— Они научились торговать, ничего не скажешь, — откинулся на спинку седоголовый. — К тому же у них есть что продать. Но и мы не потеряли хватки… Проводите русских с возможной любезностью и начинайте готовиться к поездке. Для напутственной беседы я вас вызову.

Он встал, едва возвышаясь над спинками кресел, не спеша двинулся вдоль ряда, ушёл.

В начале осени на Ленинград навалилась жара.

Кудесники из бюро прогнозов объясняли стремительное повышение ртутного столбика нежданным вторжением воздуха из знойной Сахары, подсчитывали, случалось ли нечто подобное в прошлом, а ленинградцы и гости города на Неве сначала обрадовались, а затем несколько подустали от каждодневной жары.

На взморье, на островных пляжах и на пляже под стеной Петропавловской крепости не то чтобы яблоку — семечку от него негде было упасть. Завезённое в киоски мороженое расхватывали тотчас, возле цистерн с квасом загодя выстраивались вереницы жаждущих, автоматы с газированной водой не успевали глотать монеты.

Но вообще-то жизнь шла своим чередом, и Пассаж тоже торговал по обыкновению бойко. В обувной отдел завезли модные босоножки, и уже на подходе к отделу образовалась толпа.

— Неужели будем стоять, Светочка? — демонстрируя тоску во взоре, обозрел столпотворение модниц молодой человек в безрукавке с эмблемой фирмы «Адидас». — Ты только взгляни, что делается!

— Ну конечно, если бы давали какие-нибудь кроссовки или мокасины на каблуке — так тебя бы очередь не испугала, — обиженно возразила Светочка. — А мне нужны, нужны босоножки, и я буду стоять сколько надо! Ты бы лучше узнал, достанется ли, чем настроение портить.

— Это туда сунуться? — Приподнявшись на носках, молодой человек с испугом взглянул поверх голов. — Так там задавят или в клочья разорвут, пока доберёшься… Да и не поверит никто, что я спрашивать лезу.

Смерив его уничтожающим взглядом, подруга отвернулась, и тут же кто-то осторожно тронул её за локоть.

— Вам босоножки, прошу прощения, молодая-интересная? Спрашивал мужчина неопределённого возраста, с лицом в пятнах от облезшей кожи.

— Да… У вас есть? — тоже шёпотом спросила Светочка, косясь на соседок.

— Самого товара нет, а очередь могу уступить, если желаете.

— Как очередь?

— Ну что ты, не понимаешь? Гражданин где-то впереди стоит и хочет нас поставить, — обрадованно вмешался молодой человек. — Сколько просишь за услугу?

— Красную, — последовал быстрый ответ.

— Это десятку? Да они, наверно, и сами того не стоят! Ты даёшь, дядя!..

— Хозяин — барин, я на горло не давлю.

Мужчина уже повернулся, чтобы отойти, но, взглянув в лицо Светочки, обладатель фирменной безрукавки шагнул следом.

— Погоди… А где твоя очередь?

— Так щас моментом подойдёт… Поставить? — оживился мужчина. — Двигайте за мной, я на доверии… Человек — человеку друг, товарищ и брат, а положенное в карман тиснете, как место укажу.

Троица исчезла в гудящей толпе, вскоре из неё выбрался продавший очередь, отойдя в сторону, перевёл дух, а затем вынул и проверил достоинство оказавшейся в кармане купюры. И услышал рядом тихий смешок.

— Полинял ты, Боря, полиняал, — укорил, покачивая головой, старик в старомодной соломенной шляпе. — Это ж надо, какой промысел подыскал: люди со смеху помрут… А кто и осудит!

Последние слова он произнёс всё так же посмеиваясь, но со значением, и лицо Бори цветом подравнялось под светлые пятна на нём.

— Ты… откуда взялся? Никак меня пасёшь, колода трухлявая! Так ведь я тебя и уронить могу, где базара поменьше.

— А вот теперь узнаю Архитектора, — подобострастно умилился старик. — Думаешь, я не в понятии, что Боря Архитектор за так к земле гнуться не станет? Что ты! Ну, пошутил на радостях, поскольку прежнего товарища встретил, а ты сразу рожки в пупок упираешь… Пошли лучше холодной окрошечки хлебнём, у меня в «Неве» племянник сегодня работает. Он и угостит за мой счёт.

— Н-ну, пошли, — недолго пораздумав, согласился тот, кого теперь величали Архитектором. — Однако не вздумай… Когда чего кому трёкнешь про то, что видел, — я тебе ботало на горле заместо галстука затяну!

— Да ни боже мой, ты ж меня знаешь! Пойдём, Боренька, только ты приноравливайся, забыл небось, какая моя ножка увечная?

Старик и верно заметно приволакивал при ходьбе правую ногу, но, радуясь встрече, ковылял быстро, и вскоре они оба вышли из Пассажа и растворились в потоке прохожих.

Вечер не принёс желанной прохлады, скорее напротив — стало душно. Однако и в эту пору старик в соломенной шляпе довольно бойко шествовал по делам, заведшим его в район проспекта Ветеранов.

Выйдя из троллейбуса, он прошёл улицей Добровольцев почти к самой железнодорожной линии, и здесь замедлил шаги на подходе к строениям индивидуальных гаражей. А потом и вовсе остановился, сняв шляпу, обмахнул несколько раз лицо; использовал передышку, чтобы осмотреться вокруг.

Сумерки ещё не сгустились, но в двух открытых гаражах уже зажгли свет. Старика заинтересовал тот, что был с самого края, однако сначала старик неторопливо прошёл мимо, заглянул за угол и, лишь удостоверившись, что там безлюдно, повернул обратно и ступил за порог пропахшего маслом и бензином помещения. Капот старенького «Москвича-402» был открыт, проходя мимо, он краем глаза видел человека, согнувшегося над мотором, а сейчас рядом с машиной никого не было…

Решив, что работавший где-то в глубине гаража, заранее изобразив улыбку, старик продвинулся дальше, и в это время позади с лязгом захлопнулись створки въездных ворот.

— И кого ты тут смотришь, папаша? — поинтересовался мужчина в испачканной майке, с чернью щетины на скуластом лице. — Будто мы и не знакомы.

Как бы желая удостовериться, не ошибся ли он, хозяин гаража приблизился, держа в правой руке разводной ключ, легонько постукивая им о ладонь левой.

— Так мы, верно… Я вот зашёл на свет, а хотел спросить насчёт в Выборг съездить, — сначала растерялся, а затем уверенней произнёс старик. — Подвезти кой-кого требуется.

— У-у, туда дорога не всякому, — внимательно разглядывая пришельца, протянул скуластый, всё ещё постукивая ключом, — А кого везти надумал?

— Родственника одного. Такой человек, знаешь, что и мне и тебе за добро отзовётся… Саней зовут, не слышал?

— Да у меня в библиотеке не один Саня записан… Ты-то сам его откуда узнал?

Теперь старик совсем взял себя в руки, и на его лицо вернулось обычное умильно-ласковое выражение.

— Так ведь другой человек, из хороших, знакомством помог! В архитекторах он числится, из командировочки прибыл и своё слово сказал…

На заднем сиденье «Москвича» распрямилась чья-то фигура, дверца приоткрылась и, как ни успокоился было старик, но теперь прянул в сторону. А тот, что объявился в машине, так и остался на сиденье, только дверцу ногой оттолкнул.

— Видно, пора Архитектору бубну выбить, чтобы таких ползунков не присылал, — сказал он, закуривая. — Да и быстро он чего-то в дела вошёл, а хотел отлежаться… Так с чем ты заявился, улитка родненькая?

Когда прикуривал, вспыхнувшая спичка высветила такое опасное лицо, что старику впору было потеряться совсем. Тем не менее он повёл себя иначе.

— Эх, милый: с моё повидав, ты не ползать, лежать смирно будешь и глазки зажмуришь! — сказал он безбоязненно. — Двинься-ка, Саня, я рядом сяду… А дверку прикрыв, и поговорим шепотком.

— Да я тут и так потом изошёл, — мрачно возразил Саня. И, высунувшись, бросил скуластому в майке: — Выйди да постой на ветерке… Послушаю я деда, вдруг он дельное скажет.

Оба дождались, пока дважды проскрипели петли металлических ворот, выпустивших хозяина гаража, и, выбравшись из машины и разогнувшись в невысокий рост, тот, к кому пришёл старик, предложил:

— Кажи свои козыри. Но раз меня кликал — значит, сорт людей понимаешь… Без темноты дело обрисуй, нынче время дорого.

— Это точно: с тобой темнить — себе в убыток, — согласился старик. — Только было б что мелочное, я бы к Сане Шмелю за просто так не сунулся. — Он огляделся, увидел, что сесть некуда, и со вздохом прислонился к верстаку, заваленному деталями. — А дело такое, что исполнишь и до-о-олго всякое разное без интереса будет… И чище некуда!