Джайлс мгновенно насторожился. Внешне он оставался спокоен и продолжал водить рычагами. Но прежде чем Байсет успела продолжить, голос капитана с кормы позвал его на бэйсике:

— Человек! Войдите!

Джайлс оторвался от пульта и сказал:

— Останься здесь. Я поговорю с тобой позже.

Он прошел через отверстие в двух перегородках, не отвечая на вопросы рабочих. Войдя в кормовой отсек, он обнаружил там капитана и инженера, уже одетого в скафандр. Полунадутый, он стал достаточно прозрачным, чтобы можно было разглядеть внутри него тело. Шлема не было, и голова инженера высовывалась из шейного кольца, как темные косточки проступают сквозь полупрозрачную кожицу винограда.

— Вы — командир корабля, — обратился к капитану Джайлс, — поэтому во имя общих интересов я стараюсь многого не замечать. И, тем не менее, ваша прямая невежливость по отношению ко мне вызывает ответную реакцию. Если вы обращаетесь ко мне на моем языке, постарайтесь использовать вежливую форму обращения, иначе я не буду отзываться. В данный момент я являюсь вождем этих людей. Вам ясно?

— Совершенно ясно, о благороднейший из людей, — ответила капитан. — Впредь, говоря на вашем языке, я буду называть вас «Адельман». А теперь помогите мне с перевязкой — нужно перевязать скафандр так, чтобы даже в случае утечки инженер мог бы продолжать работу.

Она протянула Джайлсу нечто вроде коротких отрезков пластиковой ленты с металлическим покрытием — нечто среднее между веревкой и проволокой. На каждом конце располагался зажим странной формы. Ленты были достаточно длинны, чтобы их можно было дважды или трижды обернуть вокруг ноги или руки инженера, прежде чем защелкнуть зажим. Теоретически это было не трудно, но не так просто было сделать это в маленьком поле гравитации шлюпки. Работу было бы легче выполнить, если бы инженер лежал горизонтально на одной из коек, но при толчках тело бы взлетало в воздух. Вскоре выяснилось, что пользы от Джайлса больше, если он просто будет придерживать тело инженера, пока капитан обвязывала скафандр.

Когда они закончили и инженер поднялся, он был похож на фигурку, составленную из обрезков толстой колбасы. Повязки не мешали свободной циркуляции воздуха в скафандре, но в случае утечки изолировали бы ее от других частей тела.

Джайлс не верил в то, что это все поможет в случае катастрофы со скафандром. Ему пришло в голову, что это всего лишь ритуал, совершенный, чтобы оградить инженера от беды. Для альбенаретцев, это, видимо, не совсем бессмысленный жест. Но все же странно.

— Хорошо, Адельман, — сказала капитан. — Приступим. Возвращайтесь на свое место, а я выпущу инженера из люка.

Они прошли через перегородки под недоуменными взглядами рабочих, двое из которых помогали инженеру идти.

Капитан нажала несколько кнопок, и внешняя дверь люка распахнулась. Иней покрыл поверхность, соприкоснувшуюся с теплом атмосферы шлюпки. Капитан натянула пластиковые перчатки и подключила к костюму инженера гибкие шланги, по которым поступал воздух, тепло и энергия. Наконец, капитан выпрямилась и закрыла за инженером люк. Не говоря ни слова, она обратилась к экрану над главным пультом. Джайлс вернулся к своим манипуляторам.

На ожившем экране увидел он секцию с открытой наружной дверью и фигуру в скафандре, медленно передвигающуюся по корпусу, прямо перед Джайлсом раздался грохот тяжелых ботинок инженера, и сам он, сопровождаемый пучком шлангов, прошел перед Джайлсом к корме. Затем послышался скрежет, и фигура инженера снова стала расти в размерах — механизм, несущий манипуляторы, перемещался следом за ним.

Джайлс ждал. Постепенно капитан замедлила скорость движения устройства, и механизм остановился на самом краю кормы, прямо перед инженером. Тот расчехлял двигатели. Джайлс инстинктивно хотел помочь ему.

— СТОП!

Голос капитана вырвался из громкоговорителя на пульте Джайлса.

— Адельман, без моего приказа не делайте никаких движений. Вы незнакомы с приводными механизмами и скорее навредите, чем поможете. Повторяю, без моего приказа не двигать ничего.

— Хорошо, — ответил Джайлс. Он ослабил пальцы, но не снимал их с манипуляторов.

Инженер почти целиком разобрал один двигатель, чтобы добраться до неисправности. Дело шло медленно — видимо, скафандр был неудобен, и сказывалось отсутствие гравитации.

— Сэр, — сказала Байсет на эсперанто.

Джайлс совсем забыл о состоявшемся разговоре. Но теперь он резко повернулся к ней, не снимая рук с рычагов манипулятора.

— Да, — сказал он на эсперанто, — ты хотела рассказать мне, откуда ты знаешь эсперанто.

— Нет, я хотела предупредить вас, что на борту…

— Начнем сначала, — спокойно перебил ее Джайлс, давая своим тоном понять, что он не переменит своего решения. — Прежде всего я желаю знать, где ты выучила этот язык и тем более, откуда ты узнала, что им владею я?

— Что касается языка, то мне прочли спецкурс. При этом, Ваша Честь, мне сообщили, что вы тоже его знаете. Все это было сделано исключительно для того, чтобы я могла спокойно общаться с вами. Что я и делаю. Теперь же позвольте рассказать вам…

— А, о «Черном Четверге», — у него было лишь несколько секунд, чтобы собраться с мыслями после ее прихода. Он решил, что лучше всего опережать ее на полшага. — О том, что на борту шлюпки есть их группа.

Ее глаза стали маленькими и острыми.

— Вы знаете об этих революционерах?

— Да, я немало слышал о них, — беспечно сказал он. — В молодости я и сам был революционером, но половина времени уходила на учебу…

— Да, мы знаем, что вы дружили с Полем Окэ и были членом так называемого «философского кружка». Но вы порвали с ним несколько лет назад.

Джайлс сурово взглянул на нее.

— Байсет, — сказал он тоном Адельмана, разговаривающего с рабочим, — ты забываешься.

Она не съежилась, но оцепенела.

— Извините, Ваша Честь, но я никогда не была полностью рабочей… Я выросла в хорошей семье. При других обстоятельствах я могла бы стать ее членом…

Он ощутил жалость к ней. Если жизнь была нелегка для рабочего, воспитанного в семье Адель, то куда тяжелей она была для полукровок, незаконнорожденных. Им не было места среди Адель, и ходили слухи, что рабочие тоже ненавидели их.

— Извини, Байсет, — сказал он мягче, — но твои вопросы становятся слишком личными.

— Я спрашиваю вас не от себя лично, — сказала она, и ее бледные глаза блеснули подобно льдинкам под лучами солнца, пробившимися сквозь серые тучи. — Я говорю от имени Полиции.

Джайлс похолодел, но внешне ничем не выдал своего состояния.

— Вижу, — спокойно сказал он. — Это, конечно, меняет дело. Однако, ты утверждаешь нечто странное. Что может делать революционер на Бальбене? Ему следовало бы оставаться на Земле, где он был бы полезен своей организации.

— Мы тоже этого не знаем, — сказала она. — Но это факт, что многие пограничные миры куда менее охотно, чем следовало бы, сообщают земной полиции о прибывших преступниках. Взять хотя бы тот случай с вашим приятелем Полем Окэ — он тоже, видимо, перебрался на один из таких миров.

«Итак, — подумал Джайлс, — полиция присоединилась к Окэ-Фронту в предположении о местопребывании Поля. Это значит, что он должен найти его раньше полиции, иначе у него не будет шансов убить Поля. Полиция не может нанести ущерба преступнику, и не им пытаться побороть волю и могучий интеллект урожденного Адель, тем более Поля. Под охраной полиции он останется в живых, как символ рабочей революции, которая свершится его именем».

— Вот как? — наконец сказал он. — И как же он туда попал?

— Ему помогли люди «Черного Четверга». Фактически их человек на шлюпке может быть их курьером.

— Ого, — сказал Джайлс.

В нем пробудился интерес. Если то, что говорит эта женщина — правда, то курьер может привести его к Полю. Это означает, что ему придется так или иначе покровительствовать члену этой банды — даже убить Байсет, если придется. Все существо Джайлса восставало против этого. Тем более, убить рабочую…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: