Ее сердце заколотилось, когда девочка опустилась на корточки и выглянула сквозь переплетающиеся корни дерева. Мужчина тащил за собой по лесу мальчика — тот выглядел чуть старше Бренны, но мужчиной из-за хрупких плеч и отсутствия щетины на щеках назвать его было нельзя. Мальчик сопротивлялся, его темные волосы трепало по ветру, но мужчина был намного больше, и он швырнул его наземь.

— На колени! — завопил мужчина.

Мальчик кое-как поднялся на ноги.

— Отец, пожалуйста!

— Ни слова больше! Ты сказал свое последнее слово, парень. Я сказал: на колени!

При этих словах мужчина выхватил топор — не боевой, а один из тех, что рабочие обычно носят за поясом — и ударил мальчика в колено.

Тот застонал от боли и упал на колени, ухватившись рукой за ногу, по которой ударил отец. Бренна, скрытая от чужих глаз в своем древесном убежище, ахнула и прикрыла рот рукой. Она ожидала фонтана крови, но ничего не было. Топор остался чист. Наверное, мужчина ударил своего сына обухом или плоской стороной. Малая милость, но все же милость.

Бренна испугалась, ее затошнило — и почувствовала, как в ней поднимается что-то новое, гнев, равному которого она никогда не чувствовала. Это было как огонь в суставах. Это заставило ее кулаки сжаться, а тело напрячься, готовясь оторваться от земли. Она хотела подняться на ноги. Она хотела сделать гораздо больше.

Но Бренна была всего лишь девочкой, сидящей под деревом, и под ее рукой не оказалось ничего, похожего на оружие. Она огляделась в поисках камня или палки, но вокруг не было ничего подходящего.

А потом мальчик издал странный сдавленный звук, и Бренна снова обернулась к нему. Его отец взял его за голову — нет, за язык. Он вытащил язык изо рта сына и зажал его меж пальцев. Мальчик отчаянно бился в его руках, но мужчина, должно быть, был очень силен. Она не понимала, зачем мужчине язык своего сына.

А потом она увидела нож и поняла.

Бренна вскочила на ноги, прежде чем осознала, что делает, и ринулась к ним, маленькая девочка, мелкая для своего возраста, без доспехов, только в легком шерстяном летнем хангероке.

— СТОЙ! — закричала она, двигаясь прямо на них. — СТОЙ.

Мужчина остановился и повернулся к ней. Отвлекшись, он ослабил хватку, и мальчик, вырвавшись, тут же попытался сбежать. Однако раненное колено подогнулось. Он упал и пополз в сторону деревьев.

Мужчина повернулся к Бренне и сделал шаг в ее направлении, подняв руку, которой сжимал язык сына.

— Маленьким девочкам не стоит находиться в лесу одним. Они могут…

Он остановился, глаза расширились. Бренна поняла, что мужчина оказался достаточно близко, чтобы разглядеть ее глаза. Чтобы по-настоящему их разглядеть, в особенности, правый.

Она выпрямилась настолько, насколько могла, и расправила плечи так, как только сумела. Ее сердце колотилось, а колени тряслись, но Бренна сумела сделать свой голос решительным и глубоким.

— Не трогай его.

Мужчина сделал рукой отвращающий колдовство знак и развернулся в сторону города, позабыв о сыне. Он не побежал, но пошел прочь так быстро, как только мог идти, не уронив достоинства.

Бренна повернулась к мальчику, все еще сидящему у дерева, его рот кровоточил, а колено опухало. Она улыбнулась и подошла ближе, чтобы помочь подняться или предложить привести помощь из города. Она хотела помочь ему.

Но его глаза расширились и наполнились страхом — оба ярко-голубых глаза — и он сделал тот же самый отвращающий знак, что и его отец.

Бренне казалось, что она уже свыклась с этим, но на этот раз страх ее ранил. Тяжесть упала на сердце, и она отвернулась.

Бренна вернулась в город и просидела в доках до тех пор, пока родители не решили, что пора домой. Она не стала проверять, ушел ли мальчик из леса.

И не придумала новой истории.

— Ух! — Бренна тяжело приземлилась, и уже без того больной копчик отозвался острой болью.

— Меч вверх, дочь. Ты должна это запомнить. Меч и щит, оба могут защитить, оба могут быть оружием, — отведя щит в сторону, отец протянул руку и помог подняться, потом отступил назад, взмахнув своим мечом. Они тренировались боевыми мечами всего неделю. — Еще раз.

Бренна стала в стойку и закружилась, следя за движениями отца.

— Я хочу работать с топором, — сказала она, блокируя удар щитом.

— Хорошо. Теперь атакуй.

Помня о том, что лучше поворот, чем шаг вперед, Бренна замахнулась мечом, целясь в плечо той руки, которая держала меч. Резать, но не колоть. Но отец легко парировал удар.

— Меч — первое оружие и самое важное, — он сделал движение, она парировала. — Когда ты научишься владеть мечом, ты перейдешь к топору.

Отскочив в сторону, Бренна почти достала его, заставив отца последовать за ней в попытке блокировать удар.

Ухмыльнувшись, он кивнул и добавил:

— А пока продолжай работать и не попадайся на глаза матери, — отец взмахнул щитом. — Хватит на сегодня. Она будет дома до заката, а у нас до ее прихода еще есть дела.

Он кивнул в сторону дома, и Бренна пошла следом за ним, зная, что первым делом придется почистить мечи. Отец настаивал на тщательном уходе после каждого использования, даже если во время тренировки была пролита лишь капля крови.

Сидя за столом, оттачивая и шлифуя тяжелое лезвие, Бренна ворчала.

— Она должна гордиться тем, что я хочу быть похожей на нее.

Ее мать была великой Девой-защитницей. В историю она вошла как Дагмар Дикое Сердце, легенды говорили, что она сражалась с троллями и даже великанами Ётунхейма.

Бренна знала, что истории о женщине, которая ее родила, приукрашены, но все же в ее величии была правда. Она видела своим странным глазом, как ее мать отражает нападение воинов с яростью и силой берсеркера.

Но Дагмар пока не стоило знать о том, что ее дочь берет в руки меч и щит и ступает на ее путь. Это было все, чего желала Бренна, единственный возможный для нее выход. Ей никогда не узнать любви, никогда не завести семью. Ей было тринадцать, и она уже знала, что никогда никто не полюбит ее, как женщину.

Люди шарахались от нее. В страхе или в трепете, но шарахались. Те из них, кто трепетал, могли оставить на пороге дома подарок, чтобы получить благословение магии, которой, как они думали, Бренна была наполнена, но никто даже не попытался узнать ее.

Так что Бренна смогла бы использовать этот страх, этот трепет. Она смогла бы быть великой Девой-защитницей, как ее мама и бабушка. Она могла бы стать ею, даже если мама не хотела, потому что отец ни в чем не мог ей отказать.

— Ты прекрасно знаешь, почему твоя мать хочет для тебя другой судьбы.

Она знала. У Бренны было четыре старших брата. Трое умерли в бою и вознеслись в Валгаллу. Одного семья потеряла в детстве, он умер от лихорадки. Дагмар Дикое Сердце не была готова потерять еще одного ребенка. Она хотела сохранить в безопасности своего единственного выжившего ребенка, рожденного на закате ее собственной жизни и жизни мужа.

Но ее единственный выживший ребенок был рожден другим. Не совсем, конечно — Бренна была обычной девочкой, молодой женщиной, не наделенной никакими особенными дарами — но другим в том смысле, который люди ее мира принять не могли.

Они считали, что Бренна родилась с оком Одина, Великого Отца, которым тот пожертвовал однажды ради своей мудрости. Они думали, она видела Асгард. Они думали, она принесла с собой глаза богов Мидгарда.

Отец кинул. Он тренировал Бренну, потому что соглашался с ней, и потому что он мог бы гордиться тем, как она сражается. Он и мать Бренны вступили брак не по любви, но они полюбили друг друга, сражаясь бок о бок.

Но поднявшись из-за стола и взяв свой меч, чтобы повесить его на место, на стену, и повернувшись к ней спиной, чтобы она не могла увидеть его лица, он сказал:

— Твоя мать думает, что из тебя выйдет хорошая целительница. Она сегодня поговорит с Оили насчет твоего обучения.

Бренна поднялась.