"Сколько работы", - вздохнул Балансиров и записал частоту, на которой велась передача. Он тихо выругал Медовика, с чего-то решившего, что его, кадрового работника, следует бросить на формирование молодежного крыла УМКА. Прочитал, небось, в деле про особенно развитые коммуникативные навыки - и прицепился.

Прозвенел звонок. Учебный день завершился, благодаря чему Балансиров завербовал восемь десятиклассников и учительницу.

2

Петру Клутычу, напомнив ему о лидерских прерогативах, поручили создание силового блока.

В отличие от Балансирова, он понимал, что движение очень молодо, и привлечение новых партийцев требует личного участия всех, даже высших чинов. Он не чурался агитационной деятельности, но не имел понятия, как к ней подступиться.

Обремененный поручением, Петр Клутыч серьезно попрощался с охранником и вышел из здания штаб-квартиры. Он остановился в замешательстве. Прохожие толкали его, и Петру Клутычу захотелось хватать за руку всех подряд и тащить в поликлинику для разъяснения основ бытия.

"Дураков нет, - тоскливо подумал он. - Никто не пойдет. А мне нужны именно дураки".

Балансиров, когда доказывал ему обратное, оперировал статистикой. "Все не пойдут, - соглашался капитан. - Но пятеро из ста пойдут. Пятеро из ста сделают все, что им предложат. Конечно, для этого нужно, чтобы девяносто пять отказались. Наберитесь терпения, мой друг. Запаситесь мужеством".

Петр Клутыч купил мороженое, шел и ел его, и вафли осыпались, как копеечки с уплаченной десятки.

"А вдруг я не узнаю дурака? - постоянно терзался Петр Клутыч. - Это же очень трудно - угадать его, когда сам не шибко умен".

- Можно к вам обратиться? - пролепетал Петр Клутыч, останавливая полную женщину с сумкой.

И торопливо, путаясь, вынул бумажечку, на которой были изложены основные тезисы.

- Мне это не нужно, - отрезала женщина, даже не удосужившись прочитать листовку.

- Вы же не прочитали...

- Я вас найду, если что, - утешила его та и заспешила прочь, намереваясь затеряться и слиться с толпой, и это ей замечательно удалось.

Петр Клутыч с бумажечкой в руке побрел к перекрестку.

Там он увидел Круть.

Круть была среднего роста; полуобритая голова; черная майка, умышленно задранная выше пупа; хмельное пошатывание. Ничего умного Круть сделать не могла. Науськиваемая другом, который, как всякий порядочный второстепенный персонаж, впоследствии не запомнился, Круть радостно ухмылялась и выпячивала брюхо на проезжую часть. Из поведения Крути следовало, что она хочет что-то остановить - например, маршрутное такси. Но хочет этого не очень сильно. Круть, не заботясь о результате своих действий, радовалась себе и похохатывала. Она никуда не спешила.

Петр Клутыч сделал опасливый крюк, опасаясь приобщиться Крути. А Круть дружелюбно скосила глаза на Петра Клутыча. Тут ему в голову пришло неожиданное изворотливое решение: он припомнил, что на втором этаже штаб-квартиры, в буфете, торгуют пивом. И мужественно шагнул вперед. Бумажку он до поры до времени спрятал.

3

Этническим фактором занимался Барахтелов, который находчивостью почти не уступал Балансирову.

Юркий, низкорослый Барахтелов напоминал возбужденную мышку. У него был скошенный лоб - на грани нормы и врожденной болезни, первый луч профиля. Вторым лучом с вершиной в кончике полукартофельного, как уже говорилось, носа бежал подбородок, которого не было, и нижняя губа беспрепятственно перетекала в адамово яблоко. Редкие зубы торчали вперед. Барахтелов брил усы, чтобы не совсем уж походить на грызуна, а борода у него не росла.

Прочесывание меньшинств считалось занятием опасным и неблагодарным, но он не унывал, потому что проживал в их постоянно сгущавшемся окружении. И, получив задание, не стал суетиться, а спокойно поехал домой, пообедал, вздремнул и только потом уже отправился в ближайший круглосуточный магазинчик, которым правили угрюмого вида южане.

В магазине тлел и курился межнациональный конфликт.

- Карзынку! Возмы! Возмы карзынку! Так!... Взял карзынку!

Барахтелову всего-то и нужно было взять не корзинку, а один лимон. Провоцируя охранника, в котором давно ничего не осталось - да и не было - от единоверного ему Ходжи Насреддина, он ухитрился прошмыгнуть мимо и вскоре уже шагал обратно. Цоп!

Охранник засипел ему в ухо:

- Паследний раз без карзинка идеш!

Многие покупатели думали, будто таким, как охранник, ассимиляция недоступна по генетическому промыслу. Но в один прекрасный день страж-таки ассимилировался, и сделал это очень просто: нацепил милицейскую форму без знаков отличия. И перестал отличаться от славянской милиции. В форме он так изменился, что мог позволить себя ледяное молчание Власти. Ему теперь было незачем крычать про карзынку слишком часто - разве что для удовольствия. И даже щуриться не приходилось, потому что он и так был прищуренный, достаточно ему просто стоять на стреме и страже потребительских карзынок, очень малых. Потому что милицейская форма, в отличие от носителя, замечательно совпадала с отечественными генетическими страхами. Посетители подтянулись и вели себя, как положено: отводили глаза, вздрагивали, нервно хватали карзынку.

- Ты силно умный!... - охранник сделал Барахтелову замечание.

Тот скользнул себе в карман, вынул малиновую книжечку.

- Хочешь такую же?

- Дай пасматрю, - охранник немедленно перешел к переговорам, повинуясь склонности к торгашеству и надувательству, которую впитал с молоком матери. Эту мать он не ценил и не уважал, потому что с момента его появления в магазине она, покойница, успела выслушать со стороны немало оскорбительных слов, которые омрачали ее блаженство.

- Будэт много дэнег, - сказал Барахтелов, умело подстраиваясь под особенности спеллинга.

4

Медор Медовик и сам не гнушался полевой работой. Переделав неотложные дела, он маскировался под рядового пассажира и катался по облюбованному троллейбусному маршруту.

Солидный, с газетой в руках, он чутко прислушивался к чужим разговорам.

Некий мужчина, благоуханный, допытывался у двух барышень: