Если только она, вера, не замкнута догматически, не неподвижна, но способна к взаимопроникновению с любым способом ощущения и познания мира.
В этих условиях проблема возвращения русской литературы в общемировой литературный процесс, превращение ее в литературу "конвертируемого духа" проблема сиюминутная. Хотя на наш век ее безусловно, хватит - ибо медленно приходим мы в себя от растерянности. Видимо, и недостаток витаминов в пище себя сказывает.
... Тут, казалось бы, голубушке-фантастике с ее легкой поступью - и карты в руки оттого, что она на законных основаниях может позволить себе все, не вызывая недоверия читателя... а поди ж ты! В подавляющем большинстве случаев пока поверху: все те же бластеры, гравилеты, а из "новенького" - страшилки безысходных катастроф, из которых авторы, никак не родственные силой сострадания Комитасу (как известно, сошедшему с ума от зрелища избиения своих соотечественников), выходят бестрепетно невредимыми, да еще и главного героя выволакивают, чтобы читатель понял, как сладко и перспективно остаться в живых одному (или с подругой) на всеобщем пепелище и гноище.
А то немногое, что глубже и человечнее - путается в ошметках отжившего фантастического антуража, как акселерат в распашонках и чепчиках. Бутафорский этот антураж захлестнул нашу фантастику, хотя он вот-вот (может быть, еще при нашей жизни) утратит свою экзотическую притягательность даже для наивного потребителя, рассыпавшись пылью на фоне разнообразно прорывающейся в реальность информации о подлинных возможностях человеческого духа.
Ей-богу, нелепо и смешно представлять себе литературного героя, некоего, скажем, первопроходца, спускающегося сквозь три ментальных, три витальных и три физических уровня сознания с бластером наизготовку.
...Зеркало в ожидании...
Пожалуй, что так.
Но ритм литературного существования, заданный блаженной динамикой застоя, сейчас так же достоин укоризны, как и блошиный скок рыночно-межвременного хаоса. Потому, что бессмертная душа, как никогда, мается от безъязычья, беспомощности, от ощущения (по излюбленному выражению господина нашего Президента) "судьбоносности" происходящего, от желания еще в прижизненном существовании осознать себя и изнутри начать строительство, которое в своем завершенном виде с трудом поддается воображению...
Зеркало начинает вести себя.
Поверхность подергивается рябью, затуманивается, мелькают малопонятные картины, то ли из будущего, то ли из прошлого, определившего это будущее. Оно и предсказывает, и предостерегает.
Зеркало Галадриэли.
И вот некто пишущий - уже словно бы и не выдумывает, но дает названия сущему; не фантазирует, но развертывает бесчисленные варианты бытия.
И нет им конца.
КЕЙТ ЛАУМЕР
ЖИЛ-БЫЛ ВЕЛИКАН...
Научно-фантастическая повесть
Перевод с английского
На расстоянии в полмиллиона миль Вэнгард был похож на шар из серого чугуна, полуосвещенный, желтовато-белый на освещенной половине, угольно-черный на противоположной. Вдоль терминатора тянулась ржаво-красная полоса. Горные хребты, какнепричесанные космы черных волос, свисали с белых мглистых полюсов, веером расходясь все дальше и дальше в стороны, в то время как между ними вырастали новые мелкие хребты, образуя неровную сетку, покрывающую почти всю поверхность планеты, напоминающей из-за этого тыльную сторону кисти пожилого человека. Я следил за тем, как изображение на экране становится все более и более подробным, до тех пор, пока не появилась возможность сравнить его с тем, что было у меня на навигационной карте. Только после этого я сорвал пломбу Y-излучателя и послал в эфир "Мэйдей" сигнал бедствия.
- Дядюшка-король 629! Всем, всем, всем! Я в опасности! По аварийной траектории приближаюсь к Р-7985-23-Д, но шансов очень мало. Координаты: 093 плюс 15, при 19-0-8 стандартного! Жду указаний, и, если можно, побыстрее! Все станции, прием!
Я включил автоматический маяк, который тут же принялся выплевывать в пространство мой призыв по тысяче раз в миллисекунду, а сам тем временем переключился на прием и выждал сорок пять секунд. Это как раз столько, сколько нужно гиперсигналу, чтобы достигнуть мониторной станции возле Кольца-8 и привести ее в действие.
Все произошло точно, как по расписанию. Прошло еще с полминуты, и моей спины как будто коснулся чей-то холодный палец. Затем голос, который, казалось, был недоволен тем, что его разбудили, произнес:
- Дядюшка-король 629, с вами говорит Мониторная Станция Зет-448, качество приема три на три. Вам запрещается, повторяю - запрещается! - посадка на планету. Доложите подробно о том, что произошло...
- Перестаньте городить чепуху! - довольно-таки резко отозвался я. - Я скоро поцелуюсь с этим булыжником, и от вас зависит только, насколько крепок будет этот поцелуй! Сначала посадите меня, а уж бумажными делами мы займемся потом!
- Вы находитесь в территориальной зоне карантинированного мира пятого класса. Существует официальный навигационный запрет приближаться...
- Довольно умничать, 448! - отрезал я. - Семьсот часов назад я вылетел с Доби со спецгрузом на борту! Может, вы демаете, я нарочно выбрал эту дыру для посадки? Мне нужны технические указания по посадке, и нужны немедленно!
Снова небольшая пауза. Мой собеседник, казалось, говорил уже сквозь зубы:
- Дядюшка-король, передайте данные бортовых систем.
- Непременно, непременно. Но только шевелитесь там побыстрее, - я придал голосу побольше взволнованности и нажал несколько кнопок, в результате чего он получил в свое распоряжение данные приборов, которые будут неопровержимо свидетельствовать, что положение мое еще хуже, чем я его себе представляю. И тут подделки не было ни на грош. Я постарался на совесть, чтобы эта посудина поднялась в космос последний раз.
- Все в порядке, Дядюшка-король. Вы слишком поздно послали сигнал бедствия. Теперь вам придется катапультировать груз и действовать в следующей невигационной последовательности...
- Я же, кажется, ясно сказал: у меня на борту специальный груз! - заорал я в ответ. - Категория десять! По контракту с медицинской службой Доби! Я везу десять анабиозных камер!
- Послушайте, Дядюшка-король, - отозвалась станция. Теперь голос стал вроде бы менее уверенным. - Я так понимаю, что у вас на борту десять живых людей, видимо, пострадавших, и они находятся в анабиозе. Подождите. - Снова пауза. - Да, нелегкую задачу вы мне подкинули, 629, - добавил голос, став окончательно похожим на человеческий.
- Да, - ответил я. - Но нужно поспешать. Булыжник-то все ближе и ближе.
Я устроился поудобнее и принялся слушать, как перешептываются звезды. А в полутора световых годах от меня привели в действие станционный компьютер, который тут же принялся пережевывать посланные мною данные. Вот-вот он выплюнет ответ, а между тем сообразительный парнишка-дежурный заодно проверит мою версию происшедшего. Это хорошо. Мне того только и надо. Моя легенда непробиваема. Пассажиры, лежащие в грузовом отсеке, были шахтерами, получившими тяжелейшие ожоги при взрыве на Доби три месяца назад. Доби был суровым небольшим мирком, вылечить людей на нем было почти невозможно. Если я доставлю их в сносном состоянии в медицинский центр на Республике, то получу сорок тысяч. Предстартовые инспекционные данные, равно как и маршрут полета, были представлены на рассмотрение станции, а из них следовало, что самой экономичной траекторией была та, что проходила мимо Вэнгарда, и любой мало-мальски смыслящий оператор проложил бы курс именно так. Я был абсолютно чист - просто жертва стечения обстоятельств. Теперь их очередь ходить. И если мои расчеты хоть чего-то стоили, то пойти они могли только так, как нужно было мне.
- Дядюшка-король, ваше положение более чем серьезно, - наконец, возвестил мой невидимый консультант. - Но я могу предложить вам приемлемый вариант спасения. Можно ли отделить ваш грузовой отсек? - он сделал паузу, словно ожидая ответа, затем продолжил: - Вам нужно снизиться, затем ввести грузовой отсек в атмосферу на крыльях. После этого у вас останется всего несколько секунд для того, чтобы оторваться и уйти. Понятно? А сейчас я передам вам необходимые данные. - И в память моего клрабля полился поток чисел, которые тут же автоматически записывались в систему управления.