— И вы думаете…
— Что заведующие привечают их за красивые глазки?
Нет, здесь прямая возможность заинтересованности:
— Но ведь коллективы законно оформлены. Почему обязательно искать злоупотребления? Можно ведь так понять: заботился о крылаговцах, хотел пошире и поинтереснее развернуть работу.
— Вот и я рассуждаю, — улыбнулась Серафима Карповна, — может, — впрямь болел за совхозных зрителей…
Я не понял, хитрила она или соглашалась со мной.
Скорее, лукавила старший лейтенант.
— А за эти грехи Залесскому сильно досталось?
— Да вовсе ничего.
— Вот тебе на! Прямо богадельня, а не руководящий орган.
— С инспектором отдела культуры захаживали в ресторанчик, — сказала Ищенко.
— С Юрием Юрьевичем?
— Именно. А когда Залесский взял расчёт и уехал, справку ему выдали, И характеристику такую — хоть в замминистра культуры.
— Справку для чего?
— «По требованию».
— Ну и с кем он встречался в районе?
— Больше, говорят, ни с кем не общался. Останавливался даже у этого Юрия Юрьевича, когда ночевал в Североозерске.
— Значит, никакого приятеля, который бы запросто приехал к Залесским в дом, выпивал с ним, в районе не прослеживается?
— Вроде нет.
— Человек, который был у Залесских в конце июня, не мог перенестись в Крылатое по воздуху, — как бы рассуждая вслух,сказал я,
— Если бы знать хоть какие-нибудь приметы, — вздохнула Ищенко. — А может, проверить по автобазам в районе, в совхозном гараже?
— А если он приезжал на автобусе или на частной машине?
— Это, конечно, хуже, — сказала она. — Но пока проверим то, что доступно…
Не согласиться с ней было невозможно.
Взять хотя бы Коломойцева и Залесского. Оба в сильном подпитии находились в доме Матюшиной. Более того, Евдокия Дмитриевна видела и того, и другого среди ночи, когда Валерию с перепою стало плохо. Казалось бы, алиби точно установлено. Но… Дойти от Матюшиной до Залесских — пятнадцать минут хорошим шагом. Можно ли выйти и вернуться незаметно для тех, кто оставался в доме?
Видимо, можно.
Теперь рассмотрим каждого в отдельности.
Коломойцев. Безвольная натура, подверженная импульсам собственных привязанностей. В основном — к бутылке.
Преувеличенное отношение к своей персоне. Сколько я ни анализировал его поведение, высказывания, у меня сложилось впечатление, что, в сущности, он человек совершенно не самостоятельный. И личина независимой и свободомыслящей личности, как он любит выражаться, есть не что иное, как желание преодолеть, прямо скажем, своё жалкое положение. Художника-недоучки, раба водки.
По тому, что Аня Залесская его недолюбливала, именно недолюбливала, а не питала более достойного «личности» чувства, например ненависти, можно было сделать вывод, что вряд ли человеком, о котором намекалось в предсмертном письме,являлся Коломойцев.
Но почему Аня согласилась позировать ему обнажённой? Насколько я понял из разговоров с людьми, характеризующими её, Залесская сама вряд ли решилась бы на такое. Тут, несомненно, сказалось давление Валерия с его проповедью широких взглядов. Видимо, она пошла на это, чтобы угодить мужу. Не выглядеть мещанкой, что в его понимании недостойно современного человека. А Валерий, вероятно, использовал это для того, чтобы ещё больше подчинить своему влиянию Коломойцева.
И ещё один факт, говоривший о том, почему подозрения по поводу Коломойцева шатки: решительно все, знавшие его, в один голос твердят, что он пьянеет теперь с очень небольшого количества алкоголя. И очень быстро засыпает.
Причём спать может где угодно — в машине, в гараже на старых баллонах, при любом шуме и гаме. Из двоих приятелей скорее уж Залесский мог встать среди ночи и незаметно отлучиться.
Между прочим, я попытался выяснить, откуда пошло прозвище Коломойцева — Бородавка. Никто не мог объяснить толком. Лишь один из шофёров сказал:
— Бородавка, она бросается в глаза, а ведь штука бесполезная. Можно сказать, некрасивая…
Уничтожающее определение.
Теперь о Залесском. Начнём с того, какие мотивы могли бы заставить его пойти на убийство жены? Ревность? Исключено. Он пять лет слонялся на стороне, не заботясь, соблюдает она верность или нет. По-моему, забота об этом вообще не занимала его мысли.
Могло ли испугать Залесского рождение второго ребёнка? Сам по себе только этот факт — вряд ли.
Не задумываясь, он бросил жену в первый раз. Пожалуй, в более тяжёлом положении. Одинокую, почти без средств, не имеющую никакой специальности. И теперь знал, что жена не пропадёт. Есть у неё диплом, работа, значит — оправданный достаток, а при упорстве и трудолюбии, в чем нельзя отказать погибшей, — даже хорошее положение.
Короче, он вполне мог надеяться, что если надоест совхоз, Аня, дети, то он сможет уйти без скандала и сцен:
Залесская доказала уже ему свою гордость и самостоятельность.
Для убийства он должен был бы иметь очень серьёзные мотивы. Их я не видел. И ещё его последний приезд сюда.
Ищенко выяснила, что в Североозерске Залесский заходил в мастерскую, где изготовляли плиты на могилы. Его не удовлетворили представленные образцы. В Барнауле Залесский посетил одного армянина, делающего надгробия. Но тот брал за свою работу очень дорого. Наверно, Залесский не располагал такими средствами. Они не сошлись в цене.
Сам факт, что человек приехал за тридевять земель, чтобы отдать дань памяти жены, о чем-то говорил…
Встречаясь с Мурзиным, я обращал внимание, что Емельян Захарович выглядел последнее время неважно.
Усталый вид, красные глаза. Узнал я обо всем совершенно случайно и от человека, с которым я давно хотел встретиться.
Он появился в совхозной гостинице вечером. Постучался ко мне:
— Можно?
— Пожалуйста, входите, — предложил я.
— Разрешите представиться: я тот самый Зайцев, что на вас жаловался. — Он широко улыбнулся.
— А я несколько раз забегал в райисполком, чтобы лично ликвидировать то недоразумение, — сказал я, предлагая гостю сесть.
— Анне товарищ Червонный говорил. — Он положил руки на стол.
— Не хочу на кого-то перекладывать вину, но меня тогда подвели, — сказал я.
— Это бывает, конечно, — согласился он. — Недаром говорят: доверяй и проверяй. Я сгоряча, понимаете, сразу в райком…
— Приношу свои извинения. Конечно, получилось не по форме и бестактно…
— Ну ладно, спишем. Обиды обидами, а дело есть дело.
— Да, я хотел с вами поговорить» потому что вы старый работник, бываете здесь часто, знаете совхоз. А мне не мешало бы узнать о взаимоотношениях между людьми, о жизни в «Маяке».,.
Зайцев скрестил полные руки на животе, наклонил голову набок, отчего полная его щека легла складками на воротник пиджака.
— Вообще-то, я действительно наезжаю сюда. Мы с Емельяном Захаровичем бывалые целинники. Вместе приехали. Тридцатитысячники. Только он остался на земле, а меня перетянули в Советы. Мурэин шутил: «Сбежал с трудового фронта…» Я предлагал поменяться.
— А Емельян Захарович? — я принял шутливый тон разговора.
— Говорит, в совхозе и похоронят. Рано ему думать об этом. Если выдержал войну, такому орлу до ста лет жить.
— Но мне что-то показалось в последнее время, что Емельян Захарович устал, — сказал я.
— Он! Признался сам?
— Нет. Но я вижу.
Павел Евдокимович покачал головой:
— Иногда его мучает ревматизм перед сменой погоды. Но он привык как будто… Наверное, спит мало. Вы бы видели его, когда надо собраться, поднять людей. О чёрных бурях слышали, наверно? — Я кивнул. — Все растерялись, а он нет. Многие не знали, что делать. Емельян Захарович один из первых поверил в науку. Можно, говорит, обуздать эрозию. Как узнал, что Бараев занимается в Шортандах этой проблемой, — к нему. Совхоз «Маяк» стал едва не первым полигоном в районе по проверке идей Бараева… Вот что значит верить! Бараев теперь видный учёный, лауреат Ленинской премии. Кажется, Мурзин до сих пор с ним переписывается… — Зайцев мельком посмотрел на часы.