Июльское утро поначалу было жарким, но внезапно подул холодный бриз. Колин услышал шелест листвы на деревьях, посмотрел вверх и увидел, что на летнее небо надвигались тучи.

Впереди показалось деревце дикой смоковницы, а за ним на небольшом холмике Колин увидел надгробный камень, который искал. Надпись на нем гласила: «Уильям Макферрин. 1945–1969». Колин присел и убрал с плиты старые листья. Волна эмоций вновь захлестнула его. А что особенного, если ему захотелось всплакнуть у могилы собственного брата?..

«Ничего, – успокоил себя Макферрин. – Просто с этим связано много воспоминаний».

Колин с трудом заставил себя подняться и направился к могиле Блэкберна.

Макферрин подошел к солдатским захоронениям 1861 года, даты на многих надгробиях уже стерлись. Здесь и находилась могила бригадного генерала Кларенса Блэкберна.

Начал моросить дождик. Колин смахнул с лица дождевые капли и продолжил путь между деревьями.

…Советник президента уже ждал его.

– Неважно выглядишь, – заметил Куиллер.

– Ты тоже, – парировал Макферрин.

Прогремел гром. Фрэнклин Куиллер посмотрел на небо и сказал:

– Остроумием ты никогда не отличался. Поехали отсюда. Моя машина внизу.

Мужчины поспешили к выходу. Дождь усилился, и они пустились бегом. Колин почувствовал, как заныли ноги.

Макферрин познакомился с Куиллером в Иельском университете,[3] где после ухода из ЦРУ Колин работал над диссертацией по истории. Куиллер тогда уже был известным ученым, и Макферрин записался в класс профессора, чтобы посещать его занятия по конституционному праву, пользующиеся популярностью у студентов. Они подружились не сразу, поскольку Макферрин не доверял выпускникам «Лиги плюща»:[4] хорошо одетые молодые люди в галстуках порядком надоели ему за годы службы в разведке.

Фрэнклин Куиллер выделялся среди других преподавателей не только своей мятой спортивной курткой с кожаными заплатами на рукавах. Ученый был личностью незаурядной и казался человеком волевым и чутким. Макферрину нравились рассуждения профессора, было что-то подкупающее в его мечтательной убежденности, будто все болезни американской действительности можно излечить, неукоснительно соблюдая статьи конституции.

Куиллер тогда серьезно уговаривал Колина заняться международным правом и дипломатией. Но Макферрии был уже по горло сыт государственной деятельностью в любой форме.

Фрэнклин Куиллер не оставил преподавательскую деятельность, хотя занимал теперь пост специального советника президента Соединенных Штатов Америки. Он работал в Белом доме и был очень занят, как и другие ответственные сотрудники аппарата президента. И все же раз в неделю Куиллер находил время читать курс лекций по конституционному праву в Джорджтаунском университете. Его лекции посещали видные ученые и политические деятели. Когда же на лекции Куиллера допускались рядовые юристы, аудитория не могла вместить всех желающих.

Макферрин с трудом втиснулся в спортивный автомобиль. Куиллер удобно устроился за баранкой и достал из кармана трубку:

– О'кэй. Давай, Колин, рассказывай.

Макферрин не знал, с чего начать. Он плохо представлял себе, как профессор, искренне верящий, что любую проблему можно разрешить законным и справедливым путем, воспримет необходимость совершения убийства.

Куиллер свернул к парку у национальной обсерватории.

– Ты хочешь, чтобы я радовался случившемуся? Ты ведь знаешь мое отношение к насилию при решении проблемы. Мы против применения силы – не в пример Пучеру и компании, – сказал Куиллер. Он несколько раз затянулся трубкой и, помолчав, добавил: – В то же время, Колин, допускаю, что у тебя не было иного выхода. Не выстрели ты тогда на полигоне – другого случая бы не представилось. А это, видимо, как-то вспугнет Пучера и Ундервуда.

– Верно, – тихо проговорил Колин. – Я тоже так считаю.

– Но, похоже, нам здесь не очень повезло, – продолжал Куиллер.

– Ничто не совершенно, – заметил Макферрин. – Мне было велено следовать за Рейнером и действовать по обстоятельствам.

Слышал ли его профессор? Колин не был уверен в этом. В отношении Куиллера Макферрин не всегда был уверен. Фрэнклин – личность… загадочная. Да, именно загадочная.

– Я сказал, что… – начал Колин, но Куиллер прервал его как ни в чем не бывало:

– Конечно, что касается политических убийств, то Ундервуд здесь – большой мастак. И это в стране, где таких мастаков более чем достаточно. Значит, генерал занимает высокий пост в системе. Но в какой системе? ЦРУ? Однако Артур Ундервуд распростился с разведкой и вышел в отставку несколько лет назад. Использует ли Пучер генерала, чтобы привлечь других сотрудников ЦРУ, или Ундервуд завербован РУМО – Разведывательным управлением министерства обороны? А возможно, и какой-то иной спецслужбой? Теперь о Марке Пучере. Работает ли генерал Пучер на Пентагон и комитет начальников штабов, или на какую-то независимую организацию, или на Разведуправление министерства обороны? И если исходить из нарисованной тобой картины о взаимодействии различных секретных служб у нас в стране, то вполне возможно, что уважаемый нами генерал Ундервуд и не менее уважаемый генерал Пучер на самом деле и не входят в систему, спланировавшую убийство. Правда, может показаться, что главные действующие лица – генералы, и они сами верят в свои роли, а кульминационные сцены тем временем будут разыгрываться за кулисами. Не так ли, Макферрин? Чем тебе не сценарий о деятельности секретных служб?

– Классический пример, – деловым тоном заметил Колин. – Генерал Ундервуд может работать на какую-нибудь одну группу лиц, полностью выделившуюся из первоначально созданной организации. Это, однако, потребует управления операцией на расстоянии и будет весьма дорогостоящим предприятием для любой разведывательной службы. Ведь она спокойно могла использовать своих собственных людей, законно получающих государственное жалованье, и знакомых с определенной разновидностью операций данного ведомства. Ундервуду тоже, видимо, не очень нравится выполнять отдельные поручения группы лиц, разработавших план операции. Это означает, что долгосрочные стратегические решения были приняты до того, как выполнение операции вверили генералу. Кто принимал подобные решения? Пучер?

Куилдер пожал плечами, продолжая плавно вести машину.

– Конечно, недостатка в исполнителях никогда нет, когда подобные акции санкционируются крупными политиками, да и финансистами тоже, – заметил советник президента. – Одна лишь информация о том, что намечается убийство президента, дает возможность прогнозировать изменения во внешней политике, которые ранее казались совершенно непредсказуемыми. А сие означает, что в деле уже задействованы не просто миллионы, а миллиарды долларов, такие астрономические суммы, что солидный куш Ундервуду или дивиденды Пучеру выглядят на их фоне просто смехотворными.

– Черт побери, Фрэнк. Ясно, что любая стоящая «контора» скупает акции и играет на бирже на постоянной основе. А если они затеяли какую-нибудь международную заваруху или что-то в этом роде, тут уж они, конечно, не поскупятся. И пособников у них на сей счет найдется больше, чем потребуется. В дело пойдут липовые фонды, подставные корпорации, в общем, все, что твоей душеньке угодно.

Куиллер широко улыбнулся:

– Именно это я и имел в виду, сынок. Теперь ты сам понял, что Ундервуд и Пучер – просто пустышки. Но у нас по-прежнему нет ответа на главный вопрос: кто является организатором предприятия?

Разговор стал утомлять Макферрина, он был слишком заумным. Колину нравился Фрэнк, он действительно благоволил Куиллеру, однако нравоучения профессора раздражали Макферрина, ему просто надоело подыгрывать.

Куиллер проехал здание национальной обсерватории, повернул и направил машину в глубь парка. Дождь усиливался. И хотя Колин открыл окошко, воздух в машине казался спертым.