Сейчас я попытаюсь доказать читателю "рациональность" своего утверждения.

"Никакая мысль о мысли не является восточным образом мысли".

Для иллюстрации я приведу следующий пример.

Во времена правления династии Тан в Китае жил один буддийский монах, которого очень волновала проблема жизни и смерти, бытия и небытия, а также добра и зла. Однажды его учитель пригласил его пойти с ним в одну деревню, где только что умер родственник одного из жителей деревни. Монах Дзэгэн по прибытии туда постучал по крышке гроба и спросил учителя Дого: "Он жив или мертв?"

Учитель ответил: "Жив. Я бы этого не сказал. Мертв. - И этого я бы не сказал". Монах спросил: "Почему не сказать либо жив, либо мертв?"

"Иначе нельзя сказать", - настаивал учитель.

Когда они возвращались домой, монах, который не мог уловить смысла того, что говорил учитель, еще раз спросил учителя, но на этот раз уже с угрозой:

"Учитель, если ты не скажешь мне, жив ли он или мертв, я ударю тебя".

На это учитель ответил: "Бей, если хочешь, но я не могу утверждать ни того ни другого".

Дзэгэн ударил учителя, но того ответа, какого он ожидал, он так и не получил.

Учитель постиг что-то за пределами мышления, в то время как Дзэгэн упорно стремился решить эту проблему умом. Мышление всегда влечет за собой подразделение и анализ, которые ведут нас по дороге двойственности. Несмотря на то, что учитель был добрым человеком и, несомненно, любил своего несчастного и измученного ученика, он не мог передать ему свой внутренний опыт посредством простого мышления. В действительности же такое кажущееся уклонение от ответа было самым прямым ответом на поставленный вопрос. Но поскольку ум ученика работал на плане антитезного мышления, он был не в состоянии получить тот необходимый внутренний опыт, которым обладал учитель, и никакие удары никогда не выявили бы этого опыта. Бедный Дзэгэн никак этого не мог понять.

После смерти учителя Дзэгэн пришел к другому учителю, по имени Сэкито, и задал ему тот же вопрос, но ответ был тот же: "Ни то, ни другое". "Почему ни то, ни другое?" - повторил свой вопрос Дзэгэн. "Ни то, ни другое - и все тут", - закончил учитель. Это произвело мгновенный переворот в уме Дзэгэна. Он вспомнил с чувством невыразимой благодарности своего покойного учителя, который от всего сердца стремился помочь своему ученику, решительно отвергая антитезный подход к истине.

Однажды Сэкито увидел в Дхарма-холле Дзэгэна, который ходил взад и вперед с лопатой на плече. Он спросил его: "Что ты тут делаешь?"

Дзэгэн ответил: "Я ищу священные кости своего покойного учителя".

Сэкито с усмешкой заметил: "Громадные волны вздымаются в беспредельном океане, и пена омывает небеса.

Где же ты собираешься искать священные кости покойного учителя?"

"Вот об этом-то как раз и думаю", - ответил Дзэгэн.

Различие между образом мыслей Дзэгэна, который в основном присущ и нам, и образом мыслей этих двух учителей символизирует различие между Востоком и Западом. Запад мыслит антитезно. И вообще мышление осуществляется именно таким образом, так как прежде всего существует сам мыслящий субъект, у которого есть объект, на который направлена мысль этого субъекта. Всякое человеческое мышление протекает так. Дуализм в этом случае неизбежен. Рождение и смерть, начало и конец, созидание и разрушение - все это начинается здесь. Такое мышление можно назвать также объективным, так как в этом случае оно исходит от субъекта. Оно начинается с него, а поэтому он всегда налицо. И как бы далеко он не уходил; он никогда не может совершенно исчезнуть.

Восточный образ "мысли" означает, что мыслитель теряется в мышлении. Это уже не мышление в обычном смысле слова. Вот почему я говорю, что восточному уму несвойственно "мышление". Именно в этом кроется причина того, что учителя не дают Дзэгэну решительно никакого ответа. Они бы ответили "да" или "нет", если бы это только было возможно. Но все дело в том, что они не могли ни утверждать, ни отрицать. Если бы они прибегли к тому или другому, то они исказили бы свой внутренний опыт. Им ничего не оставалось, как продолжать отвечать "ни то ни другое". Для них мыслитель и мышление одно. Если бы они остановились на чем-то одном и сказали бы "да" или "нет", то это бы означало отделение мыслителя от мысли и нарушение целостности внутреннего опыта.

Слова, которыми я здесь пользуюсь, могут показаться читателю непонятными или противоречивыми друг другу, так как термины вроде "субъективный", "целостный", "внутренний", "опыт" - все принадлежат к категории мышления, которую, как я уже сказал, Восток игнорирует.

Вся беда в том, что язык - это самый ненадежный инструмент, который когда-либо изобрел человеческий разум. Мы не можем жить, не прибегая к помощи этого средства общения, ведь мы существа общественные, но если мы только примем язык за реальность или сам опыт, мы совершим самую ужасную ошибку и начнем принимать за луну палец, который всего лишь указывает на нее. Язык - это обоюдоострый меч. Если пользоваться им неосторожно, то он поразит не только врага, но и самого нападающего. Мудрый избегает этого. Он всегда очень осторожен в обращении с языком.

II

В связи с тем, что я не располагаю временем, достаточным для подробного изложения предмета, позвольте мне ограничиться вопросом о внутреннем характере духовных переживаний. Этот вопрос составляет суть восточного образа мышления.

Когда я говорю: "Я слышу звук", - то, что я слышу, не воспринимается мною как звук. Это либо "чик-чирик" (чириканье воробья), либо "кар-кар" (карканье вороны). Когда я говорю, что вижу цветок и объявляю его "красивым", тогда то, что я вижу, не является красивым цветком: это "е-е" (свежесть и красота) и "сякусяку" (яркость) в выражении: "Момо ва е-е тари, соно хану сяку-сяку тари", где "момо" (персиковое дерево) и его, "хана", (цветы) являются обобщением. Мы можем сказать, что даже "кар-кар" и "чик-чирик" или "е-е" и "сяку-сяку" являются в равной мере обобщениями, как и персиковое дерево, воробей или ворона. Но между воробьем и "чик-чирик", или персиковым деревом и "е-е", или "сяку-сяку" существует следующая разница: воробей или персиковое дерево свидетельствуют о так называемом "объективном существовании", в то время как "е-е" и "чик-чирик" не имеют своего объективного значения. Они являются простым выражением внутреннего переживания, которое имеет место в разуме или какой-то иной области.