- Откуда они могли взяться?- спросил я. Без всякого интереса. Бармен кивнул, соглашаясь с вопросом.

- Вон, изучай прессу, - он наступил туфлей на бумажный ком и сладострастно хрустнул. - Сам я полагаю, что это мутация. В нашей-то помойной яме... Ты читал в детстве фантастику или только студенток со мной давил?

Я перестал его слушать. Мне уже давно было тоскливо. О деле разговор не получился, и сейчас мы, очевидно, приступим к подсчету семи чудес света. Осторожная сволочь! Торчу тут с ним, трачу время. Хотя, все равно делать нечего... Я предположил:

- Если они мутанты, то должны быть уродами, да? Монстрами? Но тогда бы их всех быстренько повыловили.

Друг детства обрадовался. Давно ему не попадался такой благодарный, такой восхитительно девственный в смысле начального образования слушатель. Он сказал монолог. Было длинно, я почувствовал, что вот-вот засну или вот-вот взорвусь, и тогда я оттолкнулся руками от стойки, побрел прочь, усмиряя раздражение, уговаривая себя не ломать стулья, а он продолжал бубнить мне вслед:

- ...Уродство и красота, дорогой Александр, категории слишком относительные. И то, и другое - всего лишь отклонение от общепринятой нормы, поэтому все здесь зависит от выбранной обществом точки отсчета. Например, некий античный красавец, попав в страну, где уродство является эталоном внешности, будет признан несомненным, классическим уродом. Так что не обольщайся, если дама называет тебя красавчиком...

Болтун! Убил настроение, гад, десяти минут ему хватило... Я вдруг обнаружил, что часики мои встали. И чуть было не повернул обратно к бару спросить точное время, но тут же одумался. Зачем пугать человека глупыми вопросами?

За столиком в одной из ниш сидел Тихоня. Он был не один: девка в купальнике обнимала его с дешевым рвением. Или он ее, не разберешь. Во всяком случае глаза у него были прикрыты, а руки находились отнюдь не на столе.

- Тихоня! - позвал я его. - Часы есть? Сколько натикало?

Он открыл глаза, зло блеснув зрачками. Но не сказал ничего грубого молча освободил левую руку и выставил напоказ светящийся циферблат.

- Спасибо, - поблагодарил я. Затем, не удержавшись, громко съязвил. Поздравляю, вы прекрасная пара.

Он странно на меня посмотрел, и я решил ему больше не мешать. Не люблю резких движений, особенно по вечерам. Я счел более разумным неторопливо отойти и спуститься в подвалы для проверенных клиентов.

Комната была затемнена, интимно моргал экран в стене. Демонстрировался художественный фильм. Народу было немного, несколько парочек на устланном матами полу. Я некоторое время посидел, потом меня замутило от неумеренной дозы телесного цвета - как в кино, так и на матах, - и я отправился путешествовать дальше.

Дальше были танцы. Здесь свирепствовала музыка. Прерывистое дыхание могучими толчками било из многоваттных динамиков, развешанных по потолку, прессуя воздух при каждом басовом выдохе. Я оглох мгновенно. На подсвеченном балкончике колдовало с аппаратурой человекообразное существо - тоже старый знакомый. Привет, крикнул я - словно в воду. И, ощутив вдруг нестерпимое желание забыться, разбудить спящую в жилах молодость, вбежал в раздевалку, скинул одежду - как все, - впрыгнул в общий круг. Бесновались огни. Бесновались красно-зелено-синие фантомы, отдаленно напоминающие людей. Никакого телесного цвета! Было тесно и здорово, я заорал, не слыша ничего, тем более своего голоса, подпрыгнул, снова заорал. Музыку воспринимал не я, а мое тело, точнее, тело воспринимало ритм, а я... Взмах рукой, взмах ногой. Спина к спине, бедро к бедру. Руки жадно ловят мягкое, жаркое - вокруг так много жаркого и мягкого! Немыслимо извивается девчушка рядом, рот оскален, в глазах - сплошная рампа, из одежды - только бирка с фамилией на шее. Разве сюда пускают школьниц? Кто-то неподвижно стоит, держась руками за голову, кто-то натужно хрипит под ухом. А в центре - Я. Красно-зелено-синий Я... Потом огни куда-то летят, в голове черно, и вот уже вокруг Меня ноги, голые, одинаковые, слепые, они давят Мои растопыренные пальцы, спотыкаются о Мои ребра, и совершенно ясно, что надо встать, иначе ведь плохо, плохо, плохо... Подтянуть задние конечности под себя, приподняться на коленях, теперь, хватаясь за липкие тела... И снова в круг! Взмах рукой, взмах ногой, грудь к груди, живот к животу...

Внезапно все кончилось, и я сначала не понял, что произошло, а когда включился большой свет, сообразил - время перерыва. Массовка свалилась на пол - кто где стоял. Человек семь-восемь. Было душно, тошнотно пахло потом. Шаман-музыкант вытащил заранее приготовленный шприц со стимулятором, сделал себе инъекцию. Я с трудом выволокся на волю и побрел в душевую. Кабинка была занята, тогда, совсем одурев от жара, я рванул дверь, что-то там выдрав с мясом, и ввалился, не взирая на лица. Здесь отмокала молодая особа. Она отнеслась к моему визиту с пониманием: заулыбалась, подвинулась, ничего не сказала.

Тонизирующие струи сделали из меня мужчину. Не долго думая, я прижал соседку к перегородке и поцеловал в свод грудей. Она хихикнула и дала мне ласковую пощечину. Тогда я выключил воду. Она снова хихикнула, нетерпеливо подтягивая меня за талию, бормоча что-то ободряющее. Жаркий шепот обещал неплохое развлечение, вот только из ротика ее несло табаком. Я резко высвободился, вышел из душа и пошлепал босиком в раздевалку. Барышня соорудила вслед нечто боцманское.

Почему-то мне было погано. Странно. Так погано, что хотелось улечься прямо здесь, на кафельном полу, и плакать, плакать... Что случилось с моим настроением? И только одевшись, только отправившись обратно в столовый зал, я понял. Весь этот вечер отдыха - так удачно начавшийся! - меня преследовало нелепейшее чувство, будто за мной смотрят. Не следят, не шпионят, а именно смотрят. Внимательные голубые глаза. Будто бы даже те самые, из профессорского бумажника. Кусок бреда. Глаза надо мной, а я под ними маленький, голый, трогательный. Смех...

Проклятая, проклятая, проклятая горячая!

2.3 кассета из блока Двадцать шестой, служебные переговоры по делу Миссионер, гриф Совершенно секретно

- Эй, эй! Меня слышно? Кэп, ответьте тридцать пятому!