жизнь. Значит, что-то ещё светит, кроме пули в затылок. Она уже знает, каково это, когда к твоей голове приставлен пистолет. И ты ждёшь выстрела, и знаешь, что с ним кончится всё, что было у тебя в этой жизни. Она это уже знает, и знает, что ей не сегодня- завтра придётся умереть. Но ведь вышло по-иному. А раз так — мы ещё повоюем.

Она полулежит, откинувшись на спинку скамейки и неторопливо вдыхает ещё тёплый осенний воздух. Она почти забыла, как это быть на свежем воздухе. И теперь вспоминает об этом. Со стороны она могла бы показаться очень умиротворённой. Но нет больше мира в её душе. Разгорается там огонь и сильный огонь. Навеки ушло из души спокойствие. И навеки там поселилась тревога. И ненависть. А ум и гордость там есть и так. А боль и унижение вполне можно пережить. Ибо раз очень сильная воля. Прославленная воля Еггта по матери. Об этом говорили и раньше. И она не думала, что этому качеству будет устроена столь жестокая проверка. И Марина её выдержала. Она в этом твёрдо уверенна. И чётко знает теперь, что сильнее очень и очень многих людей. И сильнее намного.

А раз так — мы ещё повоюем!

Тим беседует с Кроттетом, в присутствии одного из секретарей императора.

— Каковы результаты проверки?

— Более чем занимательны. Оказывается, около двух месяцев назад она пыталась бежать. Стащила у кого-то из них пистолет. И выбралась в коридор. При попытке задержания застрелила троих охранников и двоих тяжело ранила. А бывший наследник после этого довольно мило развлекался: её в течение нескольких дней выводили на расстрел. И расстреливали. Холостыми. Остальное всё вам и так известно.