— Морок да пощадит вас, хоробры.

Сперва в ответ бьла только тишина. Потом раздался голос Претича, почти веселый:

— Перун поможет — и никакой морок уже не страшен.

Волхв-древлянин оглядывался, потом остановил взгляд на шагнувшем вперед Свенельде.

— Я знаю тебя.

— Еще бы тебе не признать своего посадника, Пущ кудесник. С чем прибыл?

Волхв смотрел без всякого выражения. Таким же невыразительным был и его голос:

— Ваш гонец сообщил, что гордая княгиня Ольга ответила согласием на сватовство Мала Древлянского.

— Ответила, — вышла вперед Ольга. — Вдове не пристало долго ходить невестой. И если она не пошла за супругом в светлый Ирий на погребальном костре, ей должно справить тризну на его могиле, чтобы дух умершего успокоился и не мешал женщине найти себе последующего суженого и господина.

Она говорила спокойно, будто и не чувствуя давящей силы темно-желтых неподвижных глаз Пуща. Что он… Вот она — княгиня! И пусть Ольга была простоволоса (жалко, убор нарядный не успела надеть), с переброшенными на грудь русыми косами, но возможно, так и полагалось невесте, едущей к жениху. К тому же ее гордая осанка, ее красота и молодость, а также ее смелая речь подивили этого бородатого лесовика не меньше, чем перед тем тиуна Милюту. Он даже смутился, отвел взгляд.

— Где наши гонцы? — властно спросила княгиня.

Волхв Пущ судорожно глотнул, приходя в себя, пошевелил седыми бровями, будто обдумывая что-то, и ответил вопросом на вопрос:

— А где же наши мужи нарочитые, какие обязаны были привести тебя к Малу?

Теперь они опять мерялись взглядами, но Ольга только гордо заломила бровь.

— В Киеве ваши бояре и старейшины остались. В заложниках, дабы вы ничего злого ни со мной, ни с людьми моими не сотворили. А вы тут… с вашим чародейством… Учтите, за каждого моего человека киевляне посадят на кол любого из ваших почтенных бояр!

Пущ покачал укоризненно головой.

— Не дело это. Мал к тебе со всем сердцем своим. Со всей Ладой пресветлой…

— И ты смеешь поминать Ладу небесную после того, как сами Морене присягнули?

Ольга, как ни старалась, не могла сдержать гнев. Но тут Свенельд решил вмешаться.

— Зачем тебя послали, Пущ? Ждать ли нам тут Мала или…

— Мал уже выехал из Искоростеня навстречу невесте. Мне же велено провести вас сквозь чащи, дабы встреча та состоялась. Ибо сами вы теперь ни на что не годны.

Волхв сказал это с таким самодовольством, что Свенельду захотелось дать ему кулаком в глаз. Но он только поклонился, тряхнув головой, чтобы упавшие на глаза волосы скрыли их неласковый блеск.

— Добро, служитель. Сейчас невеста принарядится да уборы наденет, а витязи наши закончат трапезу. Ну, и в путь.

Да, пришлось все же Ольге надевать уборы, венец из светлого злата с колтами-подвесками в яркой эмали, в тон им серьги, ожерелье чеканное с голубыми опалами на груди расправила. Женщины еще обхаживали ее, когда княгиня спросила, где ведьма.

— Здесь я, — отозвалась Малфрида, возникнув из темного угла. Ее лицо почти до кончика носа было покрыто краем капюшона. — Но мне нельзя показываться на глаза волхву этому. Я Пуща знаю… — Тут она сделала паузу, словно борясь с обуревавшими ее чувствами. Еще бы, вспомнила уже, что этот служитель был среди тех, кто ловил ее, а потом вез на казнь, по пути отдав на поругание [86]. — Я его знаю, — повторила она, — но и он меня помнит. Может узнать. А это не к добру.

— Понятно, — чуть кивнула Ольга, глядясь в зеркало на длинной ручке, какое держали перед ней. — Как поедем, оставайся в конце обоза, Малфрида. Скажу, что ты моя прислужница, а волхвы не больно к бабам приглядываются.

Тем временем во дворе люди Свенельда уже навьючили лошадей, проверяли подпруги у верховых, покрыли нарядным чепраком буланую кобылу княгини-невесты. Пущ все это время держался в стороне, стоял к ним спиной за вспаханной вкруг погоста межой, перебирая свои амулеты и что-то нашептывая. И все видели, как по его наказу туман перед ним рассеивается, открывается дорога, показываются и расступаются стволы могучих деревьев.

— Никогда еще волхвы у меня в поводырях не были, — громко сказал Претич, поправляя на буланой княгини расшитый яркими узорами чепрак с длинными кистями. — Ну чисто я сам князь-гость у древлян.

— А ну поди-ка сюда, князь-гость, — приобняв его за плечо, громко сказал Свенельд и увлек молодого воеводу и сторону. Уже тише добавил: — Ты знаешь, зачем едем? Не пировать, а убивать. И возможно, не с такой залихватской удалью, как ты у себя на заставах, соколик, привык. Справишься ли? Нам, возможно, безоружных кромсать тесаками предстоит.

Претич только запихнул под шлем русую вьющуюся прядь, что упала на глаза.

— А тебе такое приходилось, Свенельд? Резать… Гм. Если понадобится, мои справятся.

Больше они не шептались, но Претич уже понял, что другого от его людей не потребуют. И еще понял, что, помогая Свенельду справиться с древлянами, он этим выкажет, что его князь Тудор признал Ольгу правительницей. А ведь его прислали как раз за тем, чтобы мутить бояр в Киеве, Тудор-князь сам о вокняжении на Горе подумывал. Но Претич уже здесь как союзник Свенельда. И если они рядом будут проливать кровь, то по закону воинского побратимства он уже не смеет против него интриговать.

Когда все были готовы и княгиня села верхом, Пущ наконец очнулся, оглядел всех, сорвал пучок травы и, скатав ее в клубок, бросил на тропу перед собой. Тот так и покатился, словно ежик побежал. Пущ двинулся за ним среди расступавшихся слоев тумана. За ним неспешно двинулись остальные. И всем казалось, что идут они через туман, как будто воду собой раздвигая — настолько воздух вокруг был плотен и тягуч.

Ольга ехала на буланой, которую вели под уздцы два дружинника. Она глядела на дорогу между ушей своей лошади, стараясь не озираться по сторонам, хотя все время ощущала рядом, за ветвями и туманом, какое-то шевеление. От напряжения у Ольги ломило спину, но она продолжала сидеть прямо. В ней как будто проснулись неведомые ранее способности: слух обострился, взгляд замечал любое движение в белесой мути, и даже затылком под тяжелым венцом она угадывала всякий проблеск жизни в нависавших над дорогой ветвях. От всего этого мурашки бежали по коже.

И все же они продолжали двигаться вперед. Тихо и скученно, шаг в шаг друг за другом, все — за волхвом. Он же шел широко и размашисто, побрякивая амулетами, стараясь не сводить взгляда с катившегося перед ним пучка трав.

Неожиданно впереди туман как будто стал рассеиваться, появилась широкая проторенная дорога, без всех этих нависающих и наступающих по сторонам деревьев, исчезли то и дело преграждавшие путь похожие на змей коренья. И откуда-то долетал звук била. Бум-бум, бум, — словно стучало огромное сердце.

Волхв Пущ остановился, стоял прямой и достойный, на лице читалось удовлетворение.

Свенельд чуть склонился к Ольге и указал вперед, туда, где за расплывавшимися пластами тумана стали вырисовываться нагромождения бревен большой усадьбы.

— Это Малино — вотчина древлянского князя Мала.

Теперь она сама видела: у небольшой реки столпились строения, окруженные мощным частоколом. А чуть в стороне стояло несколько длинных древлянских изб — селение. Оттуда показался народ — стояли группками, тоже разглядывая прибывших. И еще Ольга отметила, что на шестах над главной вышкой нигде нет изображения привычного у полян петушка — вестника зари, птицы, угодной Даждьбогу и Сварогу жаркому. Даже на стрехах изб нигде не выступали привычные изображения смотревших в разные стороны резных коньков — любимцев Перуна. Ну да и могли ли они тут быть, когда сейчас никто из светлых богов не имел власти в земле древлян? Это было непривычно и как-то неправильно. Ольге сделалось не по себе. И все же она выпрямилась в седле, глядя, как распахнулись в усадьбе ворота и стали выходить ей навстречу люди. Сперва кмети показались, стали рядами, опершись на высокие копья. По виду от киевских не отличить — кольчуги, шеломы остроконечные, щиты с коваными умбонами посредине. Потом появились одетые в богатые меха нарочитые люди.