- Как зачем? - я искренне удивился.- Вы хотите знать смысл работы? Попробуйте пофантазировать сами: ритм мозга - ритм часов... Вам это что-нибудь говорит? И уж если у этой жалкой мышки...

Я показал рукой в сторону металлической пластины, где находилась Рената, и осекся... На широком черном чугунном листе лежало крошечное белое тельце моей любимицы. Я с криком бросился к ней. В чем дело? Какая ужасная нелепость!

- Маус, маус, ком хераус! - вдруг пропел Никифоров и тихонько, боком-боком вышел из комнаты.

Я рассеянно посмотрел ему вслед. Он медленно шел по коридору и вдруг, как бы сорвавшись с места, побежал к выходу.

- Господин Никифоров! Иван! Иван!

- Маус, маус, ком хераус!-донеслось до меня...

3. И ОТ БАБУШКИ УШЕЛ И ОТ ДЕДУШКИ УШЕЛ...

(рассказывает И. М. Никифоров)

Профессор ехал в своей машине почти рядом со мной, изредка открывал дверцу, жестом приглашая сесть в автомобиль. Без шапки и пальто я бежал по улице. Дул холодный ветер, раздувал полы моего старенького пиджака. Я так и не успел купить себе новый костюм. Куда я бежал?

А черт его знает. Куда-то бежал и все. На ходу сунул руки в карманы. Попалась пачка денег.

Я вытащил ее из кармана и швырнул в сторону профессорской машины. Машина сразу остановилась, и Шиндхельм бросился вдогонку за этими цветными бумажками. Не знаю, собрал он их все или нет, но через несколько минут машина снова догналаменя. Я показал профессору кукиш. Он не понял: - Что вы?

- Накося, выкуси! - крикнул я по-русски.

- Господин Никифоров! Иван! Вернитесь!

Я не отвечал. "Опель" обогнал меня и остановился чуть впереди. Профессор пулей вылетел из машины. Он открыл дверцу и без лишних слов втолкнул меня в автомобиль. Я упал на сиденье и несколько минут лежал, тяжело дыша. С непривычки. Давно я уже так не бегал! Потом сообразил, что он меня может сейчас отвезти в свою лабораторию, положить на чугунную плиту, опутать проводами, а потом со злорадством ожидать, когда на экране большого прибора зеленая линия замрет и выпрямится...

- Ах ты, гад!-прошипел я и на ходу выскочил из машины...

...Очнулся я уже в лечебнице. Маленькая белая палата. Одна кровать. Полузанавешенные окна.

Этакое кругом чистоплюйство. Дорогая, видно, лечебница. Как я их надул! Пусть лечат. Пусть! А платить будет Пушкин.

Потом пришла сестра, сделала мне укол и снова укатилась. Я лежал, смотрел в потолок. Начал обдумывать план побега. Самое главное - это раздобыть одежду. А остальное приложится.

Одно я уже решил твердо - профессор меня больше не увидит. Я ему не белая мышь. "Маус, маус, ком хераус!" Видали? Как говорит поэт, "лучше уж от водки умереть...", и все такое.

Через несколько минут после ухода сестры появился профессор.

Видно, она ему сказала, что я очнулся. Профессор сел на стул около койки, взял мою руку, пощупал пульс, потрогал голову, посмотрел на доску, где записывалась моя температура. Потом спросил.

- Ну, как чувствуете себя, Иван?

Я молчал, с неприязнью разглядывая его.

- Теперь уже все в порядке,- продолжал он.- А было очень плохо. Воспаление легких. Фрау Гросс просидела около вас два дня. И еще двое суток дежурила вот эта милая девушка.

Он показал на заглянувшую в комнату молодую сестру. Она улыбалась. Я мельком взглянул на профессора. Он тоже улыбался.

Прямо цвел. Блестел, как медный пятак.

- Знаете, Иван, почему погибла Рената? - спросил он.

- Не знаю никакой Ренаты и знать не хочу.

Он рассмеялся.

- Рената - это белая мышь, которая погибла во время опыта. Так вы знаете, почему она погибла?

- И знать не хочу,- повторил я упрямо.

- Я виноват в этом. Какая глупая случайность. Я забыл выключить ток, и экранирующая сетка над металлической плитой оказалась под напряжением.

Час ст часу не легче!-подумалось мне.- Одно дело - умереть во имя науки, черт возьми! И совсем другой коленкор, если тебя шлепнет током, как какого-нибудь бандита на электрическом стуле. И все по милости этакого рассеянного болвана. А теперь он счастливо смеется. Потом, когда мои останки выкинут на помойку, он через несколько дней счастливо заржет: "Эврика! Нашел! Этот тип умер от того, что я забыл вынуть из его черепа нержавеющий скальпель! Какая рассеянность! Надо быть в следующий раз внимательнее. Так-то!"

- Нет, вы подумайте, Иван! Какая глупая случайность! - снова донеслось до меня.

Я отвернулся к стене. Профессор еще раз что-то говорил, но я вдруг уснул. Проснулся почти через сутки. В палате было очень светло. Светило солнце, небо было голубое - явление не частое в ноябре. Стало как-то хорошо, спокойно. Даже профессор с его мозговыми извилинами перестал меня волновать, и все такое. А он, профессор, тут как тут.

- Ну, как дела, Иван? Вы, кажется, поправляетесь. Температура почти нормальная. Но полежать еще придется. Все-таки воспаление легких- не шутка, да и ударились вы сильно, ведь машина шла быстро. Нужно полежать. А потом начнем опыты.

Я опять представил себя в новом костюме, белоснежной рубашке, с сигарой, хорошей сигарой, за рулем машины, хотя бы "Опеля", как у профессора. И промолчал. Да еще начал себя убеждать, что такие случайности, как с той белой мышью, бывают везде. Волков бояться - в лес не ходить! И все такое!

Вот вам пример, что делают деньги с человеком!

Только вчера я готов был раздавить этого мышиного профессора.

А сегодня... Сегодня опять сам лезу под нож. Опять продаюсь. Вот тебе и ушел. И от бабушки ушел и от дедушки ушел...

А лиса, то бишь господин профессор, меня - Ам! - и съела.

6. АЛЬФА-РИТМЫ... АЛЬФА-РИТМЫ...

(рассказывает, профессор Оттокар Шинджельм)

Опыты мы начали через семь дней после выздоровления Никифорова. Неделю я дал ему отдохнуть и немного привыкнуть к своему положению. Он осваивался с лабораторией, наблюдал за опытами с белыми мышами и шимпанзе. Опыты с животными проходили блестяще, и Иван в конце концов успокоился. Для большего эффекта я сам сел в кресло и показал Никифорову, как снимают электроэнцефалограмму. Альфаритм великолепно выделялся на линии записи всплесками одинаковой амплитуды и имел классическую частоту 10 герц.

Если говорить начистоту, то меня беспокоило одно обстоятельство: я знал, что рефлекс времени у человека и у животных различен. Итальянцы делали опыт с людьми и животными: поместили людей и петухов в абсолютно темную пещеру. Оказалось, что животные сохранили свой обычный жизненный ритм, а люди через неделю полностью потеряли чувство времени.