- Куда?

- Немцы увели ее в рабство.

- Вместе с отчимом?

- Нет, одну. Об отчиме ее ничего неизвестно.

- Она работала у немцев на заводе?

- Не знаю - на заводе или в деревне, а только она убежала и долго где-то бродила и пряталась, пока туда не пришли наши войска…

- А где она теперь?

- А теперь она приезжает.

- Сюда?

- Сюда.

- Откуда ты знаешь?

- Она прислала письмо.

- Кому? Тебе?

Лиза нахмурилась.

- Вот в том-то и дело, что не мне! - сказала она горько. - Адрес мой она хорошо знает, потому что я живу там же, где жила до войны. Родных у нее нет, я была ее самая близкая подруга, и все-таки она написала не мне. Неужели она думает, что я до сих пор с ней в ссоре из-за орехов?

- Вздор! - сказал Коля уверенно. - Не может этого быть! Ты помнишь про эти орехи, потому что ты была неправа: вспоминаешь и мучаешься. А ей незачем их вспоминать, и она давно позабыла. Кому же она написала?

- Архипову.

- Архипову? - удивился Коля. - Почему Архипову?

- Не знаю. Архипов тоже оставался здесь при немцах, и они, наверно, познакомились.

- Когда же она приедет?

- Пишет, что скоро. Письмо пришло еще в июне, и я жду ее все лето. Может быть, с ней что-нибудь случилось…

- Вот и у нас со Степочкой… - начал было Коля.

Ему очень хотелось рассказать Лизе про Степочку.

Но тут вдруг они услышали голос Колиной мамы.

- Лиза! - кричала мама. - Лиза!

- Марфа Петровна зовет. Бежим! - сказала Лиза и выскочила за дверь.

- Вот и мы со Степочкой поссорились, - продолжал Коля, продираясь вслед за ней сквозь кусты.

- И очень глупо, - сказала Лиза не оборачиваясь.

- Да я с ним не ссорился… Это он со мной поссорился.

- Из-за чего?

- Ну, уж не из-за орехов, - сказал Коля.

- Раз он с тобой поссорился, значит ты, верно, что-нибудь не так сделал, - сказала Лиза на бегу.

- Он хочет, чтобы я вместе с ним… на лодке… - старался объяснить Коля, догоняя ее.

- А ты что ж?

- А я не могу.

- Побоялся?

- Не побоялся, а не могу…

- А я ничего не побоялась бы, - сказала Лиза не оглядываясь. - Мне потому Степа нравится, что он ничего не боится. И ты не должен бояться. Твой папа был героем, и ты должен быть героем.

Коля хотел ей объяснить, что Степочка зовет его с собой навсегда на Черное море, а он не может оставить маму совсем одну; но было уже поздно. Они уже вбежали в библиотеку, и мама, улыбаясь, разливала суп по тарелкам.

Пообедав, Коля пошел в школу. Он шел и думал.

После рассказа Архипова о том, как папа и Виталий Макарыч ушли на тайное собрание партизан, получивших приказ взорвать мост, и как партизаны были убиты там немцами, все, кроме Виталия Макарыча, которому удалось спастись, Коля только об этом и думал.

Где было это собрание? Как немцы узнали о нем? Партизаны дрались или были перебиты без боя? Что делал, и говорил, и думал папа в эти последние минуты перед гибелью? И кто взорвал мост, если все партизаны были убиты?

Обо всем этом мог бы рассказать только этот высокий, безрукий, курчавый человек, который, строя школу, ждет кого-то. Он посылает Архипова к каждому поезду, к каждому пароходу. Кого он ждет?

Коля смутно чувствовал, что существует какая-то связь между смертью папы и мостом, который взорвал неизвестно кто, и ожиданием Виталия Макарыча.

Он много думал об этом, но, сколько ни думал, ничего не становилось яснее. Он знал только, что Виталий Макарыч с каждым днем нравится ему все больше. Вначале он ему не понравился. Не Витмак, а Ведьмак. Но Коля, конечно, сам понимал, что не понравился ему Виталий Макарыч только оттого, что сидел в папином кресле.

И теперь он сердился на себя за это.

Как смел он плохо думать о человеке, который был другом его отца? Ведь папа, наверно, любил его и, уж конечно, ему доверял - они были вместе в одном отряде. Виталий Макарыч - герой, отважный партизан, потерявший руку в бою и чудом спасенный. А как он работает и как умеет заставить работать других - просто, без всякого принуждения! Коля сам работал на постройке школы и хорошо это знал. Часто вспоминалось Коле, с каким ужасом следил Виталий Макарыч за Степочкой, когда тот шел по железной балке над двором. Как он потом обнял Степочку и поднял своей единственной рукой. Он добрый человек. Коля, может быть, и полюбил бы его, да еще как, если бы только Виталий Макарыч поговорил с ним, рассказал ему все. Нужно поговорить с Виталием Макарычем.

Виталия Макарыча Коля видел часто и много и все ждал, когда наконец удастся поговорить. Он долго надеялся, что Виталий Макарыч заговорит с ним сам. И не раз ему казалось, что разговор этот вот-вот начнется, потому что он не раз замечал на себе добрый и внимательный взгляд Виталия Макарыча. Виталий Макарыч подолгу стоял у Коли за спиной, когда Коля работал рубанком, и с таким неприкрытым любопытством рассматривал его, так пристально следил за движениями его рук, что Колин затылок начинал краснеть и рубанок забегал не туда, куда нужно. Но никогда не заговаривал. И если Коля оборачивался, сразу же отходил к другому верстаку.

Но теперь, идя после обеда в школу, Коля решил, что заговорит с Виталием Макарычем во что бы то ни стало, хочет он или не хочет. Коля подойдет к нему и скажет: «Мне надо с вами поговорить». И Виталию Макарычу будет нелегко отказаться от разговора.

Подходя к школе, он увидел Степочку. Степочка, маленький, серьезный, уверенный, шел через площадь в школу. С тех пор как Степочка перестал с ним разговаривать, Коля, встречаясь с ним, чувствовал себя униженным. Степочка считает его трусом. От одной мысли об этом Коля не мог заговорить со Степочкой.

Однако он втайне мечтал, чтобы Степочка сам заговорил с ним.

И вдруг Степочка, поровнявшись с Колей, сказал:

- Постой…

Коля остановился, удивленный, обрадованный, просиявший, полный надежды.

- Сегодня пятница, - сказал Степочка.

Коля молчал, стараясь сообразить, почему важно, что сегодня пятница. И вдруг понял.

- Ты едешь сегодня? - спросил он.

- Да, сегодня мы с тобой едем, - сказал Степочка и властно поднял свой коротенький носик. - Ровно в двадцать один ноль-ноль приходи к белому домику, который я тебе показал с крыши.

- Степочка, но ведь я говорил тебе, что я…

- Не хочешь?

- Не могу…

Степочка повернулся и, не сказав больше ни слова, вошел в ворота школы.

Доски, которые он должен был обстрогать, уже лежали на его верстаке, приготовленные Вовой Кравчуком. Коля с удовольствием принялся за работу - она отвлекала его от мыслей. За последнее время он научился отлично владеть рубанком. Стружка ползла ровная, он по желанию мог делать ее толще и тоньше, доска становилась гладкая, как стекло. Прислушиваясь к шелесту стружек, он не заметил, как кто-то остановился у него за спиной.

- Ты, кажется, хотел со мной поговорить? - раздался голос Виталия Макарыча.

Выпустив из рук рубанок, Коля обернулся. Виталий Макарыч улыбался и внимательно смотрел на него.

- Ну что ж, пора, - продолжал Виталий Макарыч. - Я тоже давно уже собираюсь с тобой поговорить, но хотел раньше к тебе приглядеться. Ты снаружи очень похож на своего отца. Когда глядишь тебе в глаза, кажется, будто говоришь с ним. Но, как знать, похож ли ты на него внутри… И я все откладывал.

Он еще раз медленно оглядел Колю от макушки до башмаков и сказал:

- Пойдем поговорим.

Он зашагал к дверям школы, и Коля пошел за ним. Мальчики глядели им вслед, но не очень удивились: им знаком был обычай Виталия Макарыча разговаривать наедине то с одним школьником, то с другим. Многие из них уже прошли через эти разговоры, иногда приятные, иногда неприятные, но всегда такие, что их не скоро забудешь.

Виталий Макарыч отвел Колю в свой кабинет - бывший кабинет Колиного папы - и сел за стол.