- Ничего, - улыбаюсь я ­– натянуто, как правило, мускулы моего лица отображают ложь.

- Фигня, - ухмыляется он. – Что я говорил тебе о твоем неумении лгать, Любовь моя?

 Я наклоняюсь и шепчу: - Что я тебе говорила о том, чтобы не называть меня «Любовь моя»? За этим столом сидят и другие люди.

Я чувствую его усмешку на моей коже, когда он наклоняется, его губы медленно скользят по моей шее вверх к моему уху, в которое он шепчет:

- Нет, здесь никого нет, они просто ушли. Здесь только ты и я. Скажи мне, почему ты не смогла ответить?

Он не должен говорить раскованно и хрипло, его дыхание опаляло мое ушко; это несправедливо. Он не должен так близко находиться, и этот мужской запах и обольщение. Мое сердце не должно предавать мозг, стуча так быстро  и достаточно громко, чтобы заглушить какой-либо звук хорошего рассуждения.

Я заставила себя отстраниться назад, удивленная тем, что стол на самом деле стал пуст.

- Я просто… ну, подумала, что мы сядем на поезд на станции Паддингтон в Бат, - отвечаю, как-то умудряясь сохранить нормальный тембр голоса.

 - Ты хочешь прокатиться на поезде? - спрашивает он с оттенком веселья.

 Я киваю. – Я никогда не ездила ни на одном… хотя, думаю, Метро не в счет.

- Конечно, - он берет меня за руку, переворачивает ее, чтобы мягко и нежно поцеловать нижнюю часть запястья, прежде чем взглянуть на меня сквозь свои густые темные ресницы. – Тогда будет поезд, лично для тебя.

Как сильно я хочу позволить своему сердцу трепетать свободно, забыть все, кроме хорошего, как раньше, когда мы делились с ним подобным, но не могу. Потому что я осознала сильный, горький, болезненный способ, чем выше я позволю Кингстону поднести меня, тем больнее будет падение.

А большие падения оставляют шрамы.

Поэтому я игнорирую свое сердце и беру себя в руки, полностью овладевая разговором.

- Ну, что ж, хорошо, что они ушли, теперь у меня есть шанс дать тебе дружеский совет. Потому что я забочусь о тебе, как друг.

Беспокойство возникает на его лице, как и разочарование; ухудшение настроения стало явным.

- И что же это может быть? - спрашивает он, его тон скептичен.

- Не то, чтобы это было моим делом, на самом деле, но все же нужно сказать. – Я вздыхаю, уже чувствуя себя немного язвительной, потому что знаю, что мои намерения не совсем чисты. – Но когда, и если, ты будешь снова с Джеки… будь осторожен.

Его глаза обращаются к моим, завладевая моим полным вниманием, и я вижу, как уголки его губ постепенно поднимаются, образовывая самодовольную усмешку.

 - Хотя я ценю предупреждение, потому что ты, конечно же, рассматриваешь меня, только как друга, но не переживай. Я никогда не был с Джеки, и никогда не буду. И прежде, чем ты закатишь свои глазки, я говорю тебе абсолютную правду.

 И он говорил. Насколько он всегда определяет мою ложь, настолько же я доверяю ему, как всегда. Осознание этого не должно делать меня такой счастливой, как сейчас, но уже слишком поздно. Я уже сражаюсь с проигранной битвой в виде маленькой улыбочки, дергающей уголки моих губ.

- Однако, мне интересно, - хихикает он, даже не пытаясь скрыть своего восхищения. – На фоне чего возникло это предупреждение?

- Ох, эм… ничего. Не важно, не так ли? Официант! – кричу я через комнату, прежде чем снова поднять свое меню и быстро зарыть лицо. – Забудь, что я говорила ранее.

 Кингстон не говоря ни слова, смотрит на меня, вес его непоколебимого взгляда тяжелый, когда я делаю свой заказ. В тот момент, когда официант уходит, меню больше не мой щит, я обнимаю себя.

- Теперь, как я уже сказал… что ты не договариваешь, Эхо? – спрашивает он с любопытством.

Черт, краснея, чувствую, как нагреваются шея и лицо. Без еды, на которой бы можно было сосредоточиться, у меня не остается другого выхода, кроме как сдерживать смущение, глядя на него. И, в конце концов, я подняла эту тему.

- Предположим, я случайно кое-что заметила прошлой ночью, эм… скажем так, что заставило задуматься, что ты был с ней или планировал быть, снова… - я делаю глубокий вздох и набираюсь смелости. – Ты не единственный, и должен быть осторожным с ней.

- Ах, моя прекрасная, краснеющая Эхо. – Он посмеивается, затем наклоняется, понижая голос до соблазнительного тембра. – Ты видела ее трахающеюся с кем-то?

Я могу только кивнуть.

- И ты подсматривала?

 Моя голова снова кивает, я облизываю губы и поднимаю ее, пытаясь спасти ситуацию.

- Это все, что я тебе скажу, - отвечаю ему. – Я вообще не должна была ничего говорить; это не мое дело. Я словно сплетница, которой не хочу быть. Поэтому не спрашивай меня, кто это был.

- Мне все равно с кем она там трахалась. Но мне очень интересно узнать… - он поднимает пальцем мой подбородок. – Что это зрелище  заставило тебя ощутить, как твое тело отреагировало на это.

В его глазах стоит решительность, и также похоть, из-за которой я немного напрягаюсь в своем кресле.

- Разве это не заставило тебя задаться вопросом, как твое тело будет реагировать на это? Заставило – не так ли, Любовь моя?

- Нет! – обманывающее кричу, в знак протеста. Но он только ухмыляется шире, упиваясь своей уверенностью, что я не говорю правду.

- Ты лжешь, - подтверждает он, когда его язык скользит по нижней губе. – Последний вопрос, и я отстану… пока что.

Мое дыхание становится неровным и слишком шумным, немного догадываюсь и немного предвкушаю, каков будет его последний вопрос.

Он упирается своим лбом в мой и рычит.

- Когда ты представляла это – касания такого вида –  это доставило  тебе удовольствие, представляла ли ты меня, клеймящим каждый твой дюйм?

 Мы  закончили тем, что добрались до станции метро Паддингтон, поезд был намного лучше, чем пробка – более просторный и чистый. И вид сельской местности Англии был совершенно захватывающим.

Я так и не ответила на его последний вопрос за завтраком, вместо этого позволила ощутимой тишине задержаться дольше и дольше между нами, пока еда не появилась передо мной. Я погрузилась в нее с удовольствием, позаботившись о том, чтобы мой рот оставался забитым для разговора.

Однако это не имело значения. Он слышал каждое негласное слово, которое объясняет тайные, чувственные улыбочки, награждающие меня каждый раз. И теперь, когда я пытаюсь сосредоточиться на красоте Римских бань, одного из самых великолепных мест, где я когда-либо была и, возможно когда-нибудь еще буду, моя кожа по-прежнему покрывается мурашками, когда его взгляд проходит по мне.

- Я понимаю, что у тебя есть прошлое и он может быть и облажался, но, черт возьми, - Нат драматично машет на себя. – Как ты можешь это выдержать? Я сексуально возбуждена, а он на меня даже не смотрит!

Моя новоиспеченная подруга, конечно, разошлась не на шутку, и подозреваю это надолго. Но это здорово, потому что она мне очень нравится.

Но не ее громкость.

- Ты можешь немного понизить голос, Джезибель? – гримасничаю я.

- Прости, - она спадает с десятки на твердую шестерочку. – Это тебе за то, что рассказала Паттону, что он мне нравится.

- Ну, прости. У меня была цель, и она была в твоих интересах, - говорю с полной искренностью. – Клянусь.

- О, верю, - отвечает она, кладя свою руку на мою. – Ты прощена. Я все равно должна была вернуть тебе должок, думаю. А теперь, давай сделаем несколько снимков.

Она говорит мне, чтобы я позировала первой. Я сижу на краю гигантского, впечатляющего бассейна, улыбаясь, когда она нажимает, делая снимок на телефон.

Подлетаю, встречая ее на полпути, чтобы поменяться и захватить несколько похожих фото с ней.

- Хочешь, чтобы я сфоткал вас вместе?

Голос Кингстона пугает меня, но я не роняю телефон. И так как Натали с нетерпением кивает,  поворачиваюсь и вручаю ему его.

- Конечно, было бы здорово. Спасибо.

- Мне только в радость, - он улыбается. – И Эхо? После этого мне очень бы хотелось немного твоего внимания, хочу показать тебе кое-что особенное для меня.