На всех столиках аккуратно, ровно по центру стояли пепельницы, исполненные из половинок ручных гранат, распиленных ножовкой. За этим атрибутом тира бармену приходилось следить очень тщательно, посетители любили прихватить в качестве сувенира такие штучки.

Как последний идиот, Подберезский постучал в дверь собственного кабинета.

– Да, – услышал он милый голос Людмилы. Бармен старательно делал вид, что ни о чем не догадывается.

– Ты?! – радостно воскликнула девушка, увидев Андрея.

Тот поспешно закрыл за собой дверь и только тогда сказал:

– Ну конечно же я!

– Ничего не изменилось?

– Сегодня встречаемся здесь в десять вечера.

– Почему не раньше? Все же уходят прямо сейчас.

– Извини, у меня дела.

Людмила подозрительно посмотрела на Подберезского: "Уж не с другой ли женщиной решил он здесь встретиться? "

– Ревнуешь? – улыбнулся Андрей.

– Немного. Мы же с тобой договаривались, на работе никаких бесед, никаких взглядов и никаких прикосновений, – проворковала Люда, обнимая Андрея за шею.

– Боже мой, – вздохнул тот, – тебе ничего невозможно объяснить толком.

Научись думать еще о чем-нибудь.

– Кроме тебя?

– Я знаю, это сложно, – Андрей осторожно отстранил от себя девушку. – Мне так же трудно не думать о тебе. Поверь, и мне хотелось бы поскорее остаться с тобой наедине, но у меня встреча, от которой я не могу отказаться.

– Если бы я не была твоей секретаршей, то непременно сказала бы: мне не нравятся твои встречи. Мне не нравится то, что сложено в небольшой комнатке за железными дверями.

– Даже если тебе очень интересно, все равно я не могу рассказать, что там.

– Нет, – резко ответила девушка, – я твоя секретарша, мне знать об этом не положено, я и не хочу знать.

– Правильно мыслишь.

– Ой, – спохватилась Людмила, – тебе звонили.

– Кто?

– Не успела спросить.

– Не по делу?

– Скорее всего, кто-то из друзей или знакомых, тот, кто давно тебя не видел.

– Комбат! А что ты ответила?

Людмила улыбнулась:

– Я сказала, что тебя можно найти здесь с шести до девяти.

– Черт! – вырвалось у Подберезекого.

– Я не то сделала?

– Все правильно. Конечно же, ты не могла сказать, чтобы меня искали после десяти.

В дверь раздался легкий стук. Люда тут же отпрянула от Андрея.

– Какого черта стучишь? – рявкнул Подберезский на бармена, хотя в душе был ему благодарен. Войди тот без предупреждения, он стал бы свидетелем нежелательной сцены.

– Я уже закончил, вот ключи, – бармен положил связку на столик и, выходя, не удержался, чтобы не подмигнуть Подберезскому.

– Запомни, – бросил ему вдогонку Андрюха, – на работе в дверь не стучат.

– Запомнил, – глухо ответил бармен, и вскоре послышались его торопливые шаги по лестнице.

– Мы одни? – спросила Людмила.

– Одни мы будем после десяти, – напомнил ей Подберезский.

Девушка состроила кислую мину:

– Да-да, я все помню, о чем мы с тобой договаривались, но…

– Никаких «но».

– Конечно, до встречи, – Людмиле пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать Андрея в щеку и успеть прошептать на ухо:

– Я буду ждать десяти вечера.

– Конечно.

Андрей устало опустился на раскладной диван.

«Чертовы автоматы! Вот же, Бахрушин подсиропил, – подумал он, – еще четыре часа сидеть в подземелье, не зная, чем себя занять. А мог бы… – и он ладонью прошелся по мягкому матрацу, вспомнив все приятное, что у него было связано с этим диваном. – Надеюсь, Бахрушин не зря старался», – вздохнул он и вспомнил, что предосторожность не помешает.

Он вышел в тир и закрыл на засов тяжелую металлическую дверь. Теперь только он мог впустить кого-нибудь вовнутрь, снаружи дверь не открывалась.

Андрей вновь устроился на диване, запрокинул голову, уткнувшись затылком в мягкое изголовье, и закрыл глаза. Он представлял себя вместе с Людмилой.

«Может, жениться? – подумал он. – Нет, любовница – это радость, от которой всегда есть шанс отказаться. А жена, – усмехнулся он, – одна у меня уже была, но ничего хорошего из этого не вышло. Любили мы друг друга не меньше, чем с Людмилой сейчас. Любовь хороша до той поры, пока людям нечего делить, кроме удовольствий».

Тишина вокруг Подберезекого царила такая, что, казалось, можно расслышать, как падают пылинки на ковер. И тут сквозь эту тишину пробились тяжелые шаги на лестнице, ведущей к железной двери.

«Бахрушин, что ли?» – подумал Андрей, с неохотой выводя себя из состояния дремы.

В дверь постучали, но не условным стуком, а настойчиво и уверенно, можно сказать, даже по-хозяйски. Андрей подошел к письменному столу и включил тумблер. Секунд через пятнадцать на маленьком мониторчике системы безопасности высветилось изображение. Возле двери стояли двое – Комбат и кто-то, чье лицо пряталось под краем десантного берета. Камера располагалась наверху и при всем желании не могла заглянуть в прикрытые глаза спутнику Комбата.

– Не отвечает, – услышал Подберезский знакомый голос, но не смог вспомнить, кому он принадлежит.

– Я же говорил тебе, позвонить сперва надо.

– Вот же, дела, – возмутился Комбат, – собирались посидеть, водки попить, а его нет. Быть того не может, чтобы Андрюха секретарше не правду сказал! Ведь говорил, что в шесть в тире появится.

– Это тебе не он сам говорил, а его секретарша.

Этот разговор Андрей слушал, уже стоя перед самой дверью, положив руку на засов. Умом он понимал, что лучше всего встретиться с Бахрушиным с глазу на глаз, без Комбата, тем более, без его спутника, которого он до сих пор не мог идентифицировать. Но душа противилась тому, чтобы оставить дверь закрытой.

Вполне могло случиться, что Бахрушин появится прямо сейчас столкнется с Комбатом нос в нос, и тогда, поди, объясни Рублеву, почему не открывал дверь!

«Черт с ним!» – Андрей потянул засов и распахнул дверь.

Он сразу же узнал Мишаню, лишь только встретился с ним взглядом.

– Андрюха! – взревел тот и обнял Подберезского.

– Нельзя – через порог, – Андрюха перетащил Мишаню на свою территорию и тут уж принялся мять.

Комбат стоял в стороне, на время забытый друзьями, и радостно улыбался, думая при этом:

«Старая дружба не проходит, она словно хроническая болезнь. Можно ходить годами, не вспоминая о ней, а прижмет, и поймешь, ничего важнее в жизни нет».

– Батяня, ты почему не позвонил, не сказал мне?

.

– До тебя дозвонишься, – ухмыльнулся Рублев, пожимая Подберезскому руку.

И это эмоциональное рукопожатие по сравнению с бурей чувств, проявленных Мишаней, казалось верхом спокойствия.

– Ах, да, меня дома не было, – Андрюха отвел взгляд, потому как Комбат по глазам понимал, врет он или говорит правду.

– Чего тут гадать, – предложил Мишаня, – к тебе ехали, тебя и застали, – и он извлек из кармана две бутылки водки. – Комбат сказал, что закусь у тебя найдется.

– У меня и выпить навалом, – широким жестом Андрюха показал на бар, где в закрытом на ключ холодильнике со стеклянной дверцей громоздились бутылки с выпивкой.

Дверь закрыли. Комбат по-хозяйски уселся за один из столиков, придвинул к себе половинку гранаты, старательно промытую барменом, и закурил.

– Андрюха, это ж сколько вы с Мишаней не виделись?

Андрей задумался. Получалось, что три года. Но признаваться в этом не хотелось. Что за друзья, которые не видятся годами?

– Долго, – произнес он.

– Значит, за встречу не грех и выпить. Подберезский вернулся из-за стойки с тремя насухо протертыми высокими стаканами и минералкой в двухлитровой пластиковой бутылке, которую зажал под мышкой. Из закуски он поставил глубокую тарелку с салатом, порезанное вяленое мясо и вазу с солеными орешками.

– Посмотри, какой Мишаня крутой стал! – Комбат был горд за Порубова.

– Бывают и круче, – безразлично заметил Подберезский. – Мне Мишаня дорог не костюмами и деньгами, а тем, что он меня из-под огня вынес, когда другие боялись голову из-за камней высунуть.