— А теперь, пожалуйста, по порядку. Откуда вы знаете друг друга, что вас связывало, о его визите двадцать пятого июня…

— Как познакомились? Отец был защитником по делу, по которому приходил Генрих. Полностью-Генрих Васильевич Глазков… Я не знаю точно, что было на процессе, кажется, кто-то изменил показания или ещё что. Короче говоря, отец дело выиграл. Генриху вынесли оправдательный приговор. Я учился тогда в десятом классе. В благодарность, что ли, но он стал меня опекать. Водил в рестораны, подкидывал кое-что из вещей. Куртку там, джинсы — это особый дефицит, — стильный плащ… В Одессе я в институт не поступил, срезался. Знакомые отца написали из Вышегодска, что там легко поступить в сельскохозяйственный институт. Мне было все равно. Диплом на самом деле нужен был родителям. Как же, сын обязан иметь диплом.

Короче, я уехал в Вышегодск, потерял Генриха из виду…

После третьего курса приехал на каникулы домой, встретил его на Дерибасовской. Он сказал, что перебирается в Таллин. Дал адрес… Когда у нас с Аней все началось, я вспомнил о нем. Поехали с ней к Генриху, как бы в свадебное путешествие… Он устроил нам такую жизнь, о! — у Залесского неожиданно прорвались одесские нотки.

— На такси в Тарту, — кивнул я, — обеды в «Паласе».

Записи Армстронга, Хампердинка…

Валерий посмотрел на меня с опаской: и это мне известно?

— И все бескорыстно, — продолжил он. — По дружбе…

Вы знаете, что произошло в то лето, когда я уехал в Одессу и не вернулся? Пристроиться мне было некуда, в голове романтика, жажда дальних странствий… Я написал Генриху, что хочу в загранку-это у нас так говорят. Он устроил меня на рыболовную флотилию в Атлантику… — Залесский замолчал, наверное, подходил к самому трудному.

— Тоже бескорыстно, по дружбе? — спросил я не без иронии.

— Нет, — ответил он с какой-то решимостью. — С Канарских островов-там у нас по договорённости с Испанией была база для отдыха и смены рыболовецких экипажей-я ему привёз чемоданчик. Небольшой такой. Передали…

— Кто передал? Из наших?

— Да. Что было в чемоданчике, я не знал.

— Сколько вы получили за эту операцию?

— Около двух тысяч рублей… Через год Генрих снова устроил меня в плавание. И снова я привёз ему чемоданчик…

— Вознаграждение?

— Три с половиной тысячи…

— Кто был отправитель?

— Я могу подробно все написать…

— Хорошо, вы это потом сделаете… Дальше?

— Генрих меня опять стал уговаривать в загранку. Честно говоря, я испугался. Таможня… Поймают с товаром — пиши пропало… Тогда по его поручению я стал разъезжать по городам, возить разное барахло

— Контрабанду?

— А черт его знает, где он доставал…

— Что вы возили?

— Лучше спросите, чего я не возил! — опять по-одесски воскликнул Валерий. — И часы японские, и жевательную резинку, и женские сапоги… когда платформа появилась…

Я постараюсь все вспомнить…

— Куда и кому и сколько, — подчеркнул я.

Залесский кивнул и продолжал:

— Был я как-то в Москве…

— Жили у Палий, — подсказал я.

— У Палий, — подтвердил он, — и встретил однажды на улице парня с нашего курса, Олехновича… Он мне про Аню рассказал. Что у нас, оказывается, ребёнок растёт и так далее… И все во мне словно перевернулось. Я понял, как запутался… Нет, вы представляете, узнать, что у тебя есть сын! Вспомнил Аню, светлую нашу любовь… Как я по утрам приносил ей полевые цветы… И махнул в Вышегодск. Подальше от суеты, Генриха, тёмных дел… Да, кстати, он меня в Москве надул, оставил без денег…

— И вы заняли у Ирины Давыдовны…

Залесский смущённо хмыкнул.

— Как раз был повод порвать с ним. — Он постарался вопрос о денежном долге Палий обойти. — Мы пошли с Аней в загс, продали домик за какие-то гроши и уехали в Крылатое… Очиститься, — он криво усмехнулся. — Наивная мечта. Но он и там разыскал меня.

— Об этом, пожалуйста, точнее, — сказал я.

— Он приехал двадцать пятого июня под вечер… Мы сели выпить, закусить. Аню я послал к Завражным. Мне там одна икона приглянулась. Не шедевр, но очень симпатичная… Генрих иконы собирал, тоже одна из статей его «бизнеса»… Анфиса Семёновна подарила Дне старинную икону, доставшуюся ей в наследство, «Параскеву Пятницу».

Генрих у меня её выпросил… Короче, нам надо было остаться вдвоём. Генрих напирал, что я должен участвовать в его махинациях. Ещё сострил, что из его «фирмы» не уходят, из неё выносят ногами вперёд. На испуг брал. Я стал отказываться. ТогДа он заявил напрямик: рано или поздно заметут. Надо, говорит, сматываться на ту сторону…

— Как это? — переспросил я.

— За границу, — пояснил Валерий. — Я сказал, что он с-ума сошёл… У меня ведь семья, ребёнок, Аня в положении… А слух у него — как у сторожевой собаки… Вдруг он сделал знак: молчи, мол. И, вылез в окно. Потом появился в окне и показывает мне на дверь. Я подошёл, открылДня стоит. Бледная, испуганная. Спросила, где Генрих.

Я что-то буркнул, во двор будто бы пошёл… Она спать легла… Я вышел во двор. Генрих все интересовался, расспрашивала меня Аня о чем-нибудь или нет. Я ответил, что нет… Генрих спросил, есть ли у меня в Крылатом «хвосты».

Ну я и выложил насчёт истории с билетами и Ильина. Генрих очень рассердился. Сказал, что лучше бы я обратился к нему, если мне были нужны деньги. Я напомнил ему Москву… Он сказал, ладно, мол, надо выход искать. И предложил идею насчёт письма… Спросил, как бы ему пораньше уехать из Крылатого. Я посоветовал пойти к Стасику.

Только не от моего имени. Для конспирации… Генрих на прощание настоятельно рекомендовал подумать о его предложении. В смысле на ту сторону… Чтобы он отцепился, я пообещал подумать. На следующий день Аня поехала в район. Приехала какая-то раздражённая… А тут я узнал, что в Североозерске их видели с Ильиным… Знаете, Игорь Андреевич, я не верю мужчинам, которые хвалятся тем, что им все равно, как ведёт себя жена. Врут… Я тоже притворялся таким… свободным от предрассудков. Словом, мы с Аней повздорили. Она мне Генрихом тычет, а я ей Ильиным…

— Что она слышала из вашего разговора?

— До сих пор не знаю, честное слово… Во всяком случае, она не говорила ничего конкретного. Только заявила, чтобы его в нашем доме больше не было… Я распалился, кричал, что если Ильин не уедет из Крылатого, тогда уеду я… Поругались, помирились. Я пообещал порвать навсегда с Генрихом. Она сказала, что сделает что угодно, лишь бы я не уезжал. Я заикнулся насчёт письма. Сначала она сказала, что это некрасиво. Потом я поднажал, и она согласилась… Через неделю мне в клуб позвонил Генрих, спро сил, что я надумал. Я все вокруг да около… Он как бы невзначай поинтересовался насчёт письма. Я ответил, что все в порядке. Он пообещал, правда неопределённо, что подъедет обговорить, как лучше сделать дело. Ещё посоветовал хорошенько его спрятать, чтобы заранее никто не увидел. Я и ляпнул — в тумбочке оно… Почему-то я об этом разговоре забыл… А когда вы утром на допросе сказали, что Генрих был восьмого июля в Крылатом, у меня в голове будто молния пронеслась. Окончательно я понял, что Генрих убийца, когда вышел от вас. Он думал, что Аня донесёт… Самое страшное-помог ему в этом убийстве я. — Залесский замолчал, прикрыл глаза. Молчал и я. Потом он медленно, глухо проговорил: — Я неудачник. Хотел покончить счёты с жизнью и опять совершил ужасную вещь…

Мне нянечка рассказала… Неужели и этот человек погибнет?

В комнату вошёл врач. Посмотрел на Залесского, на меня, помедлил. Я решил воспользоваться этим и спросил у Залесского:

— Вы знали, какие планы у Генриха?

— Я вам говорил..

— А вы зачем хотели отправиться в плавание?

— Нет! — воскликнул Залесский. — Я бы никогда на это не пошёл! Я должен жить для моего Серёжи… Ради Ани…

Не знаю, насколько искренне он говорил это. Хотелось думать, что искренне. Врач покачал головой и показал на свои наручные часы…

Генрих позвонил на квартиру Залесских около трех.

Ему ответила няня (как было договорено), что Валерии уже уехал в порт.