Уильям Мейкпис Теккерей

О наших ежегодниках

Перед нами стопка книжечек с золотым обрезом; в эту пору года они обычно выходят в свет. Вот "Приношения дружбы" в тисненом переплете и "Незабудка" - в сафьяновом; "Ландшафт Дженнингса" - в темно-зеленом и "Христианский кипсек" - в гороховом; "Жемчужины красоты" облачены в тускло-зеленый коленкор, а "Цветы очарования" - в ярко-красную шерсть. Имеется здесь и "Альбом для юношества" для примерных мальчиков и девочек; и, наконец, что самое главное, "Книга жемчужин", в которой помещено целых сорок три красивых иллюстрации и которую вы можете приобрести всего-навсего за полторы гинеи.

Так вот, за исключением последней книги, где отлично представлена современная поэзия, а иллюстрации, хотя и несколько мелковаты, сделаны в большинстве случаев с хороших картин и эскизов, и "Ежегодного Ландшафта Дженнингса" {"Ежегодный Ландшафт Дженнингса" за 1838 г., Испания и Марокко. Соч. Томаса Роско. Гравюры с рисунков Дэвида Робертса. Лондон, 1838. Изд. Дженнингса.}, украшенного восхитительными рисунками мистера Робертса, все остальные книги поразительно убоги, - если судить о них с точки зрения искусства. Скверно выполненные гравюры и еще худшие картины только поощряют дурной вкус нашей публики, а что касается литературных притязаний, они остались в точности такими, как и в предыдущие годы. С тех пор как ежегодники вошли в моду, их появилось, если мы не ошибаемся, примерно полторы сотни томов, и среди всех наших изданий, выходящих сериями, едва ли сыщется хоть одно, которое отличалось бы столь удручающей бездарностью, таким обилием негодных виршей, столь многократными свидетельствами скудоумия. Впрочем, коль скоро наша злоязычная критика уже отделала их по первое число, мы с вами будем говорить сейчас преимущественно об одних иллюстрациях.

Издатели ежегодников считают главной своей заслугой то, что, постоянно демонстрируя произведения живописи, они тем самым поощряют и искусство и художников. Изящный переплет, хорошие гравюры и стихотворные комментарии за каждую строку поэту платят примерно шиллинг - должны подчеркивать прелести картины и привлекать внимание к художнику. А между тем бедняга живописец, в сущности, просто раб издателя: чтобы прокормить себя, он обязан что есть мочи потрафлять вкусам публики, не смея следовать велению своего таланта. Вследствие этого его искусство мало чем отличается от проституции; а те образчики живописи, с коими мы знакомимся в таких книгах, как "Наряд красоты", "Книга красоты", "Картины Финдена" и другие, - самая настоящая проституция.

Нам едва ли необходимо разбирать каждый альбом и каждый рисунок, - все они сделаны на один манер и ничем не отличаются от разных "Книг красоты", "Цветов очарования" и т. п., которые вышли в свет в прошлом году. Большая бледная гравюра - кажется, это называется гравюра пунктиром, - на которой мы видим дурно нарисованную девицу с непомерным декольте и громадными глазами... порою две слезинки скатываются по щекам. Девица ласкает борзую, или орошает слезами цветочный горшок, или вручает письмо кривоногому, кудрявому пажу. Один из углов гравюры заполнен необъятным шлейфом из белого атласа, а в остальных расположены: урна, каменная ограда, фонтан, цветочный куст. На такой картине может стоять подпись Шарпа, или же Пэрриса, Корбу, Корбо, Дженкинса, или Брауна, а называется она "Жемчужина", "Ля Долороза", "Ля Бьондина", "Залог любви", "Покинутая фяорентийка", "Водяная лилия" или что-нибудь в том же роде. - На соседней странице стихотворение, написанное мисс Лэндон, мисс Митфорд или миледи Блессингтон, о печальной участи дикой розы (слезы, грезы), что склонилась (надломилась, забылась) над ручьем, где прежде (в сладостной надежде) ты склонялась (упивалась, лобызалась) с ним вдвоем; о, измена (тлена, плена), ты пронзала (злее жала, острее кинжала), и несчастна (безучастна) сиротина, манит (тянет) хладная пучина (о, судьбина, о, кручина, Ля Бьондина) - какова живопись, такова и поэзия: жеманный рисуночек сопровождается жеманным стихотвореньицем.

Любопытно было бы узнать, какое божество дарует вдохновение прекрасным поэтессам, и что представляет собой их кастальский источник (ведь стоит только им отвернуть кран, и они тут же могут нацедить ровно столько стихотворных строчек, сколько требуется); и, наконец, хотелось бы нам выяснить, кто делает заказы художникам. Нельзя же предположить, чтобы мисс Лэндон, писательница талантливая, или мисс Митфорд, дама, отличающаяся изысканным складом ума и вкусом, по своей воле стали сочинять слезливые стишки к дурацким и не вполне пристойным рисункам. Или что Дженкинсу, Пэррису, Мэдоусу и Кo до сих пор не осточертела столь низкопробная работа. Каких только локонов, ресниц, обнаженных плеч и гибких станов не извлек уже из своих закромов мистер Пэррис; а мистер Мэдоус - прекрасный жанровый художник, очень остро чувствующий смешное, - так что же побудило их заняться этим неблагодарным трудом? Без устали изображать прелестных дам в соблазнительных позах и разных стадиях дезабилье, дабы разбередить сердца незрелых девиц и заставить истекать слюной распутных старцев. Сколь благородное занятие для поэта! Какая тонкая задача для художника! "Ну, что за прелесть! " - вздыхает девица, завистливым взглядом впиваясь в какую-нибудь сладострастную Инес или влюбленную Гайдэ. "Какие формы!" - в один голос говорят и старый холостяк, увешавший подобными картинами все стены своей спальни, и франтоватый молодой приказчик, которому по карману оказались всего две-три, но зато из наиболее раздетых; и первый предается мечтам о хористках и швейках-француженках, а второй о той "роскошной женщине", которую он видел в последний пьесе мистера Йейтса в "Адельфи".

Издатели и сами не отрицают, что их товар омерзительно безвкусен, однако думают, что ничего другого покупать у них не станут, а покупателей ведь надо ублаготворять. Художник, очевидно, тоже признает, что унижает свой талант (не для того же, чтобы развлекать дряхлеющих распутников, наделил его господь этим благородным даром), но, что поделаешь, жить-то нужно. То же самое могла бы сказать в свое оправдание и миссис Коул.