Здравствуйте, товарищ Самойленков, начинает Выносов сочным, чуть дребезжащим баритоном. Павел Федорович признался мне, что не может совладать с вашей... м-мэ! недисциплинированностью, просил ему помочь. Я и ранее был наслышан о вашем... м-мэ! поведении, в последнее время имею неоднократные тому подтверждения, в том числе и это вот, он указывает полной рукой на акт, и эту вашу, если говорить прямо, попытку свести счеты с Павлом Федоровичем. А заодно и... м-мэ! поставить в затруднительное положение дирекцию. Я не намерен требовать от вас неуместных в данном случае объяснений и так ясно! (Уралов согласно кивнул). Но хотел бы искренне и доброжелательно да-да, вполне доброжелательно! предупредить вас, что это добром не кончится. Вы не в школе и не в вузе, где мы с вами.. м-мэ! панькались. Вы работаете в научном учреждении...

Ипполит Иларионович замолчал, неторопливо разминая папиросу, Уралов чиркает зажигалкой, ждет. Выносов прикуривает.

Благодарю... И ваша обязанность, товарищ Самойленков, ваши нормы поведения вполне... м-мэ! однозначны. В них входит как соблюдение дисциплины, выполнение заданий вышестоящих товарищей, так и согласование своих самостоятельных действий с ними, с непосредственным начальником, это не придирки, товарищ Самойленков, не индивидуальные... м-мэ! притеснения: это... Профессор разводит руками. А вы пока именно такой, как это ни... м-мэ! огорчительно для вас. Вот поработаете, проявив себя, приобретете положение, тогда сможете... м-мэ! претендовать на крупные самостоятельные действия. А пока рано.

Я слушаю и постепенно впадаю в отрешенность. Вводит меня в нее более всего это "м-мэ!", которое происходит оттого, что Ипполит Иларионович, подыскивает слово, сначала сжимая губы, а потом резко раскрывая их. В свое время мы в порядке добровольного студенческого исследования подсчитали, что за академчас у него выскакивает от девяноста до ста двадцати "м-мэ!", мне и сейчас кажется, будто я на лекции по ТОЭ. Выносов говорит голосом опытного лектора, для которого не может быть ничего непонятного. Все действительно ясно. "Я больше не могу с ним, Ипполит Иларионович, жалостно сказал Паша, густо на меня накапав, воздействуйте хоть вы!" "Хорошо, я поговорю". Вот и говорит, воздействует. Ставит меня на место. Кто знает, может, он в самом деле убежден, что выволочка пойдет мне на пользу.

...Пойдет, пойдет, больше жару! Существует такой "собачий переброс". Энергичней, Ларионыч!

Я понимаю, что ситуация в лаборатории несколько... м-мэ' шаткая вследствие происшедшего с автоматом ЭВМ. Дирекция изучает вопрос и в скором времени примет меры для... м-мэ! оздоровления обстановки.

Скорей бы, Ипполит Иларионович! вставляет Уралов.

Да. Но, товарищ Самойленков, Павел Федорович еще ваш начальник, и велика вероятность, что он им и останется. Так что мой добрый совет вам: не строить свои планы в расчете на то, что произойдут благоприятные для вас перемены. Возможны и иные... м-мэ! варианты. Те именно, в частности, в которых конфликт между начальником и подчиненным, если он дезорганизует работу, решается... м-мэ! не в пользу подчиненного. Вот я был прошлой осенью в Штатах, поворачивается он к Паше. Знакомился с организацией научных работ. Знаете, у американцев в фирмах очень демократичные отношения: все на "ты", зовут друг друга по имени: не сразу поймешь, кто старший, кто младший. Но вот подобных... м-мэ! проблем взаимоотношений у них просто нет. Не согласен, не нравится получай выходное пособие и ступай на все четыре стороны!

Поэтому и работают результативно, кивает Паша, не допускают анархии.

Вы хотите что-то сказать? обращается Выносов ко мне. "Мы же не в Штатах", хочу сказать я. Но молчу, слишком уж это банально. К отрешенности прибавляется отвращение. Душа просится на просторы бытия, прочь от мелкой однозначности.

Что ему сказать, нечего ему сказать. Ипполит Иларионович! Уралов смотрит на меня весело и беспощадно: вот теперь я тебя прижал! Я хочу добавить. Не только со мной он так, с ним никто работать не может. Даже лаборантка его, Кондратенко Маша, старательная такая, и та не выдержала, ушла. Так ведь было, Алексей... э-э... Евгеньевич?

Я молчу. В ушах неслышимый звон. Комната будто раздвигается туннелем в перспективу и там что-то совсем иное. Неужели полоса? Кажется, она долгожданная.

Видите: даже разговаривать не желает! явился где-то на периферии сознания Пал Федорович. Как прикажете с ним это... сотрудничать?

Выносов тоже уменьшающийся, расплывающийся, меняющийся в чертах смотрит неодобрительно, жуя губами.

Да. Трудно вам будет жить в науке с вашим... м-мэ! характером, товарищ Самойленков.

...Какой простор, какие дали! Я будто лечу. Облики сидящих в комнате, их одежды, контуры предметов расплываются в множественность, в туман. Поворот, заминка конкретизация. Ну-ка?..

Мебель с вычурными завитушками, темного цвета. Окно арочное, с портьерами. На стене портрет в тяжелой раме какого-то усатого, в лентах через плечо, шнурах, усеянных драгоценными камнями орденах.

Па-апрашу не возражать, когда вы со мной... м-мэ! разговариваете! гневно дребезжит начальственный голос. На каторгу упеку мерзавца!

Багровое лицо над столом с бакенбардами и подусниками, загнутым вниз носом; яростные глаза за круглыми очками; щеки свисают на шитый золотом воротник. Рядом плешивый блондин с выпученными голубыми глазами, в синем мундире с серебряными аксельбантами... Паша!

Я стою навытяжку. По правой стороне лица разливается жар от только что полученной затрещины...

Ой нет: не то. Дальше! Лечу по пятому, по туннелю из сходных контуров и красочного тумана.

Окно уменьшается до блеклого серого квадратика, темнеет и опускается потолок; стены тоже становятся темными, ребристыми какими-то... бревенчатыми? Из пазов торчит черный мох, пол из тесаных топором плах. Кислый запах.

И двое бородатых один крючконосый шатен, другой блондин со светлыми глазами в армяках и лаптях уже не через "м-мэ", а через простую "мать" и увесистые тумаки внушают мне, смерду Лехе, неизбежность уплаты подушной подати и недоимки за два года.