При подобном режиме двадцать лет, предусмотренные законом за соучастие в убийстве, покажутся мне очень долгими.

Вот почему я с трудом удержался, чтобы не врезать Бертену, когда он подошел ко мне со ртом, набитым тостами с фуа-гра.

— Расслабься, Алекс, — вяло пробормотал он, и несколько крошек вылетели из его рта на мой пиджак. — Ты же видишь, это было не так уж страшно.

— Сэм, предупреждаю: если ты еще раз сыграешь со мной подобную шутку, я сам тебя пристрелю. Причем пули будут настоящими. — Я позаботился об этом уточнении.

Наверное, у меня был серьезный вид, потому что он побледнел и чуть было не задохнулся, поперхнувшись своим немыслимо дорогим бутербродом. Он кашлял до тех пор, пока какая-то добрая душа не принесла ему бокал шампанского.

— Ты ко мне несправедлив. Посмотри, как счастливы эти милые люди. Я подарил им зрелище, которое они не скоро забудут. Они пережили все стадии волнения и страха. И в качестве вознаграждения они обогатят меня на несколько тысяч евро.

— За вычетом сорока процентов моих комиссионных...

— Я и забыл, насколько жестко ты можешь вести дела. Тебе бы, наоборот, следовало меня поблагодарить. Слушай, если прыгнуть с моста на резинке или прослушать целиком альбом Селин Дион, и то так не возбудишься, а? Взгляни на себя: ты похож на представителя среднего технического персонала среднего предприятия, этакого семьянина без особых интересов в жизни. Тебе надо заново учиться жить, Алекс!

— Спасибо за добрые советы. А пока что отдай-ка мне пушку и пули. Если тебя засекут с этим в аэропорту, тебе могут помешать вернуться домой. И главное, я не настаиваю на том, чтобы ты задерживался здесь подольше.

Сэм вытащил из-под рубашки пистолет и с сожалением протянул его мне.

— А пули у тебя в кабинете. Лола их там только что положила.

— Спасибо.

Я оставил его в окружении поклонников и пошел к себе в берлогу, расположенную в глубине галереи. Я набрал четыре цифры на кодовом замке двери из плексигласа (небьющегося и пуленепробиваемого, как заверил меня продавец, когда я покупал ее за бешеные деньги год назад) и вошел в комнату.

Бертен не соврал: пули находились на столе, аккуратно сложенные в коробочку. Я взял ее и убрал вместе с пистолетом в первый ящик. Еще будет время переложить все в сейф, когда все разойдутся. Самое трудное будет тихонько избавиться от них в дальнейшем.

Дмитрий, мой основной поставщик запретных субстанций и по совместительству лучший друг, без сомнения, сможет обменять их на образчик новейшего товара, который он получает напрямую из Афганистана. Первый урожай конопли, выращенной под американским протекторатом, заверил он, только первый сорт. Солдаты, находившиеся на задании в горах к северу от Кабула, были от нее в восторге. Им повсюду мерещились талибы верхом на розовых слонах.

В глубине души я был благодарен Бертену за предстоящие мне ночи разврата.

Мне не удалось поразмышлять подольше о прелестях афганских наркотиков. Лола делала мне какие-то знаки из выставочного зала. Она оживленно беседовала с парочкой лет пятидесяти. На женщине было винтажное вечернее платье от Пако Рабана, из расшитой золотом ткани, модели конца семидесятых. Ее муж, бывший министр-социалист, переквалифицировавшийся в советники по предпринимательской деятельности, показывал пальцем на одну из скульптур Бертена, уродливую композицию из дерева и папье-маше. Я был нужен Лоле для заключения сделки.

Я не очень уверенно вышел из кабинета. Вздохнув, я подошел к своей помощнице. Несколько шагов — и я снова превратился в безжалостного продавца, которым меня научили быть. Поправляя узел галстука, я изо всех сил сдерживал кровожадную улыбку.

Сэм устроил свое шоу, а я оказался не в состоянии ему помешать. Так, в конце концов, что плохого в том, чтобы пожинать плоды всего этого безобразия?

Басы непрерывной лавиной обрушивались мне на голову, а из желудка волнами поднималась отрыжка шампанского. Одурев от этой жестокой перекрестной атаки, я из последних сил старался держаться на ногах в центре танцпола. Вокруг меня в ритме бита извивались десятки личностей неопределенной половой принадлежности, отупевших от усталости и экстази. Резкие вспышки стробоскопа разрывали темноту.

Я уже никого не узнавал. Я был один в этой толпе. Несмотря на усталость, я нуждался именно в этом. Раствориться среди людей, забыть о собственном существовании.

И главное, забыть ее.

Я оставил Лолу в объятиях блондинчика-журналиста, с которым она познакомилась на вернисаже. Она делала вид, что строгие жизненные принципы не позволяют ей уступить. Ведь от нее не ускользнуло, что он снял обручальное кольцо и сунул его в карман джинсов. На самом деле это ее не волновало. Идея моногамии была ей глубоко чужда.

С самого начала было понятно, что они отправятся в ее двухкомнатную квартирку в Маре. Получив от него необходимую порцию удовольствий, она отправит его к жене и детишкам. В душе Лола была вампиром. Как истинная представительница общества потребления, она, не задумываясь, выбрасывала любовников после использования.

Бертен тоже отирался в уголке, подыскивая себе добычу на эту ночь. Он, понятное дело, предпочитал женатым журналистам молоденьких девчонок с пирсингом и татуировками, желательно совершеннолетних, но, на худой конец, от последнего условия он мог и отступить. Свежей плоти в клубе хватало. Сэму тоже не придется возвращаться к себе в одиночестве.

Несмотря на мои колебания, он сумел убедить меня пойти отпраздновать успех его выставки. Вернисаж закончился к часу ночи. Я продал двенадцать его работ на общую сумму тридцать семь тысяч евро. Один только бывший министр потратил больше восьми тысяч, чтобы украсить свою квартиру скульптурами Сэма. Да, тут было что праздновать.

Впрочем, я не знал, что он приведет меня именно сюда. Я не знал, что Сэм бывает в этом клубе. Я подозревал, что выбор места — на совести Лолы. Еще один пункт в перечне ее коварных проделок.

«Инферно»... На протяжении двух лет я проводил здесь почти все свободные вечера. Я знал здесь всех, от бармена до хозяина. Вышибала называл меня по имени и, хлопая по спине, рассказывал пошлые анекдоты. Официантки несли мне мартини с джином, не дожидаясь заказа. Еще немного — и я мог бы заполучить именной унитаз в VIP-туалете.

Но с определенного времени я бежал от этого места, как от чумы. Я слишком боялся снова увидеть ее.

Толпа сгущалась. Дорогие рестораны, закрываясь, исторгали из себя толпы гуляк. Молоденькая девушка, не больше восемнадцати-девятнадцати лет, вцепилась мне в руку и одарила меня многообещающим взглядом. Она обхватила меня за талию и прижала к себе. Я принял игру, чтобы не причинять ей боли, и как-то неопределенно кивнул.

Она прокричала что-то, чего я не расслышал. Я пригнулся к ее лицу:

— Что?

— Я тебя уже видела! Ты был на фотографии с ней? Вы...

Именно этого я и не хотел слышать. Я отступил на шаг, ровно на столько, чтобы мне удалось сделать глубокий вдох. Между девушкой и мною втиснулся танцор с зелеными волосами. Людской прилив сразу же поглотил ее леопардовую мини-юбочку. Я снова остался один.

Я сразу узнал ее среди этих впавших в транс тел.

Впрочем, ничего особенного в этом не было. Ее узнал бы любой, в любой стране мира. Наталия Велит прославилась не только своим ростом — метр восемьдесят — и сказочной фигурой. Ей удалось обойти соперниц и заполучить несчетное число рекламных контрактов благодаря безупречной славянской красоте лица и, самое главное, пышной груди — пятый номер, подаренный самой природой.

Наталия была настоящей бомбой. В течение двух лет она была моей бомбой.

И вот уже месяц, как она ею не была. Я не виделся с ней со дня нашего разрыва. И вот в первый раз она оказалась здесь, в пределах досягаемости. Я ждал этого момента четыре бесконечные недели, двадцать восемь самых ужасных дней в моей жизни. А теперь я увидел ее, и меня словно парализовало. Я не мог броситься к ней и крикнуть, что я нуждаюсь в понимании. Ноги словно приросли к полу. Вдруг я почувствовал себя очень плохо.