Может быть, именно это его разозлило:

Аманда пыталась ограничить его свободу. Она расписала его действия по минутам и ожидала, что он будет делать все, что она ни потребует. Совсем как ее отец, который свято верил, что тот, кто работает на его полях, не имеет никаких прав.

Он обернулся и посмотрел на маленькую фигурку Аманды, удалявшуюся все дальше.

Как отец, который пытается контролировать других, или Дрисколл, который был выкроен из того же материала. Эти двое хотят управлять всем миром и всеми людьми, населяющими его.

Хэнк выпрямился, словно что-то напугало его.

— Управлять миром, — прошептал он, — или хотя бы одной маленькой дочерью?

Он побежал за Амандой.

Когда Хэнк преградил путь, Аманда расправила плечи, словно набирая побольше воздуха, чтобы закричать.

— Аманда, — осторожно попросил он, кляня себя за то, что напугал девушку, — расскажи мне о расписании.

Он, похоже, больше не злился, но Аманда ему не доверяла.

— Тейлор каждый вечер составляет расписание для меня.

— И сколько это уже длится? — спросил Хэнк. Он не знал, зачем спрашивает, просто хотел проверить свою догадку.

— С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Тейлора тогда наняли в качестве моего учителя.

— В расписании, которое я видел, указывается каждая минута. Она нахмурилась:

— Конечно. Там же говорится, что я должна успеть сделать. А разве вы не расписываете, когда и что должны сделать?

Хэнк облегченно выдохнул вместо ответа.

— Ив расписании указывается, что ты должна надеть?

— Да.

— И что есть?

— Да.

— И когда можешь воспользоваться ванной?

Она отвела глаза и покраснела.

— Это сделано, чтобы упорядочить домашний распорядок.

Он остановился и внимательно посмотрел на нее, « разглядывая каждый завиток волос. Когда он впервые увидел Аманду, ему показалось, что у нее печальный взгляд, и теперь он знал причину печали. В четырнадцать лет она была бабочкой, готовой вылупиться из кокона, но отец нанял этого убийцу бабочек — старину Тейлора, чтобы запихнуть ее обратно в кокон. Там она и оставалась.

Ему захотелось обнять ее, прижать к себе, пообещать, что теперь все будет хорошо, но это бы не помогло, поскольку, по правде говоря, Аманда не знала, что что-то в ее жизни нуждается в исправлении.

— Аманда, — терпеливо сказал он таким тоном, каким обычно разговаривают с застенчивыми детьми. — С тобой обращаются как с пленницей. Подобно тому, как твой отец издевается над людьми, которые трудятся у него, Дрисколл издевается над тобой. Никто не живет по расписанию, любой человек имеет право на то, чтобы есть, когда хочется, идти в ванную, когда хочется. Дрисколл отнял у тебя свободу, свободу, гарантированную каждому конституцией. Поедем со мной, Аманда, я увезу тебя отсюда прямо сейчас. Я прослежу, чтобы ты никогда больше не жила по расписанию. — Он протянул ей руку.

Аманда так удивилась, что несколько мгновений не могла произнести ни слова. Она смотрела на Монтгомери, стоящего на залитой солнцем дороге с видом проповедника, пытающего отвратить грешников от их пороков, и гнев, который накапливался в ней с момента его приезда, выплеснулся, как лава во время извержения вулкана.

— Как вы смеете рассуждать так о моей жизни, — сказала она сквозь зубы. — Как вы смеете оскорблять моих отца и жениха! — Она шагнула вперед, глядя ему прямо в глаза, и гнев сделал ее как будто выше (или его — ниже). — Да что вы знаете обо мне? Вы приехали к нам как гость и только и делаете, что насмехаетесь над нами и смотрите на нас сверху вниз. Знайте, мне нравится, как я живу. Мне нравится четкий распорядок. Я люблю учиться, а больше всего я люблю отца и своего жениха. Что до вашей конституции, то я слышала, что человек имеет еще и право на выбор, и я сама выбрала, как мне жить. А сейчас, профессор Монтгомери, садитесь в свою быструю машину и уезжайте так быстро, как только сможете. Я пойду домой и первое, что сделаю, — прослежу, чтобы вам отослали ваши вещи.

Держа спину прямо, она обогнула его и пошла по дороге, демонстрируя каждым шагом, как она разъярена.

Хэнк в шоке остался на месте, чувствуя себя полным идиотом. С первого момента их встречи ему казалось, что их что-то объединяет. Его злило, что она этого не видит. Он ревновал ее к Тейлору и искал повод думать, что она на самом деле не любит его. Сейчас он чувствовал себя дураком, из-за того что смел надеяться, будто она может полюбить кого-нибудь еще. Он почувствовал, что краснеет, вспомнив, как пообещал спасти ее от буки Тейлора.

Хэнк стер со лба пот. После встречи с Амандой он стал сам не свой. Он вел себя как мальчишка, который сначала дарит подарки девочке, которая ему нравится, а потом дергает ее за косички. Восстановив в памяти последние несколько дней, он устыдился своего поведения. Он вспомнил, как бросал Аманду посреди улицы, делал язвительные замечания, а временами был откровенно груб. Он силой поцеловал ее, чего раньше ни с кем себе не позволял.

А что сделала Аманда, чтобы заслужить такое отношение? Она была сама собой. Она вела его в музей, а он смеялся. Она предлагала побеседовать о чем-нибудь, что могло его заинтересовать, а он с высокомерием отвергал это. Она пригласила его присоединиться к тихому поэтическому вечеру, а он шокировал ее чтением неприличных стихов.

Он никогда не чувствовал себя так отвратительно.

Он пошел по дороге вслед за Амандой, и снова напугал девушку, возникнув неожиданно прямо перед ней.

— Мисс Колден, — сказал он, прежде чем она успела заговорить, — я не нахожу слов, чтобы выразить свое раскаяние. Вы правы во всем, что сказали, от первого до последнего слова. Я вел себя отвратительно. Я не надеюсь, что вы простите меня, но чтобы исправить положение, немедленно покину ваш дом. Но сначала, может, вы позволите отвезти вас на ранчо?

Гнев Аманды уже немного остыл. Она с ужасом представила, как разозлится Тейлор, когда она скажет ему, что профессор Монтгомери уезжает.

— Это мне следует извиниться, — возразила она, зная, что лжет, но также зная, что от этой лжи зависит ее брак с Тейлором. — Мое поведение тоже было непростительным. Я прошу вас не уезжать. Пожалуйста.

"Пожалуйста», — подумал он. Она печально смотрит на него огромными глазищами и говорит «пожалуйста». Он знал, что должен уехать. Он знал, что она — не для него. Она противопоказана ему, как пирог толстяку, как спиртное пьянице. Но он знал, что не может расстаться с ней. Он останется и научит ее жить самостоятельно. У него есть обязанности перед профсоюзом, и он выполнит их.

— Хорошо, я остаюсь, — произнес наконец он. — Садитесь в тени, под деревом. Придется подождать, пока я заменю колесо. А потом я отвезу вас на лекцию и обещаю не ехать слишком быстро.

Она пробормотала слова благодарности и пошла в тень. Она была права, когда спорила с ним. Но его слова заставили ее задуматься. Неужели у других людей нет распорядка дня? Неужели другие едят когда и что захочется?

Она постаралась прогнать эти мысли из головы. В конце концов, она сама выбрала подчинение Тейлору.

Хэнк направлялся в сторону Террилла со скоростью десять миль в час. Этот город превосходил Кингман по размерам раза в три и был более современным — со множеством магазинов и мест, где можно развлечься. Люди на улицах следовали в одежде моде, а некоторые женщины даже пользовались косметикой.

Если бы Хэнк не был таким мрачным, он бы заметил, с каким интересом провожают его желтую машину женские взгляды. Он резко затормозил у здания Масонского Общества, где читалась лекция Аманды, вышел из машины и открыл перед девушкой дверцу.

— В котором часу это закончится? — угрюмо спросил он.

— В час. А вы разве не идете?

— Боюсь, евгеника меня не интересует.

— Библиотека находится…

— Я заметил неподалеку местечко, где показывают кинокартины. Схожу туда.

Глаза Аманды раскрылись от удивления.