— Ты меня просто слишком плохо знаешь. Такая оптимистка я уже давно. И только удивляюсь, почему не все вокруг такие. Времена меняются — она криво усмехнулась — люди тоже, впрочем, меняются. Иногда смотришь на них — и думаешь, что термин эволюция неизвестно зачем выдуман. Нету её. Тысячи лет цивилизации существуют. Вроде хоть чуточку должно стать общество мягче и добрее. А нет — становится всё жестче и жестче. И с каждым поколением всё меньше и меньше красоты и благородства. И всё больше зла и ненависти. Или того хуже — увидеть прекрасное — и со скотским ржанием с грязью смешать. Словно ничего прекрасного в мире и не было. И следа не осталось.

— Да будь хоть половина подобна вам, человечества уже бы не существовало.

— Весьма спорный вопрос — целесообразность существования человечества. Чем уничтожать друг дружку медленно и постепенно, не лучше ли гробануться всем и сразу.

Навстречу парочка — полковник и симпатичная деваха не старше Марины. Только мордочка смазливая. Кривейший взгляд и гадливейшую ухмылочку их высочества не заметит только слепой. А она ещё чмокнула и проблеяла.

— Муси-пуси. Помолодели бляжьи войска. Интересно подешевели или как? За стольник со мной пойдешь?

Весьма сложно побороть желание дать по физиономии за подобную выходку. Но ещё сложнее не заметить возвышающегося рядом Сордара. Впрочем взгляд полковника вполне способен убить. А девчонка чуть не заплакала, к немалой радости Марины. Неужто и вправду любовь у них?

— Ребятки, я что-то не пойму, вы оба не старые да здоровые, так что с собой фронтовых подружек не прихватили? Тоже небось, девахам погулять охота. Насколько я помню, почти у любого начиная от майора по какой-нибудь связисточке обретается. А то и не по одной за раз. Да и у лейтенантов нет-нет, да и попадается кто-то.

Абсолютно бесцветным голосом адмирал ответил.

— Против эрзац-жен как явления принципиально не возражаю — неизбежное зло. Но очень возражаю против злоупотребления властными полномочиями.

— Ка-а-кие принципиальные.

— Если хочешь строить новый мир, то начни с себя. — столь же бесцветно сказал лейтенант.

— Знаешь что, революционер… — понизив голос начала было Марина, интонация при этом явно позаимствована от кобры…

Но тут вмешался Сордар. Он-то прекрасно знает о вспышках Еггтовского бешенства, и о том, что взрыву всегда предшествует как раз такой полушопот. Одну вспышку удалось погасить. Не факт что удастся другую.

— Знаете что вы оба. Убить друг дружку вы ещё успеете, а у меня есть более интересная идея. — Сордар выразительно щёлкнул себе по горлу. Марина на это посмотрела весьма заинтересованно. Естественно не стал возражать и лейтенант.

Город мирно готовился ко сну…

Сначала Марина проснулась. Глаза открыла уже несколько позднее. Сказать, что в голове гудит после вчерашнего — значит не сказать ничего. Там словно марширует по брусчатке полк в стельку пьяных барабанщиков. Кажется, что мозг и прочие органы функционируют безо всякой координации друг с другом. Сначала попыталась сообразить, где же находиться? Первое, и самое очевидное — лежит на кровати уткнувшись носом в одеяло. Второе — а почему это собственно она лежит в кровати, да ещё поперёк? Третье — а где собственно говоря, эта кровать находится, и чья она вообще? Четвёртое — как ты сюда попала? Пятое — с кем вчера пила? Простой поворот головы не дает ответа ни на один вопрос, за исключением установления размера кровати — очень большая.

Марина подтянула к лицу руку, и несколько удивилась тому, что костяшки пальцев в нагрузку к шрамам ещё и в запёкшейся крови и в порезах от стекла. Так. Значит она вчера не только пила. Но и кого-то била. Но кого? И за что?

Так. Похоже, надо всё-таки встать.

С некоторым трудом удается осуществить намеченное. Оглядевшись по сторонам, по крайней мере смогла сообразить, что находится в спальне в городской квартире Сордара. Несколько позже обнаружился и он сам, мертвецким сном спящим в кресле. Судя по виду мундира, драка вчера была более чем серьёзная. Но Сордар в ней явно практически не пострадал.

''Чего не скажешь о прочих участниках вчерашнего мероприятия '- думает Марина, имея ввиду вовсе не себя. Чуть не стукнулась лбом но всё-таки, оперлась о стену. Глаза почему-то упорно пытаются разбежаться в разные стороны. Но с кем дралась, в голове ещё не всплыло. А равно, как и по какому поводу вчера нажралась. Зато всплыла идея добраться до кухни и найти там что-либо для проветривания мозгов. В мечтах представлялся заполненный банками с ледяным пивом огромный холодильник.

Через несколько минут удалось завершить путешествие. На кухне обнаруживается только лейтенант. Вроде бы знакомый. Собутыльничек. Сидит за столом, обхватив руками голову. На Марину посмотрел самым страдальческим взглядом. Холодильник в поле зрения не наблюдается. А вот кухня выглядит так, словно на ней лет десять никого о двух ногах не бывало, разве что о четырёх или о шести…

— Ни хрена, кроме кофе, нет, и тот почти семилетний.

Вот, блин, обрадовал!

— Плевать — ответила Марина, подсаживаясь за стол- Курево есть?

— Не курю.

— А куда я свои дела?

— Не знаю.

Пришлось довольствоваться кофе. Что-то похожее на возможность соображать у Марины до какой-то степени, наконец, восстановилось. Она даже выглядывает в окно, упершись лбом в стекло.

Сордар живёт на третьем этаже знаменитого 'Дома у Старого Замка '- огромном помпезном сооружении в 'Староеггтовском' стиле, здании последних лет предыдущего царствования, построенного как роскошный отель для провинциальных аристократов. В этом качестве здание не прослужило и трех сезонов. С воцарением Саргона изменилось многое, в том числе и расходы на содержание двора и его статус. Теперь пребывание при дворе не давало ничего. Отель стал не нужен, и император распорядился перестроить его в жилой дом для высокопоставленных сановников. Одну из квартир демонстративно занял сам: 'Власть должна быть ближе к народу' — в полном соответствии с популярным в те года лозунгом. С тех пор изменилось многое. И наряду с министрами живут здесь потомки шоферов прежних министров. Только слава дома потускнела не сильно. Хотя из действительно крупных фигур, в Доме временами живет только Сордар. Точнее, эта квартира принадлежит ему, но за последние шесть лет адмирал провёл в столице от силы несколько месяцев. Настил палуб ему давно милее паркетов.

В данном доме имелся ещё совсем недавно очень ухоженный внутренний двор. Вернее, ухоженным он был когда-то. Сейчас же двор больше походит на танкодром. После учений с боевыми стрельбами минимум танковой дивизии во время сильнейшего ливня.

Цветник и газоны уничтожены, скамейки переломаны, заборчики обращены в щепки, якобы древние скульптуры доведены до состояния крупной щебенки. А непосредственный виновник безобразия — открытый трофейный вездеход пребывает в нежных объятиях росшего среди протараненной живой изгороди дерева. Марина почему-то вспомнила, что вездеход бронированный, и вообще по сути дела является броневиком с обрезанным верхом. Но, как не крути, а дерево теперь годно только на дрова. А вездеход — на металлолом. И почему это они не в реанимации?

Только не наблюдается ли туда очереди по нашей вине?

Или может сперва позвонить патологоанатомам?

Молча выцедили кофе. Под столом Марина усматривает что-то подозрительно похожее на пачку сигарет. При визуальном контакте установлено, что это они и есть. Вроде не её. Но как-то без разницы.

— Кто вчера был за рулём? — поинтересовалась вылезая из-под стола с сигаретой в зубах.

Закуривая от газовой зажигалки, случайно сдвинула рычажок, и пламя слегка опалило чёлку. Даже не дернулась.

Лейтенант честно ответил:

— Не помню.

— И кто за всё это будет отвечать? — Марина, кажется, начала вспоминать, что танкодром во дворе — только последний аккорд вчерашней гулянки. И задала ещё один, очень животрепещущий с момента отключения мозгов около восьми вечера, вопрос.